Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство - Павел Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Называя аталычество древней традицией, важно понимать, что речь идёт о времени возникновения, а не о последнем периоде практики. Воспитание детей вне семьи, как говорилось выше, широко практиковалось даже в XIX веке, когда детей отдавали кормилицам, отдельные факты аталычества были известны на Кавказе даже в начале XX века (Кон, 2009b, с. 45). По некоторым подсчётам, в Англии XVI–XVII вв. вне родительской семьи воспитывались 2/3 всех мальчиков и 3/4 девочек (Stone, 1977). Оценивая распространение тех же детских приютов и их впечатляющую востребованность в XVIII–XIX века, исследователи подмечают, что "практика оставления ребёнка в приюте была столь широка, что заставляет задуматься об эмоциональной и экономической ценности детей в глазах взрослых" (Каннингем, с. 120). То есть эмоциональное наполнение семьи буквально "ещё вчера" сильно отличалось от такового сегодня. Раньше концепция отношения к детям была иной, не такой, как сейчас.
Тезис об относительной безэмоциональности «семьи» прошлого подтверждается и материалами Средневековья на примере аристократии, когда внутрисемейная жизнь в эмоциональном плане оказывалась весьма прохладной, так как отец выступал для детей скорее в роли проводника сословных норм своего общества, транслируя идею подчинения, которая отпрыскам должна была пригодиться в дальнейшем. Это непременно приводило к напряжению в отношениях с отцом, но удивительным образом вместе с этим и способствовало поиску эмоциональных связей вне семьи — как правило, при дворе сеньора, куда ребёнок-вассал со временем отбывал на служение (Бойцов, 1996, с. 252). Историография накопила немало свидетельств того, что именно при дворе дети из среды знати находили эмоциональные отношения, но не дома, с отцом и матерью. "Дети могли годами не общаться с родителями. Отца им заменял сеньор" (Сидоров, 2018, с. 47), а жена сеньора заменяла мать (Дюби, 1990, с. 93). В этом ключе служение сеньору очень похоже на аталычество.
Дети и отцы
Но детско-родительские отношения были симметричными: не только родители относились к детям небрежительно, но и подросшие дети, что ожидаемо, относились к родителям так же. В древнерусских текстах XIII века отобразилась родительская боязнь отмщения со стороны детей за их детство: говоря о возможности продажи детей, древний автор замечает, что "если родились они в мать, то, как подрастут, меня самого продадут" (Моление Даниила Заточника, с. 112). Представления о благостном житии бок о бок стариков и детей в давние времена не более чем миф, наивная романтизация современного человека.
Когда старики уже не могли полноценно работать и содержать хозяйство, возникал вопрос о передаче управления взрослым детям, и вот тут начиналось интересное. По обыкновению старикам отводилось какое-либо отдельное помещение в пределах дома (стариковский выдел) либо же отдельная хибарка с пашней (если у хозяйства была такая возможность), где они и могли доживать свои дни; помимо этого взрослые дети, возглавившие хозяйство, обязались в какой-то мере содержать своих родителей. Здесь и был камень преткновения — дети не хотели кормить своих стариков (Зидер, 1997, с. 66). Если принимать в расчёт, что порой старики жили на выделе ещё 15, а то и 25 лет (с. 68), то они оказывались действительно тяжкой ношей для многих и без того небогатых хозяйств. Дети старались свести к минимуму свои обязательства по содержанию немощных родителей и поскорее избавиться от них, что привело даже к рождению таких стариковских поговорок, как "Передать и уж больше не жить" или "На стариковской лавке жёстко сидеть".
В Древнем Риме даже взрослый и женатый сын не был полноправным гражданином, пока жив его отец-господин (pater familias) (Вейн, 2017, с. 44), поэтому случаи отцеубийства были совсем нередки, а римский историк Веллей даже записал, что в случае гражданской войны отцу ожидать преданности от раба было естественнее, чем от родного сына (с. 47). Говоря проще, сын был врагом своего отца (с. 102). Ситуация мало изменилась и спустя полторы тысячи лет, когда в XIV веке итальянский писатель Франко Саккетти предупреждал мужчин, желающих стать родителями, что они должны помнить о детях следующее: "в пяти случаях из шести… они оказываются его врагами и желают смерти отца, чтобы быть свободными". Чуть подробнее описывал отношения детей и отцов той же эпохи флорентиец Паоло да Чертальдо: "Перед отцом сын держится подчинённым и раболепным до тех пор, пока отец управляет домом и имуществом; когда же он передаёт сыну управление собственностью, тот встаёт над отцом и ненавидит его, и кажется ему, что пройдёт тысяча лет, прежде чем он увидит день смерти отца. Из друга, каким сын был до этого, он превращается в твоего врага…" (Абдуллабеков, 1993, с. 99).
В Европе с конца XVIII в. дети и престарелые родители всё чаще заключают о выделе письменные договора, заверенные нотариально, что говорит о том, что конфликты на этой почве, пока договорённости были устными, случались очень часто. Порой в договорах согласуются даже такие нюансы, как можно ли старику вообще входить в хозяйский дом (напомню — в дом сына), если да, то с какого входа, и точная мера того или иного типа еды, которую дети обязуются предоставлять старикам. Историки утверждают, что в деревне были хорошо известны случаи жестокого обращения с беззащитными стариками. В действительности нередко и завышенные требования самих стариков наносили экономический ущерб хозяйству. "Такое положение дел порождало конфликты, доходившие до отцеубийства" (Зидер, 1997, с. 67). Таким образом, и дети, и старики пытались себя обезопасить через официальный договор. Напряжённость в отношениях между поколениями представляется скорее правилом, чем исключением: "Она овладела семейной жизнью крестьян от Литвы до Финляндии, от Финляндии до Южной Германии" (там же).
Известны
