Никогда не было, но вот опять. Попал 3 (СИ) - Богачёв Константин

— Ну ты Паша и задачки задаёшь! Ладно, попробуем.

— Кстати, Карлуша, тебе фамилия Гурьев известна?

— Гурьев Артемий? — уточнил Граббе. — Племянник тюменского исправника? Знаю. Был он у нас этим летом, в деревню какую-то ездил. Стоп. А ведь ездил он в Сосновку. — вспомнил Граббе и уставился на приятеля.

— Не соврал значит Ляксей. — пробормотал Жернаков.

— Ты это о чём Паша?

Пришлось Жернакову рассказывать и о Хренове, и о внуке деда Щербака, и даже о купеческой вдове Зотовой. Под конец рассказа он спросил приятеля:

— Что это за село такое Сосновка? То там куча народа в огне гибнет, то туда за какой-то надобностью племянник тюменского исправника направляется, а то итальянцы за чем-то туда ездили по весне.

— Итальянцы? — непритворно удивился Граббе. — Докладывали мне об каких-то иностранцах, которые почти месяц навигации дожидались, но те вроде французы были, перепутали видимо. Говоришь, в Сосновку ездили. И зачем черти их туда потащили?

— Ты меня спрашиваешь! — засмеялся Жернаков. — Это ведь ты тут начальник. Ладно уж. Слушок такой на вашем базаре прошел, что купили иностранцы чего-то у местной знахарки, причем за большие деньги купили. Жаль, что времени у меня мало, то бы непременно наведался в эту вашу Сосновку.

— Не переживай. Расспрошу я про эту знахарку своих, наверняка кто-нибудь о ней знает. Ты когда назад в Томск собираешься?

— Оттягивать уже некуда, через два дня отплываем.

— Вот перед отъездом и зайди, если чего позже разузнаю, то письмо напишу.

Через два дня пароход «Быстрый», нещадно дымя трубой, бодро катился вниз по Оби. В хозяйской каюте за бутылочкой неплохого коньяка сидели трое и подводили итоги своей барнаульской эпопеи. За последние два дня удалось прояснить многие моменты. В частности выяснилось, что один из подозреваемых, Щербаков Софрон, не только золотоносный участок застолбил, но вложился в создание пароходной компании совместно с неким Роговским. Для пожилого крестьянина, старообрядца и кузнеца поступок неожиданный и не характерный. И скорее всего, прав Аркадий Захарович Кабанов — стоит за ним какая-то старообрядческая община, вполне приличные общинные деньги и кто-то из более молодых и образованных.

В связи с этим заинтересовали внуки деда Щербака, которых не брали во внимание из-за возраста. По словам того же Кабанова одному должно было исполниться лет семнадцать, а другому не более пятнадцати. Еще раз опрошенный городовой Игнат Горлов удивился узнав, что парню, который так ловко вывел на чистую воду Хренова, всего пятнадцать лет. Он сказал, что видел обоих внуков Щербакова. Один, мол, очень похож на своего деда, почти такой же здоровый, а второй хотя и ростом меньше, но кажется взрослее своего двоюродного брата. Мол, на вид он бы дал ему лет восемнадцать-девятнадцать. Одет как барчук и ведет себя уверенно. На студента похож по повадкам.

Кузнецов, разговаривавший с купеческой вдовой Зотовой, выяснил, что та тоже считает Алексея Забродина достаточно взрослым и образованным человеком.

— Зотова, оказывается, рисует неплохо. Так он у Зотовой три рисунка купил, а еще три и одну картину местному доктору впарил. Зотова на него, чуть не молится. — доложил Кузнецов.

— Что так?

— Там какая-то темная история. Муж её товар сопровождал в Тюмень и внезапно умер в дороге, товар исчез. Осталась вдова без денег с двумя детьми. Так этот парень её от нищеты спас. Кроме того подрядился её рисунками да картинами торговать.

— Неужто рисунки так хороши? — поинтересовался Жернаков.

— Да я их и не видел особо. Висели на стене какие-то, но я их не рассматривал, да и не понимаю я этом деле ничего. Правда, спросил для проформы как мне на них глянуть? Так она сказала, что Алексей отнёс папку с рисунками в ювелирную лавку, мол, там их можно посмотреть и купить.

— Так это её картинки висят в салоне у Гуревича? — заинтересованно спросил Морозов.

— Откуда ж я знаю? Может и её. Ты их видел?

— Видел. Душевные картинки. Только принес их Гуревичу вовсе не Алексей Забродин, а некий господин Бендер Остап Сулейманович. — сказал Морозов и победно глянул на начальника.

— Вот даже как! А чего ты раньше про это не говорил?

— Да как-то не придал значение.

— Выходит, внучок деда Щербака как-то с этим таинственным Бендером связан. Весьма интересно. — глядя на рюмку с коньяком задумчиво сказал Жернаков.

— Слушай, Паша! А не внуки ли Щербакова с этим Бендером Голубцова обнесли, да на Сыча натравили. — вдруг блеснуло озарение у Кузнецова.

— Это ты, Петруха, загнул. — усомнился Морозов. — Они же ещё пацаны, да и Бендер, по словам сестрицы и племянника ювелира, тоже довольно молод.

— Ну и что, что пацаны! Молодые, дерзкие, ничего не боятся, вот и подловили бедного Ефима со спущенными штанами. — не сдавался Петр.

— А как же Сивцов Парамон? — съехидничал Морозов.

— А что Парамон? Может и он причастен. Может этот Бендер его родственник.

— Ага, незаконный сын его любовницы. — засмеялся Морозов.

— А ты, Пахомий, зря смеёшься. — неожиданно сказал Жернаков. — Ты же сам говорил, что племянник Гуревича, подозревает Бендера в убийстиве Сомова.

— Так это он болтал по пьяни, а трезвый от всего открещивался. Но видно, что побаивается Илюша этого Бендара. — вынужден был Морозов признать некоторую обоснованность подозрений причастности к «весёлым» событиям в Барнауле незнакомца со странной фамилией.

— Вот-вот, а еще, сдается мне, что этот Бендер никакой не Бендер. — сказал Павел Кондратьевич, и вдруг добавил. — А чего мы сидим зря?

Он поднял свою рюмку и дождавшись, когда друзья тоже ухватят свои, чокнулся с ними и маленькими глотками выцедил коньяк.

— Хороший коньячок держит у себя в погребце Фрол Никитич. — закусывая, произнес он.

— А чего ему плохому быть, с его-то деньгами. Поди из самого Парижа выписывает. — произнес Кузнецов, вгрызаясь в куриный окорочёк. Прожевав, спросил:

— А почему ты Паша решил, что этот малый вовсе не Бендер?

— Сам посуди. Бендером его называют, только Гуревичи, сам ювелир да сестрица с племянником. Вы за эти дни половину Барнаула прошерстили, а такой фамилии не слышали. В полиции про такого тоже ничего не знают. Выходит он только Гуревичам так представился. И потом Бендер Остап Сулейманович, как-то издевательски звучит.

— А Дермидонт Хренов не издевательски звучит? — не преминул подпустить шпильку Морозов.

— В отличии от таинственного Бендера, тот в церковную метрическую книгу вписан.

— Не знаю как вы, а я на Сыча и его подельников грешу. Скорее всего они Хрунову такую свинью подложили. — сказал Морозов. — Жалко не удалось вызнать куда этот Гребень с дружками умотал.

— Если это Сыч Голубцова нагрел, то чего так по глупому-то подставился? Мог бы и получше приготовиться. — возразил приятелю Кузнецов.

— А он и приготовился. Только Устин Коноваленко все планы его поломал и самого придушил. — сказал Жернаков и добавил:

— Вполне возможно, что это Сыч со своими грабанул Ефима. Местные сыскари, с моей подсказки установили, что следом за Голубцовым в Барнаул из Томска приехал некий Харлампий Лычков. Случайно не знаете такого?

— Знаем и совсем не случайно. — усмехнулся Морозов. Лычков это «Драный». Он Парамону Сивцову помогал на прииске, пока Хрунов с Голубцовым этот прииск у Парамона не отобрали.

— А к Сычу этот Драный каким боком? — спросил Кузнецов.

— А вот тут самое интересное. Оказывается Лычков и Мокрецов, что вместе с Гребнем из города сбежал, из одной деревни родом и наверняка друг друга знают.

— Ну вот! А я что говорил! Навел Драный сычевских варнаков на Ефимку! — воскликнул Морозов. — Давай, Петруха, наливай еще по одной.

— А это совсем не факт. — возразил Павел Кондратьевич, наблюдая как Кузнецов разливает по рюмкам остатки коньяка.

— А что тогда факт? — уставился на него Морозов.

— Нет у нас ничего, чтобы однозначно установить, кто Голубцова обнёс. Одни только предположения.