«Если», 2016 № 02 - Журнал «Если»

настигла новостная бригада, они были относительно вежливы. На третий вели себя так, словно я сделал это специально. И если предположить, что я не окочурюсь в следующие пару минут, этот будет пятым за несколько месяцев. Может, стоило пойти в департамент контроля состояния окружающей среды? Там меньше платят, зато не будут перекрывать движение из-за какого-нибудь раздолбанного фильтра углекислоты.

* * *

Конечно же, они хотели, чтобы я отправился на объезд. Если бы мы на самом деле столкнулись с какой-нибудь быстродействующей производной сибирской язвы, я бы сдох к тому моменту, когда они смогли бы это определить.

Когда моя «шкурка» сработала в первый или второй раз, я заметил другую машину, катящуюся по схожему маршруту. Поначалу я решил, что это и есть преступники. Потом задумался, сколько народу В.С. держит на зарплате — и это притом, что наблюдатели из новостей всегда винили меня. Может, у остальных просто были не такие запоминающиеся имена. Альфонс Блазак. Еще одна причуда моей матушки. Кто бы еще додумался назвать ребенка Альфонсом? Не говоря уж о том, что это автоматически превращает вас в Альфи. С таким имечком приходится вырабатывать стержень.

Сегодня это был потрепанный зеленый эвакуатор, мимо которого я проехал раз на шесть больше, чем полагается. Наверное, он был на вызове, когда его «шкурка» забила сигнал тревоги, и оставил какого-нибудь заглохшего бедолагу на шоссе недоумевать, какая муха укусила работников дорожной службы.

И все же штука в месяц — это штука в месяц. Существуют и худшие способы заработать на жизнь. Работа офисного бота, куда я как раз направлялся, когда зазвучал сигнал тревоги, была Примером Номер Один. Но вообще-то я вполне обошелся бы без того, чтобы мое имя трепали в вечернем выпуске новостей в качестве Примера Номер Один в трепе о том, «какого-хрена-все-движение-перекрыто».

* * *

Они никогда не говорят, что произошло на самом деле. Я пересек Харборсайд так, сяк и наперекосяк и еще разок для верности. Но ничего не изменилось, не считая того, что уши не так горели, пока я был ближе к самой гавани. Учитывая, что ветер дул со стороны воды, это означало лишь то, что источник опасности находился не в заливе — ну насчет этого я и сам догадался. Если, конечно, чайки не перешли в стан врага.

В конце концов, они позволили мне отправиться на работу. Официально, если ты опаздываешь из-за В.С., работодатель ничего не может с тобой поделать. А неофициально? Ну, по понедельникам сложно сказать, в этом ли была причина… или дело просто в самом понедельнике.

* * *

Уж в чем в чем, а в любви к старине мою матушку нельзя было обвинить. Обновление татушек было лишь началом. Однако она умела и тонко чувствовать, хотя в ранние годы в ее жизни царил полный бардак.

Я никогда не видел своего отца, даже имени его не знал.

— Забудь о нем, — говорила мать. — Ты стоишь сотню таких, как он, а ведь ты еще только ребенок.

Я никогда не знал наверняка, искренне ли она эта говорила. Нет, я не сомневался, что она верила в меня. Пламя ее веры устрашало: огненная домна, направленная прямиком на меня. Однако я сомневался в том, что мать действительно разлюбила отца, раз и навсегда. Также, как она не называла мне его имени, она не рассказывала и об истории их отношений. А если я ее спрашивал, меняла тему разговора. Иногда ловко, а иногда не очень.

У нее так и не появилось других мужчин. То ли отец был единственной ее настоящей любовью, потерянной навсегда, то ли таким моральным уродом, что от всех остальных мужиков ее воротило.

Какими бы ни были его недостатки, мне больше нравилась первая версия. Но как тогда относиться к ее словам обо мне? Как вообще кто-то мог оправдать такие ожидания? Лучше было и не пытаться.

* * *

Следующий сигнал поступил в самый неудачный момент. Скажем так: Элисон совсем не обрадовалась, когда на тыльной части моих ладоней вспыхнули мигающие желтые звездочки и я заявил, что должен позвонить Мамочке.

Тут-то я и понял, что мои игры в секретных агентов уж слишком запутанные. Есть фразы, которые напрочь убивают настроение, даже если их предварить чистосердечным «вот черт!». Я поклялся, что теперь буду говорить о В.С. именно как о В.С.

Оказалось, это что-то в духах Элисон. Никто не объяснил мне, что именно, но Элисон с тех пор я не видел. И очень жаль. У нас только-только начало получаться что-то интересное, как ее квартиру наводнили химики в спецкостюмах, и вечер закончился морем слез. Ее слез, а не моих или химиков. Хотя под конец я уже готов был присоединиться. Элисон была самой красивой девушкой из тех, с кем я встречался. И тут внезапно она исчезла, и все из-за дурацких желтых звездочек.

К тому времени я уже начал подозревать, что все сигналы тревоги были ложными. Может, на этих ложных тревогах держалась наша экономика. Сколько еще парней вроде меня бродят вокруг? Каждый раз, когда что-то случалось, мы звонили Мамочке, а Мамочка призывала целый легион специалистов.

Кто-то когда-то сказал, что экономический стимул — это слив денег в трубу. Причем подойдет любая труба. Исследования Марса? Дома для неимущих? Химико-аналитические «шкурки»? Когда дело касается экономики, детали неважны, лишь бы можно было осваивать гигантское количество бабла.

Но, конечно, я не собирался озвучивать свои мысли. Мне все еще нужна была эта работа, а у Мамочки ушки на макушке. Террористы или нет, а несогласные всегда найдутся.

* * *

Моя мать несогласной не была. Она вообще не особо интересовалась политикой. Как я никогда не видел своего отца, так же и никогда не знал, за кого она голосовала.

Но я знал, что она уважала людей, а не политические лозунги. Не только меня, но и соседей, даже когда их собака поднимала лай. А как насчет парня, который жил в раздолбанном трейлере на стоянке у соседской церквушки и пробавлялся тем, что выуживал в мусорных баках? Мать испекла ему коржики с корицей. Да, она, та самая, чьи часы когда-то навсегда замерли на трех четвертях после счастья.

Еще я знал, что она терпеть не могла ранний наноспам. Это не было знакомыми нам нынешними рекламными «шкурками», а в основном ограничивалось розыгрышами. Штуки, от которых у тебя на лбу высвечивались дурацкие лозунги — все, что угодно, начиная с «Я хочу уверовать» до «Полюбуйся на достоинства этого парня». Последний проявлялся