Деньги - Мартин Эмис

— Все в порядке, сэр?

— Просто замечательно, — ответил я. — Вот, держите.

— Спасибо, сэр, но этого не нужно.

— Да ну, бросьте. Всего-то пятерка.

— Сэр, здесь чаевые не приняты.

— Кому какое дело, никто же не смотрит. Не хочешь?.. Ну и пошел ты!..

Что ж, это поставило его на место. Ослабив галстук и выгибая шею, я вкатился в Зал Плутона, пыхтя как паровоз. Ну и жарища там была, я вам скажу, ну и темень. Вдоль стойки, дальний конец которой исчезал в дыму, парами распределились бабы и мужики — каждый согнут под своим углом, каждый изображает внимание. Споткнувшись о ближайший табурет, я въехал мордой в колонну, но продолжал движение, пока не заметил у самого конца стойки моего друга Филдинга. В белом смокинге, он шептал что-то на ухо невероятно шикарной дамочке. На ней было глубоко декольтированное платье серого шелка с муаром, которое рябило, словно телеэкран. Выбеленные на солнце тяжелые локоны обрамляли загорелую шею с трогательной межключичной ямкой. Пока Филдинг не успел перехватить меня, я подрулил прямо к дамочке и легонько чмокнул в шею.

— Лесбия, мое почтение, — сказал я. — Как делишки?

— Джон Сам! — отозвалась Лесбия Беузолейль, умело справившись с удивлением. — Рада вас видеть.

— Здорово, старина, — произнес Филдинг. — Я смотрю, Проныра, ты времени даром не терял. Так, пока не забыл, держи презент.

Он вручил мне конверт. В конверте был авиабилет на рейс Нью-Йорк — Лондон, первым классом.

— Отправление в девять, — сказал Филдинг, — но ты не опоздаешь, я это гарантирую. Ну что, по-моему, тебе явно не мешает выпить.

Ребятишки сосали шампанское, и вскоре я заорал, чтобы принесли еще одну бутылку. Пенная струя ударила куда угодно, только не в бокалы, и я заорал, чтобы принесли еще. Лесбия оказалась хохотуньей — а вертихвостку такую еще поискать надо; видели бы вы, как она помогала мне вытирать ее платье салфеткой или как игриво доставала кубики льда, которые я то и дело ронял ей за вырез. Малейший жест ее красочно резонировал со всей порнографией, что была еще так свежа в моей памяти. Жар, деньги, секс, горячка — дорвался наконец, Нью-Йорк же, первый класс, самый что ни на есть первый. Меня охватил совершенно щенячий восторг, потом принесли еще шампанского, в носу щекотали пузырьки, помню другое помещение и жуткую суматоху, и кто-то развернул меня за плечо, стало мокро, и я увидел, как Филдинг говорит...

Таксомотор подскакивал на нью-йоркских ухабах, желтая конура на колесах, бешеный пес едет домой. Высунув коричневый локоть в окошко, водила газовал на желтый и отчаянно срезал углы. Сиди тихо, сиди тихо. Я не сводил глаз с его коричневого локтя, поросшего черным агрессивным волосом. Я не сводил глаз с незнакомой местности, городской и пригородной, проносившейся за стеклом. Наконец перед лицом замелькали плоские указатели и белые огни аэропорта,

— Рейс какой? — спросил водитель, и я ответил ему, какой рейс.

Я врал. Судя по всему — по часам, а также по корешкам билетов, — оба моих рейса уже улетели. Но в аэропорту, в этом разросшемся сверх всякой меры птичнике, меня ожидал сюрприз за сюрпризом. Отправление девятичасового рейса задержали, какой-то шутник очень вовремя позвонил насчет бомбы. Только-только начали опять загружать багаж, и мне пообещали, что самолет взлетит не позже одиннадцати. Я направился к регистрационной стойке для первого класса. Там хоть можно было рассчитывать на какое-то уважение.

— Сколько багажных мест? — поинтересовалась девица за стойкой.

— Всего одно, — ответил я и с широким жестом развернулся. — Идиот чертов!

— Простите? — переспросила девица.

— Ни одного багажного места, — произнес я и улыбнулся (лучше бы я этого не делал). — Лечу налегке...

Я позвонил Феликсу в «Эшбери». Он пообещал присмотреть за моим барахлом. Я же еще вернусь... Плавясь под жарким светом, как в кресле у зубного, я избороздил весь павильон в поисках бара — мне взбрело в голову отметить избавление от Нью-Йорка. Вдоль и поперек избороздил.

— В десять — и закрыты?! — услышал я собственный вопль. — Парень, ты в «Джей-Эф-Кей» или где? Совсем уже!..

К этому моменту я стискивал в кулаках его темно-синие саржевые лацканы. Парнишка отпер прилавок «дьюти-фри» и продал мне пинту. Я упал на скамейку неподалеку от выхода и принялся отхлебывать из горла. Объявили посадку, первыми приглашали первый класс. Я поднялся и вошел в туннель.

И продолжал буравить ночь, а ночь перемещалась в противоположную сторону, с чудовищной скоростью огибая наш маленький шарик. В гордом одиночестве я пил шампанское на широком красном троне, со вкусом отгороженный от кашля и храпа, вопля и визга, родовых схваток экономического и бизнес-класса. Жизнь определенно не задалась. Я решил, что пора погадать на меню. Нет, с молодостью надо завязывать. Что такое? Вы еще спрашиваете! Эта молодость хренова в гроб меня загонит, вот что такое. Я пообедал. Посмотрел фильм; на выбор было предложено несколько картин, и я ткнул «Пуки отправляется в путь». Ну и дерьмо; и старый Лорн — просто ни в какие ворота. Что же там произошло, с Филдингом и Лесбией? Стоп, не нужно об этом. Ни в коем случае не нужно. Еще чего не хватало, забивать голову всяким вздором. Пора бы уже подрасти. Давно пора.

* * *

Давайте же, Джон, расскажите, что вы теперь чувствуете. Вы один из лучших в стране режиссеров-рекламщиков, вам только тридцать пять, вы запускаете первый свой художественный фильм и работаете с таким людьми, как Лорн Гайленд и Лесбия Беузолейль. Ну давайте, Джон, что вы теперь ощущаете?

Не ощущал я, собственно, почти ничего. Разве только что опять в Лондоне, свалился с луны в привычную смурь, не погода, а черт-те что. Ничего я не чувствовал — но отхлебнул пива, улыбнулся в микрофон и произнес:

— Ощущение, конечно, совершенно фантастическое. С первым фильмом, Билл, всегда нелегко, но у меня хорошее предчувствие. Тьфу-тьфу-тьфу, но все складывается удачно.

— Фантастическое — это еще, наверно, слабо сказано. Феерическое ощущение?

— Перспективы самые радужные.

Билл — лондонский стрингер «Бокс оффис», специализированного голливудского издания; оттого и торжествующий тон. Сомневаюсь, правда, чтобы сегодня утром Билл особенно торжествовал. Восхищение моим успехом давалось ему явно нелегко. Но за это ему и платят.

— Пожалуйста, если можно, немного подробнее. Сценарий вы сами пишете?

— Я? Шутите, что ли? То есть, идея, конечно, моя, но мы пригласили американскую сценаристку, Дорис Артур, — (Билл кивнул), — для развития сюжета. Первоначально действие должно было происходить в Лондоне. Но теперь это будет Нью-Йорк, так что мы решили придать немного местного колорита.

— А как вам перспектива работать с Лорном Гайлендом? Вдохновляет?

Издевается, подумал я, но ответил:

— Да, очень вдохновляет. Просто восхищает. Я надеюсь, Лорн поможет мне одолеть кое-какие трудности, с его-то опытом... Секунду, этого лучше записывать не надо. Давай так: Лорн — настоящий профессионал, чувствуется старая школа. Секунду. Этого, наверно, тоже не надо. Просто напиши, что он настоящий профессионал, и ладно.

— А с Лесбией Беузолейль?

— Лесбия берет именно тем, что она вовсе не обычная тупая блондинка. Да, внешность у нее просто ах, но Лесбия еще и настоящая умница и очень тонко все чувствует. Думаю, перед ней большое будущее.

— И последний вопрос. Деньги.

— Ну, как я уже говорил, Филдинг Гудни — настоящий финансовый гений. Для него этот фильм тоже первый, но он успел собаку съесть на... на финансах. До стадии дистрибуции мы планируем обойтись без участия крупных студий. Мы набрали достаточно средних инвесторов. Часть денег будет из Калифорнии, остальное — из Германии и Японии. Сами знаете, сейчас многие так делают.

— Это точно. А какой бюджет? Шесть?

— Двенадцать.

— Ничего себе. Везет же некоторым.

— Именно.

Слава Богу, Билл наконец отстал, и я вернулся к стойке со своей пустой кружкой. Полдвенадцатого утра, воскресенье, «Шекспир». Тлстый Винс и Толстый Пол — мастера на все руки и вышибалы, потомственные таланты с разницей в поколение — воздвигали, по-обезьяньи ссутулившись, штабель из ящиков с бухлом под шестиполосным зеркалом. Толстый Пол выпрямился и уставил на меня свое бесцветное обезвоженное лицо.

— Повторить? — спросил он.

— Угу, — отозвался я. — И еще скотч.

— Большой?

— Нет, двойного хватит.

Толстый Пол выставил напитки на стойку. Сложил руки на груди, наклонился ко мне и задумчиво покивал.

— Сегодня новая стриптизерша, — доверительно поделился он. — Вероника. М-м, так бы и скушал.

— Ладно, постараюсь не пропустить.

— А как Селина? Не даешь ей скучать?

— И не спрашивай.

Звякнули цепочки, и мы развернулись к запертой двери. За стеклом терпеливо маячила невысокая тень.