Доспехи бога - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Император смерил его ледяным взглядом:
— Светлых тебе в зубы! Думай, что говоришь! И кому…
Ллиэль, нимало не устрашенный, только отмахнулся.
— Хочешь остаток жизни в славословиях скоротать — гони меня в шею и зови своих… пятколизов. Они тебе расскажут, как ты мудр, как прав, усиливая сильных, обогащая богатых, жалуя все новые и новые блага своим зажравшимся эррам…
— А сам-то ты кто? — заметил владыка, быстро остывая.
Дан-Каданга снова вздохнул:
— Я урод в Семерке. Вместо того чтобы возглавить успешный мятеж, пользуясь императорским доверием, и стать королем Каданги, на что, кстати, имею полное право, я по-прежнему гоняю ядовитых ящериц от одного богоподобного идиота…
Император вздрогнул, вообразив Дылду-мятежника, — этот мятеж действительно был бы обречен на успех! Ллиэль — холодный логик и прирожденный лидер с детства. «Мне и вправду повезло, что он — друг», — подумал Рыжий, вспоминая, как Дылда, старший на целых три года, опекал его во всех детских — а затем и не очень детских — авантюрах, как выгораживал перед отцом, беря на себя все мыслимые и немыслимые вины, как отпаивал собственноручно изготовленными отварами, выгоняя яд птицы коору, в чье гнездо они лазили за радужными яйцами, — об этом так никто и не узнал…
Опека Дылды и сейчас — тайна для всех. Даже безъязыкий евнух не знает, что за дама поднялась сегодня на верхний ярус императорского шатра…
А мятеж… Дылда не ошибается. Будет мятеж. И не сносить ему, Рыжему, медноволосой головы…
Ишь как Шестеро силенки-то собирают! Землицу к землице, арбалет к арбалету; и, уж верно, у каждого в заветном сундучке приготовлена королевская корона…
За каждым словом императорским следят, за каждым чихом; красавиц своих родовитых в высочайшую спальню наперебой заталкивают; улыбнешься кому сверх положенного — сразу вой: Владыка, мол, фаворита назначил, права наши эррские попрал, гнева Вечного не боясь… Чтобы со старым другом встретиться, вон какой маскарад разводить надо: выбор, переодевание… Аудиенции — строго по расписанию, указы — из-под пера советников, эррами купленных-перекупленных — и слова в тех указах изменить не позволяют!..
И это — жизнь Владыки Империи? Тьфу!
Богоравный оторвал наконец многострадальный герб дан-Баэлей от письма и так свирепо на него глянул, что дан-Каданга расхохотался:
— Тебе на шаамаш-шур сейчас — всех бы загрыз! Начиная с магистра.
Владыка помрачнел.
— На исходе второй луны обещали собраться. Все. Кроме магистра.
— Надо же! — прицокнул языком Ллиэль. — Всего-то девять лет ты их зовешь — и вот опять пообещали… Все как всегда. Не приехали еще, не собрались даже в путь, но хоть посулили — и то хлеб! Или ты уже все нужные им законы подписал? Они ж у тебя такие послушные, только по закону хотят Рыжика скушать, чтоб все знали: не бунтуют они, а свое, кровное отвоевывают, вот и указ, покойным Императором дарованный…
— Не зли меня, Дылда! — заскрипел зубами Рыжий. — Чего ты хочешь? Гвардию двинуть? Куда? На Баэль, на Орден? Тут-то все и слетятся, и сожрут меня, ко всем Светлым, с потрохами…
— Ну-ну, высочайший, зачем же так? — спокойно ответил тот. — Владыка не должен быть бичом и карой своим подданным. Владыка должен быть им отцом родным и от напастей защитником.
— Каким отцом?! От каких напастей?!
— Родным. А насчет напастей — особый разговор…
Император сразу понизил голос:
— Ты что-то придумал? Дан-Каданга кивнул.
— Ну?
— Опять нукаешь? — прищурился эрр.
— Дылда!
— Ладно, слушай. Что тебе нужно? Во-первых, напомнить, что ты имеешь верховное право — верховное! — и на бесхозные поместья, вплоть до провинций, и, между прочим, на осиротевших девиц.
— Баэль? — шепотом спросил владыка.
— Да. Цепь надо рвать по самому слабому звену. Земли не бедные, в казне не помешают.
— А с козявкой что я буду делать? — уже совсем по-хозяйски осведомился Рыжий.
— А козявку ты, добрейший, будешь отечески опекать и замуж выдавать.
— За кого?
— За достойного, разумеется.
— Кто же достоин, кроме тебя?
— И то правда — шестнадцатый год вдовею. — Блестящие выпуклые очи Дылды подернулись поволокой. — Да и остепениться пора, не к лицу императорскому тестю за каждой юбкой бегать…
— Да уж, папенька, попрошу вас быть умереннее…
Они дурачились, словно не было никакой угрозы и все, о чем говорили до этого, было шуткой или рассчитанным спектаклем; впрочем, Дылда и впрямь подумывал о женитьбе, а Рыжему давно приглянулась его дочь, пятнадцатилетняя тростинка удивительно скромного нрава; говорено было об этом несчетное число раз — и всегда друзья веселились с самым серьезным видом, как когда-то, в детстве, деловито обсуждая разнообразные фантастические темы…
Император согнал с лица улыбку. Беззаботный дух давних дней растаял.
— Не видать мне, батюшка, жены как своих ушей до шаамаш-шура, — уныло напомнил он. — Сам знаешь: закон запрещает. Не мой закон! древний… И шаамаш-шура, похоже, не видать…
Дан-Каданга прищурился.
— Будет тебе шаамаш-шур. Это во-вторых. — Между улыбчивых, словно припухших от бесчисленных страстных поцелуев губ неожиданно хищно блеснули ослепительно-белые зубы. — Сами приползут.
Владыка знал этот тон — тон Дылды-полководца, втравливающего младшего друга в очередное сомнительное приключение. Впрочем, ни одно приключение не закончилось плохо для наследника. И таким же голосом юный эрр Каданги после своей первой битвы отдал приказ зарубить восемь сотен пленных варваров, а потом, повернувшись к недоумевающему отцу, спокойно пояснил: «Ведь это же мои пленные, папа. Ты подарил их мне, так? А мне они не нравятся».
Император молча ждал.
А мерзавец Ллиэль потянулся за персиком, неторопливо сжевал его и тщательно вытер руки о клочья своего маскарадного наряда.
— Твои верноподданные, — сказал он как выругался, — забыли о вассальном долге. Их нужно встряхнуть. За шкирку. Как твой дед в год нашествия синелицых.
Дан-Каданга рывком подался вперед.
— Нужна опасность. Серьезная опасность. Для всех. Чтобы Шестеро почуяли вонь паленых задниц. Чтобы сами молили тебя о шаамаш-шуре!
— Уже согласен. И где я возьму им опасность? — Император развел руками. — У меня в опочивальне синелицые не кочуют.
— В твоих покоях кочуют другие твари, — заметил Дылда. — Но не о них речь. Тебе известно, Рыжий, что за этот год только у меня в Каданге холопы бунтовали семь раз?
— Бедненький, — посочувствовал Император.
— А ты не смейся. Тебе небось и невдомек, что в Империи третий год неурожаи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});