Реквием машине времени - Василий Головачев

— Понимаешь, можно попытаться вытащить солдата из зоны на вертолете. Я когда-то пилотировал…

— А не убьемся?

— Обижаешь десантника…

— Тогда давай возьмем с собой кого-нибудь еще…

— Боюсь, трое в кабину не поместятся, да и время дорого.

Они посмотрели друг на друга. В глазах Таи сквозь сомнение проглядывали интерес и удивление.

— Я первая, — наконец прошептала она.

Глава 9

Костров влез на сиденье пилота, включил зажигание. Тая вдруг тронула его за локоть: через поляну к ним бежал Матвеев.

— Вы что?! — заорал он, подбегая. — Сами угробитесь и машину загубите! Слезайте, я вам говорю!

Костров резко открыл дверцу, высунулся по пояс, приблизил лицо к оторопевшему Матвееву и сказал бешено и тихо:

— Там парень погибает, отец! Ясно? Может быть, полетите вместо нее?

Иван указал на Таю.

Начальник смены подстанции отступил на шаг, оглянулся. Костров захлопнул дверцу.

Лопасти винтов нехотя сдвинулись с места, закрутились все быстрей и быстрей. Тугой поток пригнул траву, всколыхнул ветви деревьев, погнал рябь по лужам. Матвеев, пригибаясь, отбежал в сторону.

— Ну, Тайна, отступать поздно, — громко сказал Костров, перекрывая шум двигателя, и потянул штурвал на себя. Мелькнули и ушли вниз мокрые стволы сосен, поляна с палатками закружилась каруселью и скрылась из глаз.

Посветлело настолько, что лесная «шкура» стала отличима от неба, хотя видимость из-за дождя не превышала сотни метров. Вертолет, кренясь, летел к просеке в десятке метров от верхушек деревьев.

Кострову показалось, что стало трудней дышать, сердце заработало тяжело, с перебоями, на глаза набежали слезы… «Терпи! — приказал он себе, стискивая кулаки. — Поздно отступать! Да и не простишь ты себе этого никогда! Терпи, эксперт!»

Он мотнул головой, тяжелой, будто налитой ртутью. Говорить не мог, язык жег гортань, как раскаленный кусок железа. Заныл позвоночник, волна боли прошла по суставам…

— Ах, черт! — воскликнул Костров.

Вертолет подскочил вверх, как поплавок из воды. Стало чуть легче.

— Ниже не опуститься. Тайна! Придется возвращаться.

— Где мы? Я что-то потеряла ориентацию…

— Над проволокой, под нами пост оцепления, кто-то машет руками… Видишь?

Тая с трудом обнаружила провал в лесу и увидела троих волокущих что-то по траве. Четвертый махал руками: возвращайтесь!

— Левченко! — узнал Костров. — Молодец, майор, опередил нас. Они, кажется, вытащили парня без нашей помощи.

Вертолет поднялся выше, боль в голове отступила. Костров почувствовал блаженное облегчение, вздохнул всей грудью. И вспомнил свою речь о «контакте».

— Ну что, не боязно? — спросил он девушку. — Рискнем еще разок? Вдруг получится?

— Рискнем! — отчаянно кивнула Тая. — А как?

Костров засмеялся.

— Я и сам не знаю. Подлетим к их куполу и попробуем мысленно «предложить им дружбу».

Вертолет набрал полтораста метров высоты и медленно, словно крадучись, подобрался к заселенной пауками просеке.

Сквозь пелену дождя открылось странное зрелище: кипенно-белое облако в форме конуса придавило лес, возвышаясь над опорами линии электропередачи на добрый десяток метров. Диаметр облака достигал трех километров, края его постепенно редели, растворяясь в лесу, смешиваясь с кустами и деревьями. Над конусом всплывал пар, столбом поднимался струящийся от жары воздух. Было в этом зрелище что-то нереальное, чуждое восприятию; человек двадцатого века не встречал еще на Земле ничего подобного. Гармония паутинного конуса потрясала, притягивала и отвращала одновременно. Присутствовал в ней нечеловеческий, чужой и холодный элемент, чужой и холодный расчет. И мороз пошел по коже, когда Костров вспомнил, что творцы конуса — пауки.

— Начали? Думай о пауках, предлагай им, фигурально выражаясь, руку дружбы, а главное — пусть очистят доступ к ЛЭП! Держись!

Вертолет плавно пошел вниз.

Навалилась душная, жаркая тишина, снова боль толчками отозвалась в позвоночнике, в грудной клетке. Костров закрыл глаза и застыл, вцепившись руками в полукольцо штурвала.

Сквозь сомкнутые веки мелькнула бесшумная белая вспышка, потом еще и еще. Проговорила что-то Тая. И вдруг перед глазами Ивана появилось видение: бесконечный лес и белое поле паутины на нем. Оно растет, растет, поглощая лес, пока не останется ничего, кроме искрящегося паутинного покрывала…

— Нет! — крикнул Костров, а может, хотел крикнуть. Он представил себе, как у паутины встречаются человек и паук, но, кроме протянутой руки для дружественного «рукопожатия», выдумать ничего не смог.

В ответ в голове взорвалась бомба недоумения, словно по обнаженному нерву, управляющему приемом сигналов эмоционального состояния собеседника, ударили топором…

Обливаясь потом, Костров упрямо продолжал опускать машину к паутинному конусу, попытался представить рядом человеческий город и паутинный, расположил вблизи от них теплоэлектростанцию. Люди протянули от электростанции к паукам линию электропередачи, построили канал и пустили воду. Костров подождал, сосредоточиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям — грозный звон недоумения и угрозы слегка утих. Тогда Иван быстро «нарисовал» человека, входящего в паутину паучьего конуса, перечеркнул его, потом то же самое проделал с пауком, подползающим к городу…

Ничего не произошло…

Костров открыл глаза, посмотрел на Таю, и в следующее мгновение накатилась волна жуткой, холодной, нечеловеческой тоски и угрозы… Все померкло перед глазами…

«Не поняли! — подумал Костров, на мгновение теряя сознание и тут же выныривая из омута тьмы. — Не поняли! Назад!»

Но назад он не успел…

Ивашура, запыхавшись, выбежал на поляну и быстро оглядел оставшихся.

— Кто полетел?!

— Костров, — тихо ответил Гаспарян.

— Один?

— С журналисткой… Я не успел на минуту…

— Ч-черт! — Ивашура стукнул кулаком о кулак. — Надо было мне с ним идти…

Из-за деревьев вертолета не было видно, но доносился то нарастающий, то удаляющийся рокот моторов.

Несколько минут прошло в молчании. Потом двигатель вертолета взревел как-то необычно и стих. И тотчас же над лесом в стороне болота встал в полной тишине столб бледного золотого сияния. Вокруг него закружились облака, заиграли сотни крохотных радуг. Потом — люди зажмурились — невероятный золотой водопад огненных стрел хлынул с небес на землю, раздалось громкое ядовитое шипение, пахнуло горячим ветром, озоном…

Сияние над лесом сдвинулось в фиолетовый диапазон. Струна, державшая всех в напряжении, зазвенела сильней, так что все перестали слышать обычные звуки: скрип стволов деревьев, хлопанье брезента палаток, шорохи и журчание воды.

— Что же это? — сказал Гаспарян. — Игорь, что это?!

— Всем — уходить! — опомнился Ивашура, оглянулся, ища кого-то глазами. — Лейтенант, командуй: всем быстро уходить отсюда к городу, солдатам тоже! Быстро, быстро! Давай команду своим. Чего стоите? — повернулся он к остальным. И было в его голосе нечто такое, от чего все безмолвно кинулись к дороге: Матвеев, Глазунов, шофер, солдаты…

Гаспарян бросился было за ними, но остановился, увидев, что Ивашура что-то ищет у палатки с аппаратурой.

— Игорь, а ты?

Ивашура вырвал из рюкзака кинокамеру, накинул ремень на шею и снова наклонился над рюкзаками.

— Погоди-ка, Сурен.

Гаспарян подскочил к начальнику отдела, тот протянул ему фонарь и ружье.

— Держи. Зови Михаила, пойдем искать Ивана. Кажется, они с Таей упали…

— Миша! — крикнул Гаспарян, и словно в ответ на его крик под ними вдруг загремело, зарычало, земля ударила в ноги, встала дыбом… Людей бросило к дороге на несколько метров. А в стороне болота показалась над лесом какая-то темная громада, окутанная сеткой молний, стала расти в высоту, пока не достигла низкой пелены туч. Земля снова содрогнулась, низкое рычание вырвалось из ее недр, звук становился громче, нестерпимее. Тон его повышался, пока не превратился в свист и не ушел в ультразвук. И тогда те, кто еще не потерял сознания от звукового шторма, услышали не то плач, не то скулящий вой, полный ужаса, тоски и безнадежности, — кричали гибнущие пауки…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОДНИ МЫ

Глава 1

Сначала пришла боль: кололо в боку, болела голова, ныло правое бедро. Потом пришел звук: тоненький всхлип, повторяющийся каждые полминуты. Но свет не приходил, хотя Иван уже разлепил глаза и таращился во тьму изо всех сил. От напряжения глаза заломило, в них поплыли огненные колеса и светящиеся узоры — иллюзия света.

«Где это я? — вяло подумал он и пошевелил рукой перед глазами, пытаясь разогнать темноту. — Уж не ослеп ли, чего доброго?»