Алый флаг Аквилонии Спасите наши души - Михайловский Александр Борисович

- О, так вы русские! - В этой фразе прозвучала такая отчетливая радость, что мы все буквально замерли.

А старик еще больше приблизился ко мне, и вдруг лицо его озарила улыбка.

- А я уже думал, что никогда больше не встречу своих земляков9... - продолжил он, и голос его дрожал от волнения. - Приветствую вас в этом суровом и ужасном мире, господа... - Он вздохнул и добавил: - Теперь вы тоже останетесь тут навсегда, так же, как и я...

- Кто вы, уважаемый, откуда, и как сюда попали? - спросил я, толкнув комиссара локтем в бок, чтобы тот не лез в разговор с неуместными замечаниями - потом разберемся, кто тут господин, а кто товарищ.

Старик бросил несколько слов местным, которые заметно расслабились, а потом, опять повернувшись в нашу сторону, сказал уже по-русски:

- Меня зовут Константин Монидис, я из Одессы, моряк, рыбак и коммерсант. Мама у меня русская, Татьяна Васильевна, в девичестве Вострикова, а отец - грек Антониос Монидис. Ходил туда-сюда из Одессы в Турцию мимо таможни. До этого таким промыслом занимался мой отец, а до него дед. В Турции в небольшом рыбацком селении на берегу Черного моря жили родственники отца, которые поставляли мне разный товар. Но однажды вечером в селение моих друзей, где я гостил с очередным визитом, неожиданно ворвались башибузуки. Они без предупреждений и объяснений принялись убивать всех встречных и поджигать дома. Дорога к шаланде была отрезана, но под покровом темноты мне удалось скрыться в холмах. Ведь я же не турецкоподданный, и не был обязан покорно подставлять свою шею под ятаган. Я думал, что сумею добраться до Константинополя, и, показав русскому консулу свой паспорт, рассказать, что случилось. Но когда настало утро, я обнаружил, что нахожусь в совсем дикой, незнакомой местности, откуда, куда ни иди, все равно никуда не придешь. Увы... - Он опять вздохнул и развел руками; лицо его сделалось печальным.

- Скажите, Константин Антонович, а когда это с вами произошло? - спросил я.

- Если я ничего не напутал в подсчетах, - сказал старик, - то это случилось целых двадцать пять лет назад...

- Нет, - покачал я головой, - вы меня неправильно поняли. Какое число было на календаре, когда на селение ваших родственников напали башибузуки?

- A! - воскликнул мой собеседник. - Извините, господин офицер, я вас действительно неправильно понял. Это случилось вечером двадцать девятого октября по юлианскому летоисчислению или одиннадцатого ноября по принятому во всем мире григорианскому календарю тысяча девятьсот четырнадцатого года. Это дата врезалась мне в память на всю жизнь. А почему вы об этом спрашиваете?

- Во-первых, Константин Антонович, - сказал я, - насколько нам уже известно, сюда попадают люди из разных времен, и когда разговариваешь с человеком, то надо понимать, откуда он свалился. Мы, например, прибыли из ноября тысяча девятьсот сорок первого года. Во-вторых, в указанный вами день Османская империя без объявления войны атаковала Севастополь и другие русские порты на побережье Черного моря, так что со своим русским паспортом дошли бы вы только до первого турецкого полицейского, а там или в контрразведку, или секир-башка прямо на месте.

- О! - воскликнул мой собеседник. - Значит, здесь я прожил вторую жизнь. Тогда при мне, кроме одежды, имелись русский паспорт, портмоне с золотыми червонцами, револьвер «бульдог» с полным барабаном без одного патрона, а также рыбацкий нож. Если паспорт, золотые монеты и даже револьвер ничем не могли помочь мне выжить, то нож оказался ценным имуществом, позволившим мне присоединиться к местным и завоевать среди них определенный авторитет. Сейчас я старейшина, уважаемый, умудренный жизнью человек, к советам которого прислушиваются, а несколько лет назад, пока в руках и ногах еще была сила, позволяющая водить людей на охоту, я даже был вождем. Тогда мы были значительно многочисленнее и, можно даже сказать, богаче, но сейчас наш клан переживает далеко не лучшие времена. Сегодняшняя охота тоже оказалась неудачной, и теперь нам придется лечь спать голодными. Кстати, двое из тех недоумков, что стоят сейчас позади меня, увы, мои сыновья...

- А почему «увы»? - из-за моего плеча спросил неугомонный лейтенант Чечкин.

- Потому, молодой человек, - с некоторым раздражением ответил Константин Монидис, - что они оба полностью подпали под влияние других охотников и не желают слушать моих наставлений. Когда я состарился, меня стали терпеть только из-за ножа. Пока я жив, им можно пользоваться, а если я умру или меня изгонят, то священная вещь должна будет отправиться вслед за мной. Таковы местные верования.

- Ну хорошо, Константин Антонович, - кивнул я, - мы остановимся на ночевку тут поблизости, и сегодня сделаем так, что ваши люди голодными спать не лягут, а уж дальше вы как-нибудь сами, потому что у нас есть и другие дела, кроме как снабжать вас провиантом.

- Господин офицер, какие у вас могут быть дела в этом диком мире? - спросил мой собеседник. - Ведь тут просто некуда идти. Повсюду одна только безобразная дикость и люди, которые ничего не хотят менять в своей жизни.

- Во-первых, - сказал я ледяным тоном, - должен поставить вас в известность, что в тысяча девятьсот семнадцатом году в России случилась социалистическая революция, после чего господа закончились и остались одни товарищи. Впрочем, лично для вас и для людей вашего клана этот факт ничего не меняет, просто имейте его в виду. Во-вторых - нам есть куда идти. В этом мире нашлись люди, которые смогли сломить нежелание местных

менять существующие порядки и сумели организовать в этом диком месте свое государство, которое назвали Народной республикой Аквилония, что в переводе с латыни означает «страна северного ветра». Мы смогли связаться с руководством этой республики с помощью радио, и эти люди пригласили нас присоединиться к их обществу.

- Извините меня, госп... то есть, товарищ офицер, - стушевался Монидис. - Простите, я не знаю вашего имени и звания...

- Капитан-лейтенант рабоче-крестьянского красного флота Голованов Николай Иванович, - отрекомендовался я, приложив ладонь к пилотке.

- Николай Иванович, простите за любопытство, а где расположена эта Аквилония, в которую вы так стремитесь? - спросил мой собеседник; похоже, сообщенная мной новость его весьма приободрила.

- Где-то на реке Гаронна в окрестностях французского города Бордо, - ответил я.

- Но так вы никуда не придете! - воскликнул Монидис. - Босфор и Дарданеллы непреодолимы по всей длине своего течения. Вы можете не надеяться, что вам удастся найти место, где вы сможете переправиться на другой берег. Нет, это совершенно исключено!

- А нам и не нужно никуда переправляться, - сказал я. - Сейчас мы проводим разведку русла Босфора, чтобы понять, сможет ли пройти по нему наша подводная лодка, которая пока стоит на якоре у истока. Если результат этого похода будет положительным, то мы вернемся к своему кораблю и направим его в реку, а если нет, то сообщим о своем решении в Аквилонию и пойдем пешком до устья, а они, как только на Гаронне закончится ледоход, направят за нами корабль.

- Знаете что, Николай Иванович, - мой собеседник задумался, опираясь на посох, - я ведь в прошлом тоже моряк, хоть и не военный. Скажите, а какова осадка вашей подводной лодки?

- Три метра, а по-старому полторы сажени, - ответил я.

- Могу вас уверить, - сказал Монидис, - что на фарватере Босфора нет мест с глубинами менее трех саженей. И с Дарданеллами то же самое, хотя те места я знаю гораздо хуже. Таковы уж эти полноводные реки... хотя я не взялся бы сплавляться по ним на парусной или гребной лодке даже в свои лучшие времена. Есть несколько опасных мест на поворотах русла, где без хорошего хода вас просто вышвырнет на скалы и размажет...

- Мы видели такие места, - сказал я, - но надводный ход нашей «Малютки» - четырнадцать узлов при вполне приличной управляемости, так что думаю, что мы справимся.

- Я тоже на это надеюсь, - тяжело вздохнул мой собеседник, - и буду молиться за ваш успех. Николай Ива нович... у меня к вам есть одна просьба, как у одного русского человека, закинутого Божьей Волей на чужбину, к другому такому же человеку.