Невеста Аллаха - Сергей Бакшеев

– Да. Передай маме, чтобы она вместе с другими организовала пикеты против войны в Чечне. А то нас будут расстреливать. Чтобы завтра все вышли на Красную площадь.

– Света…

– Я больше не могу говорить. Если митингов не будет, нас расстреляют, – твердила девушка.

– Света, рядом с тобой кто-то стоит?

– Да.

– Я тебе могу позвонить позже?

– Нет.

Связь оборвалась. Андрей стоял в темном дворе, смотрел на телефон и ждал нового звонка. Потом он еще долго нес телефон в руке, чтобы сразу же ответить на вызов Светланы. Время от времени он глядел на дисплей, не разрядился ли аккумулятор, доступна ли сеть?

Телефон был исправен. Но звонков больше не было.

Она назвала его «любимым». Как давно она не произносила это слово. Целую вечность.

Заложников будут расстреливать! Нет, нет, это просто угрозы. Это просто угрозы, успокаивал он себя. И тут же вспомнил: но ведь одну девушку уже убили. И отгонял постыдную мысль: хорошо, что это была не Света.

Оказавшись дома, Андрей достал бутылку водки и быстро выпил ее. Водки оказалось мало.

Он прикрыл глаза и увидел грязные трубы, по которым полз, перепуганную чеченку с ребенком, которая оказалась не чеченкой, улыбающуюся Светлану, ржавую железяку в своей руке, чужую руку с пистолетом, бронетранспортер, солдат в касках, воющие машины «скорой помощи» и труп под простыней на носилках.

Заснул он в одежде, держа в руках мобильный телефон.

Глава 21

Андрей Власов посмотрел на часы и разложил узкий диванчик, на котором спал сам.

– Уже поздно. Ложись здесь. Я пока выйду.

Айза испуганно следила за каждым его движением. Андрей объяснил:

– Эта постель только для тебя. Я в кресле подремлю. Но ты не бойся, приставать не буду. – Он извиняюще развел руки: – Я бы к матери пошел, но это еще хуже. Будет ворчать всю ночь. Ну, ты ложись, я выхожу. Свет погасить?

Он вышел, не дождавшись ответа. Когда вернулся минут через пятнадцать, свет все так же горел. Айза лежала в кровати, руки сжимали кромку придвинутого к подбородку одеяла, черные глаза напряженно таращились на Андрея. Кроме кофты он не заметил снятой верхней одежды, на выступающем из-под одеяла плече виднелась блузка.

Андрей выключил свет, сел в кресло, вытянул ноги. Уставший взгляд ловил зыбкие волны света в незашторенном окне. Каждая волна сопровождалась мерным шумом автомобиля. Все происходило синхронно: угасал свет – растворялся шум. Ночной город убаюкивал обитателей.

Андрей зевнул. Не оборачиваясь, спросил:

– Все-таки боишься меня?

– Я тебе не боюсь, – неуверенно произнесла Айза.

– Опасаешься, раз в одежде легла.

– Не в этом дело, – девушка вздохнула и еле слышно добавила: – У меня нет белья.

– Помню. Видел твою ужасную спину. Ну, хоть юбку бы сняла. Неудобно ведь в таком балахоне спать.

– У меня совсем нет белья.

– Совсем? Странно. – Андрей удивленно повернул голову. На светлой подушке чернели расправленные волосы. Хорошо хоть платок не надела. Он попытался пошутить: – Я думал у мусульманок с этим строго. Куча штанишек всяких.

– Я испорченная, – шепнула девушка.

Андрею показалось, что она всхлипнула.

– Как это?

– Я испорченная. Мне нельзя домой. Меня мама прокляла.

– Прокляла… Средневековье какое-то. Что ты натворила?

Айза молчала, Андрей попытался ее успокоить:

– Если с родителями поругалась – бывает. У меня тоже, видишь, не все гладко. Если совсем край – живи одна. Ты девушка симпатичная, найди себе джигита, выходи замуж, рожай детей.

– У меня никогда не будет мужа, – тихо отозвалась девушка.

– Почему? Ты все еще любишь того парня? Это пройдет. Ты пойми, это война. Наши тоже многие погибли.

– Я любила его.

– Понятно, что любила. А знаешь, многие женщины выходят замуж без любви. Стерпится – слюбится, как говорится.

– Меня никто не возьмет.

– Что ты все твердишь: никто, никогда! У тебя все впереди. Ты молодая девушка и, между прочим, симпатичная. И не такие замуж выходят.

– Ты ничего не знаешь про меня.

– Расскажи, если хочешь.

Андрей подождал, Айза молчала. Он зевнул, откинул голову на спинку кресла. Глаза сами собой закрылись.

– Не хочешь, не надо, – шепнули губы.

Что с ней делать завтра? Дать немного денег и отправить на поезде к родителям? Но она что-то странное про мать говорила. Или оставить в городе? Дать нормальную одежду, и пусть идет к своим. Пояс со взрывчаткой я забрал, возможно, запасных у них нет. Ах, черт! Этот пояс! Так и не выкинул его из машины! Утром надо сразу от него избавиться. Решено, переоденем, изменим прическу, и пусть идет куда хочет.

А если ее все-таки поймают? Расскажет про меня или нет? Может рассказать. Тогда не отвертишься. Хотя почему? Я же не террорист! Буду все отрицать! Мать поддержит, надо только Виктора предупредить.

Власов еще раз широко зевнул и услышал тихий голос. От удивления открыл глаза, ему казалось, что девушка уже заснула. Но неуверенный голос принадлежал ей:

– Когда погиб мой жених Доку, пришел его родственник – Аслан. Он забрал меня и увел… Мама ничего не могла сделать… Отца и братьев у меня нет, некому заступиться… А я тогда ничего еще не знала… Я думала, Аслан решил жениться на мне вместо Доку. Так иногда у нас бывает. Но он отвел меня к чужим людям. В горы… К плохим людям… Очень плохим… Там меня… Там мне было плохо. Они насиловали… Несколько человек… Я кричала и сопротивлялась. Но они меня били… Это их отметины на спине. Били и насиловали… Все сразу… А Аслан все снимал на камеру… Так продолжалось много дней… Потом Аслан показал все в нашем селе… – Послышалось осторожное шуршание покрывала. Девушка вытирала беззвучные слезы. – Мама меня прокляла. Я не могла туда вернуться. Я хотела умереть… Я очень хотела умереть, но Аслан и его люди не давали это сделать. Он говорил, что я должна отомстить за Доку, и он знает, как это сделать. А мне было уже все равно… Лишь бы быстрее умереть… Потом меня привезли к Фатиме. У нее были и другие девушки. Они тоже хотели умереть. Фатима сказала, что если я умру как шахидка, то на небесах встречусь с Докой. Я согласилась, ведь Дока знал меня чистой. Потом нас привезли в Москву. Марету, Яхиту, Зариму и меня.

Айза затихла. В комнате воцарилось молчание.

– С тобой были девушки, которые взорвали самолеты?

– Да. Они уже в раю.

– Ты в это веришь?

– Так говорит Фатима.

– А ты должна была умереть в метро?

– Фатима ушла с Заримой, а меня увез Аслан. Он сказал, что посадит меня в вагон. И, когда вагон заедет в туннель, надо нажать кнопку. Но около метро он сказал, чтобы я шла одна и сама садилась в вагон. Я пошла. Но там был милиционер.

– Это я видел. – Андрей задумался. – А те девушки, которые были с тобой, они тоже прокляты? Как и ты?

– Да. Их тоже снимали на камеру.

– Я думал, ты – религиозный фанатик. Идешь на смерть из-за веры. Ты хоть представляешь, что с тобой было бы после взрыва?

– Я жить не хотела, все от меня отвернулись. Я грязная, родной матерью проклятая. Мне Фатима объяснила, что боли не будет. Так, словно комарик укусил. Я сразу попаду в рай. У ворот меня встретят два строгих ангела и спросят: «Что я делала на земле? Почему считаю, что достойна рая?» Я отвечу: «Я отомстила неверным. Я погибла за Аллаха». Они откроют ворота и пустят меня в рай. А там такой запах, какого вообще на земле не бывает, и цветы. Там всюду цветы, поют птицы и вечная весна. Я снова буду чистой девушкой. Там я встречу Доку, и он будет меня любить.

– Хорошая сказочка.

– Ты мне не веришь?

– Ты думаешь, в метро солдаты ездят? За убийство простых людей в рай захотела!

– Доку тоже не был бойцом, – обиженно парировала девушка.

– Ладно. Что наши, что ваши – все хороши. – У Андрея не выходил из головы горестный рассказ девушки. Он поймал себя на мысли, что жалеет ее. – Вот откуда вы беретесь на наши головы, – вздохнул он. – А белье почему не носишь?

– Аслан запрещал. Ему так нравилось. Он мог, когда захочет, поднять юбку…

– Он и в Москве это делал?

Почему-то Андрею хотелось услышать, что все это осталось в прошлом, в далекой Чечне, где жизнь идет по иным правилам. Но девушка ответила:

– Да, в Москве тоже… И со мной и с другими. Я его ненавижу… И боюсь.

– Теперь не бойся. Думаю, что твой Аслан уже давно драпанул из города. – Андрей задумался. – Послушай, может, тебе все рассказать милиции? Ты, по сути, жертва, а не преступник.

– Не могу. Будет суд. Надо будет все рассказать. Все узнают, что я испорченная. Это позор. Все будут тыкать в меня пальцем. А в тюрьме меня отравят.

– Почему? – удивился Андрей.

– Так у нас говорят. Федералы сначала судят, а в тюрьме все равно убивают.

– Да-а, и так плохо – и этак. А почему ты мне все рассказала?

– Ты другой. Ты мне помог. Ты хоть и русский, но хороший.

– Редкое сочетание.

– И завтра мы навсегда расстанемся.