История династии Сфорца - Леси Коллинсон-Морлей

Наступление врагов Сфорца стало сигналом к общему восстанию в его маленьком государстве. Эти города в Анконской Марке всегда были готовы сменить хозяев, тем более что Сфорца часто бывал слишком взыскательным по части налогов. Особенно возмутило его предательство двух его офицеров, Троило Орсини и Пьетро Бруноро, которые сдали города Джеси и Фабриано. Бруноро стал героем романтической истории. Сфорца заставил его брата отправить подложные письма, составленные таким образом, чтобы Альфонсо Арагонский заподозрил Орсини и Бруноро в двойной измене. Письма, по плану Сфорца, были перехвачены, и два взбунтовавшихся кондотьера оказались в подземной темнице в Арагоне. Здесь они могли бы и закончить свои жизни, если бы не усилия Боны, решительной и настойчивой девушки из Вальтеллине, которая была любовницей Бруноро и даже служила в его отряде, одеваясь мужчиной. Ей не удалось упросить Альфонсо освободить ее возлюбленного. Тогда она стала обращаться к королям Франции и Англии и ко всем правителям в Европе, которых ей только удавалось найти. После десяти лет беспрестанных усилий Альфонсо смягчился. Она обвенчалась с Бруноро, супруги поступили на службу Венеции и храбро сражались, защищая Негропонте от турок. Когда Бруноро погиб, Бона, подобно одной из героинь Ариосто, скончалась от горя.

Но Альфонсо и Папа становились слишком могущественными, что не могло не беспокоить Филиппо Мария, который в очередной раз покинул Лигу и решил оказать поддержку своему зятю. Следуя этому плану, он прежде всего попросил Папу отослать Пиччинино в Милан. Кондотьер неохотно расставался со своими солдатами, и слезы выступили у него на глазах, когда он проходил мимо рядов под крики: «Браччо! Браччо! Кьеза! Кьеза!» На должности командующего был оставлен Франческо Пиччинино, получивший от своего отца строгий приказ не ввязываться в сражение. Сфорца быстро воспользовался удачным моментом для нападения, и уже в Милане Пиччинино узнал, что его армия совершенно разгромлена, а сын оказался в плену вместе с папским легатом, войско которого тоже было разбито. Его второму сыну, Якопо, удалось спастись бегством. Пиччинино никогда не был крепок здоровьем. Он часто получал ранения, был хром и наполовину парализован, едва мог держаться в седле, а при ходьбе опирался на других руками. Это потрясение оказалось слишком тяжелым для него, и через несколько дней он скончался. Великие кондотьеры из клана Браччо всегда были героями толпы, ибо в них чувствовалось нечто романтическое, чего недоставало их более удачливым соперникам, поэтому по смерти Пиччинино Милан испытывал неподдельную скорбь, что было видно на его роскошных похоронах.

В Фермо в 1444 году Бьянка Мария родила своему мужу сына. Папа Евгений назвал это событие рождением второго Люцифера. Филиппо Мария, с которым консультировались по поводу имени ребенка, предложил назвать его Галеаццо. Теперь Сфорца мог держать лукавого Висконти в своих руках. Однако добрые отношения между ними продолжались недолго. Филиппо Мария искал кондотьера, который мог бы заменить Пиччинино, и начал переговоры с Чарпеллоне, служившим под командованием Сфорца. Сфорца узнал об этих переговорах, которые были вполне законными, хотя Чарпеллоне держал его в неведении, испросив у него лишь отпуск для поездки в Милан. Сфорца колебался, но затем арестовал его и подверг пытке, в ходе которой тот признался во много большем, чем на самом деле совершил, и был казнен. Это злодеяние осудили все, даже друзья Сфорца. Филиппо Мария был в ярости; он писал Сфорца, что никогда не простит его, что он изгонит его из городов в Марке, которыми он незаконно завладел благодаря своей жене, ибо невинная кровь Чарпеллоне взывает к отмщению.

После смерти Никколо Пиччинино Сфорца подружился с Федериго Монтефельтро из Урбино, к которому он так же привязался, как и к Козимо Медичи, но который прежде сохранял верность своему старому другу Пиччинино. Эта дружба завершилась романтической историей, записанной гуманистом Филельфо, и история эта сразу же обернулась печальными для Сфорца последствиями. Если в случае с Боной мы говорили о вираго, то теперь перед нами образованная женщина Ренессанса, что с течением времени все чаще становилось обычным явлением. Констанце Варано, как и ее брату Джулио Чезаре (о котором шла речь выше), удалось бежать во время кровавой бойни в Камерино и скрыться в Пезаро, где она воспитывалась в просвещенном окружении при дворе своего деда и в раннем возрасте смогла проявить свои таланты. В 1442 году в возрасте четырнадцати лет она произнесла перед Франческо и Бьянкой Марией в честь своих изгнанных родственников замечательную речь, которая, разумеется, была для нее подготовлена. Услышав Констанцу, брат Франческо, Алессандро, тотчас же отчаянно влюбился в нее, покоренный ее красотой, образованностью и красноречием. В 1444 году она повторила свое выступление перед Альфонсо Арагонским, лагерь которого тогда находился неподалеку от Пезаро. Кроме того, она написала Филиппо Мария письмо, которое произвело на него столь сильное впечатление, что он потрудился написать ей любезный ответ.

Федериго Урбинский, видя, как смущается Алессандро при упоминании имени этой девушки, и понимая, что с ним происходит, поговорил с ним о его чувствах: «Что бы ты сказал, если бы она была твоей женой?» — «Я посвятил бы ей свою жизнь», — ответил Алессандро.

И это, если верить Филельфо, происходило в Италии в эпоху кватроченто! Но Федериго сказал, что ее мать никогда не согласиться на этот брак, если у Алессандро не будет собственных владений. Тем не менее он пообещал уладить дело. Галеаццо Малатеста должен продать Алессандро Пезаро, а Франческо снабдит его деньгами. В итоге Алессандро и его невеста с триумфом вошли в Пезаро в 1445 году. В последующие годы своей жизни Алессандро предавался просвещенному досугу. Ему нравилось беседовать с учеными и священниками. Его управление в Пезаро было превосходным; он собрал неплохую библиотеку, но его образованная супруга не дожила до того времени, когда она смогла бы этому порадоваться.

Сиджисмондо Малатеста уже давно пытался прибрать Пезаро к рукам, поэтому он обратил на Сфорца всю злобу, на которую только был способен. Годом раньше Сфорца отправил его забрать крупную сумму денег, которую ему задолжали в Венеции. Большую часть этих денег Сиджисмондо оставил у себя под тем предлогом, что недоимка предназначалась именно ему, а остаток раздал жителям Фано. В 1449 году он задушил Полиссену, дочь Франческо. Это преступление считалась недоказанным, однако теперь, после публикации письма Сфорца к Папе Пию II, его вина не вызывает сомнений. В 1462 году Сфорца просил Папу во имя интересов всей Италии не доходить до крайних мер в деле Малатеста, отмечая при этом, что у него самого нет никаких причин его защищать. «Названный синьор дон Сиджисмондо повинен в смерти моей дочери, его жены, которую задушил салфеткой граф Антонио [его канцлер], хотя никаких проступков с ее стороны не было». Затем Сиджисмондо послал за монахом, велев ему объявить, что тот исповедовал несчастную, и она призналась в прелюбодеянии. Монах отказался и был брошен в темницу. Сиджисмондо был виновен, о чем Сфорца знал от достойных доверия очевидцев, «ибо она была дочь наша, наша плоть и кровь», и все из-за его innato odio[17] к Сфорца, а также из-за его желания получить свободу, чтобы жениться на Изотте. Так утверждает Сфорца, однако ходили слухи, что после смерти Филиппо Мария Малатеста всерьез подумывал жениться на его вдове, в надежде опередить Сфорца в его претензиях на Милан.

Эта история представляет нам ту эпоху в весьма мрачном свете, ведь Сфорца в некоторых случаях приходилось быть союзником убийцы своей дочери. Она действительно являлась его единственной побочной дочерью, хотя и была одной из пяти детей его фаворитки Колумбины, с которой он познакомился в своей юности в Неаполе, но, несмотря на то что девочка была незаконнорожденной, он дал ей имя своей первой жены. Достойно упоминания и то, что у Франческо Сфорца был шут, который обладал столь поразительным сходством с Сиджисмондо Малатеста, что его приходилось прятать, когда поблизости оказывался грозный зять Франческо.

Малатеста не скрывал своих намерений, в том числе и по отношению к Федериго Монтефельтро Урбинскому. Он начал с того, что попытался отравить Алессандро Сфорца. После того как эта затея провалилась, он атаковал Урбино, но тоже безуспешно. Благодаря посредничеству Флоренции, за которую сражались и он сам, и Федериго, между ними было заключено перемирие. После этого он решил убедить Алессандро Сфорца в том, что его друг, Федериго, имеет виды на Пезаро. В негодовании Алессандро написал Малатеста письмо, предлагая присоединиться к нему и внезапно напасть на Урбино. Затем Малатеста показал это письмо Федериго, который, крайне возмутившись таким ничем не вызванным предательством, решил отплатить Сфорца той же монетой. Он предложил Малатеста вместе с ним осадить Пезаро, который всегда был виноградником Навуфея[18] для Сиджисмондо, намеревавшегося распорядиться им самостоятельно, невзирая на все соглашения. Однако в дороге Федериго что-то заподозрил и потребовал гарантий. Когда Малатеста отказался связывать себя какими-либо формальными обязательствами, подозрения Федериго усилились, и постепенно вся интрига была раскрыта. Когда они достигли Пезаро, он вошел в нее как друг Сфорца и сражался на его стороне против Малатеста; ибо Федериго, как выражается Рикотти, «был человеком, который своей возвышенной натурой, своей любовью к прилежному учению и своей твердостью в достижении поставленной цели снял многие обвинения со своего века». Он, кстати, прошел школу военного ремесла у великого Сфорца.