Час цветения папоротников - Гавура Виктор Васильевич "gavura"

В недвижимом воздухе комнаты повисло молчание. По порывистому дыханию Веры Сергей чувствовал, как это молчание душит ее за горло. Он слушал Веру равнодушно, ему не было ее жалко. Наверное, я эмоционально туп, если безучастен, когда мне рассказывают о подобных страстях, подумал он. Всему виною книжный ум и привычка к объективности, которая нашептывает: никому не дано испытать чужую боль, каждому суждена своя.

У многих людей прошлое пожирает настоящее. «Забудь о прошлом, иначе оно проглотит тебя», хотел он ей сказать, и… ‒ не сказал. Кто слушает полезные советы, без толку воздух трясти. Психологи утверждают, что большинство людей, на 90 % живет в прошлом и только на 7 % — в настоящем. И он стал прикидывать возможные варианты статистической флюктуации. Неожиданно ему подумалось, что Вера настолько неприкаянна, что он мимо воли стал опасаться, как бы ее неприкаянность не передалась ему, она бы его доконала.

— Ты когда-нибудь думал о смерти? — спросила она, и не дождалась ответа. — Да? — ей необходимо было подтверждение.

— Да, — коротко ответил он, будто точку поставил, не желая развивать эту тему.

Зачем воду варить, с раздражением подумал Сергей. Воду варить — вода будет. Человек умирает один раз, а мучается этим всю жизнь, забывая, что с рождения получил свой смертный приговор. Одни, тонут в девятибалльный шторм, «средь грозных волн и бурной тьмы» в глубинах разъяренного океана, другие — захлебываются в луже. Одни, погибают в бою, приняв в грудь смертельный свинец, другие — тихо загибаются в своей постели от укола грязной иглой. Итог один: двум смертям не бывать, а одной не миновать. Все остальное «суета и томление духа». Конечно, смерть придает значение и цену жизни, но ее надо принимать легко. Не зря древние славяне рассматривали смерть, как период бытия между небом и землей, и ничуть не сомневались, что там, в заоблачных далях, тоже существует жизнь. Жалкое утешение, выдуманное отчаявшимися, как успокоительные капли для слабонервных.

— И я думала. Когда меня изнасиловали, от меня ничего не осталось, тело продолжало есть, спать, переходить на светофор улицу, а душа умерла. Я думала о несправедливости жизни и хотела покончить с собой. А потом передумала, и решила жить. Эту страшную ношу мне нести до конца своих дней, но я буду жить ей наперекор. Я все одолею и найду свое счастье, — не надеясь, что Сергей ее слушает, тихо проговорила она.

Женщины много чего не понимают, особенно реальной угрозы насилия. А в ней много виктимного[3], жертвенного: во внешности, в характере, в поведении. Рассуждал Сергей, не вникая в суть того, что говорила Вера. Своей беззащитностью жертва сама провоцирует нападение. Не исключено, что это результат чересчур жесткого воспитания в семье. Постепенно у детей снижается самооценка, и подавляются механизмы естественной самозащиты. К тому же, ее лицо невинного ребенка, с припухшими, приоткрытыми губами, которые указывают на распущенность. Потом еще большие, удивленно распахнутые глаза. Именно такие глаза, по признанию многих преступников, заставляли их решиться на нападение. Округленные глаза действуют на насильника завораживающе. Это своего рода знак, что человек не окажет сопротивления, ибо подсознательно готов стать жертвой.

По данным статистики, жертвы насилия в последующем подвергаются насилию чаще, чем женщины, не пережившие эту малоприятную процедуру. Существует какая-то причинно-следственная связь между тем, что случилось однажды, и по всей видимости, повторится снова. Но синдром жертвы можно перебороть. Надо будет ей об этом позже сказать. Достаточно усвоить несколько простых правил. Прежде всего, нужно научиться себя любить и уважать. Окружающие уважают тебя ровно настолько, насколько ты сам уважаешь себя.

Надо демонстрировать самоуважение в осанке, в манере поведения, в одежде. Не должно быть сутулых плеч, затравленного взгляда и стоптанной обуви. Именно на эти признаки, прежде всего, обращают внимание те, кто хочет совершить физическую или психическую агрессию. И еще, надо научиться говорить: «нет». Причем, говорить «нет» твердо. А если ситуация того требует, то быть напористой, не пытаясь скрывать свое возмущение. Всегда лучше дать выход своим эмоциям. Все это так и все это правильно, но ему самому никогда не удавалось применить эти «простые» правила на практике.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мне надоело попусту растрачивать свою жизнь, — тихо говорила Вера, не зная, слушает ее Сергей или спит. — Работать месяц, чтобы получить зарплату, чтобы потом истратить ее всю до копейки на питание и оплату квартиры, и снова работать. Надоело жить от зарплаты до зарплаты, работать на унитаз. Я хочу чего-то другого, по-настоящему стоящего. Где-то между работой и домом я потеряла себя. Мне надо найти себя, но я не знаю как…

Сергей лежал и молчал, притворяясь спящим. «Надежда ‒ путеводная звезда глупцов», ‒ с раздражением думал он. Его всегда удивляли женщины, сетующие на злоключения своей жизни, никогда не задумываясь об их причинах. Бедная, пленная душа, где я найду слова, чтобы показать ей глубину ее заблуждений? «Вообще-то, жизнь только на 10 % состоит из того, что с нами происходит и на 90 % — из того, как мы сами к этому относимся», ‒ отмахнулся он, засыпая.

Под утро они почти одновременно проснулись, и Вера прижалась к нему теплая ото сна.

— Как тебе спалось? — с нежной полусонной улыбкой спросила она.

Даже спросонья она была по-девичьи свежа. Да, она не была красивой, ее внешние данные были довольно средними, но она обладала внутренней красотой, великой красотой кроткого, всепрощающего сердца.

— Ничего… — неохотно ответил Сергей, громко вздохнув.

Он бы многое отдал за то, чтобы ее здесь не было, и не надо было бы вести этот пустой разговор. Из всех женщин, с которыми он был когда-то близок, она была ему самой чужой. Чужой и ненужной.

— А мне снился ты, — доверчиво прижалась к его плечу Вера. — Мне было так хорошо. Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

Она надеялась, что ничего теперь не будет так, как было прежде, что все теперь пойдет по-другому. Робкая улыбка не сходила с ее лица, и глаза смотрели радостно и открыто. Ее щеки румянились утренней зарей, а белая, почти прозрачная кожа с лазоревыми разветвлениями вен казалась почти прозрачной, она выдавала, как тонка оболочка, что защищает ее от бушующего мира.

Эта неудача не оттолкнула, а напротив, сблизила их. Сергей время от времени встречался с Верой, и у него даже стало получаться, через раз… Но не было в его отношении к Вере чего-то такого, что должно было бы быть. Ему так и не удалось открыть перед ней просторы своей души. Между ним так и не появилась та ясность и простота дружбы, то доверие, что есть главным залогом любви.

А Вера, непритязательная в своей любви, считала, что у них все в порядке. Сергей стал для нее единственной звездой на ее нешироком небосводе. Такие как Вера, полюбив, всецело отдаются своему чувству, не подчиняясь ни рассудку, ни влиянию житейских обстоятельств, тем более, не принимая во внимание недостатки любимого человека. Терпение любящей женщины к любимому способно простираться, от полного всепрощения, до беспредельности.

Кроткая преданная душа, к ней никто не относился так, как он, с ним она научилась себя уважать. С ним она изведала упоительные минуты потрясающего наслаждения, впервые ощутив себя женщиной. Одно легкое прикосновение его руки вызывало в ней необычайное волнение. Когда он ее ласкал, она вся загоралась и трепетала пламенем на ветру, и боялась, и боролась с собой, чтобы не закричать: «Еще!..» В ее хрупком теле жили несметные сокровища, они переполняли ее, ей не хватало воздуха и она задыхалась! Но, как?.. Как их ему отдать? И, нужны ли они ему? Когда она, все еще трепеща от счастья и блаженства, пыталась удержать в объятиях самого родного человека, который доставил ей такое наслаждение, он вырывался из ее рук, уклоняясь от нежных поцелуев, которые становились для него физически невыносимыми.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})