Остров проклятых - Деннис Лихэйн

— В такую погоду собаку на улицу не выпустят, — сказал Макферсон.

— Давно вы здесь работаете? — спросил Чак.

— Четыре года.

— Раньше побеги бывали?

— Нет, бог миловал.

— А как насчет нарушения дисциплины? Скажем, человек пропал на час или два?

Макферсон помотал головой:

— Тоже не бывало. Нужно быть совсем уж ненормальным. Куда отсюда податься?

— А доктор Шин? — спросил Тедди. — Вы с ним знакомы?

— Само собой.

— Давно он здесь?

— Пришел на год раньше меня, если не ошибаюсь.

— Значит, пять лет.

— Вроде так.

— Он плотно работал с мисс Соландо?

— Я не в курсе. Вообще-то ее ведет доктор Коули.

— Это в порядке вещей — главврач ведет дело пациентки?

— Ну… — Макферсон сделал паузу.

Они ждали, пока шлепали «дворники» и темные ветки склонялись к ветровому стеклу.

— По-разному бывает. — Макферсон помахал рукой охраннику у ворот, в которые въезжал «паккард». — Доктор Коули ведет многих пациентов в корпусе С. И еще несколько в других корпусах.

— Кого кроме мисс Соландо?

Макферсон остановил машину перед мужским общежитием.

— Не возражаете, если я не стану выходить, чтобы открыть вам дверь? Поспите. Я уверен, доктор Коули ответит утром на все ваши вопросы.

— Макферсон, — обратился к нему Тедди, открывая дверь.

Тот обернулся к нему через спинку кресла.

— У вас это не слишком удачно получается, — сказал пристав.

— Что «это»?

Тедди ответил ему мрачноватой улыбкой и выбрался наружу под проливной дождь.

Их поселили вместе с Треем Вашингтоном и еще одним санитаром по имени Бибби Люк. Комната была приличная, с парой двухъярусных кроватей и столом, за которым Трей и Бибби играли в карты, когда они вошли. Вытерев мокрые головы белыми махровыми полотенцами, — кто-то оставил целую стопку на верхней кровати, — Тедди с Чаком придвинули еще пару стульев и присоединились к игрокам.

Играли в покер «по мелочи», и, если заканчивались монеты, в ход шли сигареты. Тедди раскрутил всех троих, взяв хороший прикуп, и в результате заработал пять баксов и восемнадцать сигарет на пиковом флеше. Сигареты он спрятал в карман и в дальнейшем играл с оглядкой.

Чак оказался настоящим игроком при всей своей внешней легкости, совершенно непредсказуемым, перед ним быстро выросла горка монет и сигарет, а потом и бумажек, и под конец он воззрился на нее с удивлением, словно не понимая, откуда что взялось.

— Пристав, у вас что, рентгеновские аппараты вместо глаз? — спросил Трей.

— Да просто везуха.

— Черта с два. Чё-то нам, сучкам, так не везет. Небось занимаетесь вуду.

— Может, просто сучкам не стоит дергать себя за мочку.

— Чего?

— Каждый раз, когда у вас на руках было меньше фула, вы дергали себя за мочку, мистер Вашингтон. — Чак показал пальцем на Бибби. — А этот сучок…

Все трое так и покатились.

— Он… погоди… он… у него зенки делаются как у белки… и перед тем как блефануть, он проверяет, сколько у кого жетонов… А когда у него сильная карта? Он сидит такой тихий-тихий, весь в себе…

Трей взорвался громким хохотом и хлопнул ладонью по столу.

— А пристав Дэниелс? Он как себя выдает?

Чак усмехнулся:

— Хотите, чтобы я сдал своего напарника? Нет уж, дудки.

— Колитесь! — Бибби тыкал пальцем в них обоих.

— Нет, увольте.

— Ага, ясно, — сказал Трей. — Все белые заодно.

Чак потемнел лицом и так на него посмотрел, что в комнате вдруг стало нечем дышать. У Трея запрыгал кадык, он уже было поднял руку, чтобы извиниться, как вдруг Чак произнес:

— А то. Одна компашка. — И рот его растянулся до ушей.

— Во сучок! — Трей хлопнул его по руке.

— Сучо-ок! — поддакнул Бибби.

— Сучара, — сказал Чак, и все трое захихикали, как маленькие девочки.

Тедди подмывало включиться в общее веселье, но он решил, что это выйдет ненатурально, вроде как чужак хочет показаться своим в доску. А как же Чак? У него это выходило как-то само собой.

— И что же выдавало меня? — спросил Тедди у Чака в темноте, когда они лежали в своих кроватях. В другом конце комнаты Трей и Бибби соревновались в храпе. Дождь за окном в последние полчаса несколько утих, словно копя силы или дожидаясь подкрепления.

— В карты? — уточнил Чак с нижней кровати. — Проехали.

— Нет. Я хочу знать.

— Ты ведь считал себя хорошим игроком, да? Признайся.

— Я считал себя неплохим игроком.

— Ошибочка вышла.

— Ты меня сделал.

— Да ну, заработал несколько баксов.

— Твой отец был игрок, я правильно понимаю?

— Мой отец был придурок.

— Извини.

— Ты тут ни при чем. А твой?

— Отец?

— Нет, дядя. Отец, кто ж еще.

Тедди попытался представить его в темноте, но увидел лишь руки в шрамах.

— Он был всем чужой, — сказал Тедди. — Даже моей матери. Он себя-то не понимал. Отождествлял себя со своей моторкой. И когда ее потерял, то и сам потерялся.

Чак никак не отреагировал, и Тедди решил, что его напарник спит. Вдруг он увидел отца целиком, сидящим на стуле дни напролет, когда не было никакой работы, — человека, которого всосало окружающее пространство.

— Эй, босс!

— Ты еще не спишь?

— Мы правда пакуем чемоданы?

— Да. Ты удивлен?

— Никаких обвинений, просто… не знаю, как сказать…

— Ну?

— Я еще никогда не отступал.

Тедди какое-то время лежал молча, а затем произнес:

— Мы не услышали ни слова правды. Не приблизились к ней ни на шаг, не за что зацепиться, неизвестно, как заставить их говорить.

— Да знаю, знаю. Логика железная.

— Но?

— Просто я еще никогда не отступал.

— Рейчел Соландо не могла ускользнуть босиком из запертой комнаты без посторонней помощи. И не одного человека. Всего заведения. Я знаю из опыта. Невозможно переломить сообщество людей, если они все не желают тебя слышать. А нас всего двое. Наилучший сценарий: угроза подействовала, и сейчас Коули, сидя в своем особняке, пересматривает всю стратегию. Может быть, утром…

— Так ты блефуешь?

— Я этого не говорил.

— Вот и играй с тобой в карты, босс.

Они помолчали. Тедди слушал морской прибой.

— Ты надуваешь губы, — наконец заговорил Чак уже слегка заплетающимся языком.

— Что?

— Когда у тебя на руках сильная комбинация. Всего на какую-то секунду, но ты делаешь это регулярно.

— Вот как?

— Спокойной ночи, босс.

— Спокойной ночи.

6

Она идет по коридору ему навстречу.

Долорес. В глазах — по нескольку каратов гнева. Откуда-то, вероятно из кухни, Бинг Кросби проникновенно поет «East Side of Heaven».[4]

— Бог мой, Тедди. Господи Иисусе!

Ее захлестывают эмоции. У нее в руке пустая бутылка из-под виски. Его виски. Он понимает, что она обнаружила его заначку.

— Ты хоть когда-нибудь бываешь трезвым? Хоть один день, блин? Отвечай.

Но это невозможно. Тедди не в силах говорить. Он онемел. Он не ощущает даже собственного тела. Он отчетливо видит, как она идет к нему по длинному коридору, но себя он не видит, не чувствует. За спиной Долорес, в конце коридора, висит большое зеркало, в котором он не отражается.

Она сворачивает налево, в гостиную, и открывается обгорелая, дымящаяся спина. В руке уже нет бутылки, а из волос тянутся вверх ленточки дыма.

Она останавливается перед окном.

— Гляди. Как они красиво смотрятся. Словно поплавки.

Тедди уже стоит рядом с ней, и она никакая не обгорелая, а, наоборот, насквозь мокрая, в чем он убеждается, положив руку ей на плечо и ощущая под пальцами ее позвонки, а она поворачивает голову и быстро целует его пальцы.

— Что ты делала? — Он задает этот вопрос сам не зная зачем.

— Погляди на них, вон там.

— Детка, ты почему вся мокрая? — спрашивает он и не удивляется тому, что его вопросы остаются без ответа.

Вид из окна оказывается для него неожиданностью. Вместо пейзажа, открывающегося из их квартиры в Баттонвуде, перед ним озерцо, которое можно было увидеть из хибарки, где они жили раньше. А в озере дрейфуют три гладких бревнышка, поворачиваясь почти незаметно для глаза, а водная гладь подернута мелкой рябью и серебрится под луной.

— Симпатичная беседка, — говорит она. — Такая белая. Даже отсюда чувствуется запах свежей краски.

— Да, симпатичная.

— Ну и? — вопрошает Долорес.

— Я многих убил на войне.

— Поэтому ты пьешь.

— Возможно.

— Она здесь.

— Рейчел?

Долорес кивает.

— Она никуда не пропала. Ты почти догадался. Почти.

— Закон четыре.

— Это шифр.

— Да, но что он означает?