Новиков-Прибой - Людмила Анисарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всего учащихся записалось и принято около 150 человек; запись продолжалась и в день открытия школы, так как желающих заниматься много.
Все учащиеся разбиты на девять групп по возрасту и по степени знаний.
Возраст учеников колеблется от 10 до 55 лет; преобладающим элементом являются подростки от 13 до 16 лет. Взрослые составляют отдельный класс и в свою очередь разбиты на группы».
А дальше автор, увлекаясь, уже не может скрыть (хотя и старается) некоторой взволнованности по поводу радостного события и пишет:
«Мотивов, побуждающих идти в школу и учиться, столько, сколько и душ!
Конечно, у всех на первом плане пополнение знаний, которые забыты, потеряны…
В воскресную школу не стыдно прийти взрослому неграмотному: здесь все равны, здесь ни один подросток не позволит себе посмеяться над пожилым человеком, пришедшим учиться азбуке и складам, и если не умом, так сердцем сумеет почувствовать всю духовную красоту этого стремления.
Идеальное стремление к знанию, жажда знаний также вовсе не чужды этой пёстрой толпе: она пришла сюда в надежде послушать хорошую умную книжку или живой рассказ об интересном предмете…»
Эту статью в «Кронштадтском вестнике» в своё время обнаружил исследователь творчества Новикова-Прибоя В. А. Красильников, он же и доказал, что она принадлежит перу матроса Новикова, являясь его первой публикацией[6].
Конечно, Новиков очень гордился тем, что его заметку напечатали в газете. «Товарищи, — вспоминал он впоследствии, — смотрели на меня как на чудо, они считали, что в газету пишут только господа». А в автобиографии, опубликованной в 1926 году, он по этому поводу писал: «Первая моя статья, в которой я призывал матросов посещать воскресные школы, была напечатана в „Кронштадтском вестнике“. Это меня окрылило. Я начал мечтать о литературной деятельности».
Изучение архива писателя, как пишет Красильников, подтверждает эту «окрыленность» матроса Новикова. Так, заметка «Начало занятий в воскресной школе» была опубликована в октябре 1901 года, а в ноябре 1902 года, как сообщал Алексей Новиков в уже упоминавшемся письме преподавателю воскресной школы И. Е. Герасимову, он работал над статьёй-рассказом «На баке военного корабля», в которой хотел «обрисовать жизнь матросов так, как она есть в действительности, то есть показать как хорошие, так и плохие стороны её». В это же время, как уже говорилось, написано «Письмо одного матроса к брату», а в 1903–1904 годах Алексей Новиков работает над рассказом о самоубийстве матроса Терпигорева, оставшимся незавершённым, и начинает рассказ, условно названный «О чёрте».
«Приподнято-наивный стиль», который отмечает В. А. Красильников в первой публикации А. Новикова, сохраняется и в другой статье, которая из-за её резко обличительного тона уже никак не могла быть опубликована, — «Эскизы о воскресной школе и кое-что о другом» (этот очерк, датированный 18–20 января 1904 года, впервые был опубликован в 2007 году в сборнике «Победитель бурь»).
«Отверженный ученик воскресной школы», как подписан очерк, рассказывает о том, как осенью 1904 года к занятиям в школе не были допущены солдаты и матросы. Слушатели школы очень ждали её открытия ещё с сентября. И когда появилось объявление, что занятия начнутся 26 октября, автор «горел от нетерпения, не чая дождаться желанного дня». Настроение горящих желанием учиться матросов — светлое, приподнятое. Ему соответствует погожесть осеннего дня:
«День был, несмотря на позднее осеннее время, очаровательный, небо ясное, воздушное течение чуть-чуть заметно; игривые солнечные лучи уже не изнуряли вас своим зноем, как это бывает среди лета, а, обливая своим ярким, но мягким светом, как-то нежно ласкали. Само солнце, купаясь в небесной лазури, казалось, радостно трепетало, наполняя и вашу душу каким-то чувством радости, восторга. Умилительно и весело становится на душе в такое время. Мысли отрываются от всех земных пошлостей, к которым они почти всегда так прикованы, и парят в неведомую даль поднебесья». В такую погоду, как пишет автор, «хочется верить в Бога, хочется верить в его правду».
Собравшиеся у Дома трудолюбия, по мысли автора, «пришли сюда с одной лишь целью, а именно: просветить свой бедный ум, озарить светом свою тёмную душу и этаким образом открыть новые пути к добру и истине». Но путь «к добру и истине» был перекрыт неожиданным объявлением: «Матросы и солдаты сейчас же могут уходить домой, так как ни в каком случае в школу приняты быть не могут». И вот около сорока матросов, пришедших на занятия и не получивших никаких разъяснений по поводу отказа им в знаниях, понуро отправляются по экипажам. Разговоры их сводятся к одному: правителям не нужен просвещённый народ.
«Им вот наши руки, — говорит один из матросов, — наша сила нужна, да, а не грамота… Ладно, пусть пьют из нас кровь, пусть выжимают последние из нас соки да строят каменные хоромы и катаются на рысаках, но ведь придёт же когда-нибудь время, что этого ничего не будет, что будут на земле все грамотные. Тогда уже не обманет один другого. Нет, брат, шалишь. Только вот что я, братцы, думаю: и поругают тогда нас наше потомство, вот, скажут, дурачьё, вот ослы были, что терпели всё и…»
Но тут заговорил другой матрос:
«А теперь, братцы, послухайте меня, что я вам скажу. Пойдёмте-ка лучше с горя махнём по одной, другой, третьей, ну, словом, и так дальше. А тогда, смотришь, можно пойти и в школу, но только совсем в другую, где наше вам почтение, и для нашего брата отказа нет… Прямо в объятие… А то тоже, лезем куда. Дома вить ошмётком щи хлебали, а тут, на-ко вот, захотели книжной премудрости. Где уж нам со свиным рылом да в калашный ряд лезть. Видно, как мы росли во тьме, так и сдыхать будем во тьме, вот что».
«Слушая эти, полные глубокой и грустной иронии слова, тоскливо становится на сердце, — пишет автор и размышляет о своих товарищах: —…Я вполне уверен, что многие из них найдутся такие, которые поступят именно так, как говорил этот последний, т. е. „махнуть“ по одной, махнуть по другой, третьей — и намахаются, как говорится, до чёртиков: после чего пойдут в другую школу, именуемую „домом разврата“ или „публичным заведением“, где примут их прямо в объятия. <…>…так пропадают даром самые лучшие молодые силы, добрые энергии, благодаря которым сколько бы пользы можно принести на благо общества».
Эти печальные раздумья перерастают в обличение сытых и благополучных граждан:
«Наша интеллигенция часто жалуется на то, что им скучно жить, что им нечего делать. Мне кажется, было бы вернее, если бы они говорили, что им ничего не хочется делать и что они вовсе не нуждаются ни в каком деле, так как хорошо могут жить на готовые капиталы, унаследованные ими от своих предков. А то как можно говорить, что нечего делать, когда перед вами целые горы непочатого дела, пустуют целые поля плодородной почвы! На ваших глазах утопают люди в пороках, невежестве, пьянстве, а вы, не протягивая им руки помощи, лишь клеймите их своим презрением и, смотря на них с высоты своего величия да хлопая глазами, жалуетесь да плачете, как евреи у Иерусалимской стены, что вам нечего делать».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});