Реквием линкору «Тирпиц» - Леон Пиллар

Усовершенствование новой аппаратуры шло, как говорится, на ощупь, базировалось на ежедневном опыте. Молодых и своенравных парней надо было воодушевить и не допустить, чтобы их боевой дух уменьшился до отправления на задание.

Необходимо было найти правильную, говоря врачебным языком, дозировку, а для каждого, в зависимости от его темперамента, она была индивидуальной. Фелл с достоинством вышел из сложившейся ситуации. Своим авторитетом, знанием сильных и слабых сторон каждого, доброжелательностью и выдержкой он ухитрился удержать всех в необходимых рамках, да так, что они и не почувствовали его давления и воздействия.

Еще одно обстоятельство внушало обоим руководителям озабоченность. Добровольцы по вечерам отправлялись в Портсмут для отдыха, навещали бары и даже бордели. А подвыпив, они могли сболтнуть лишнее… Между тем у противника в большинстве английских портов была своя агентура.

В конце концов поступило распоряжение о передислокации подразделения в Шотландию, где личный состав был размещен на «Титании», вспомогательном корабле, хорошо знакомом подводникам и служившем еще до войны в качестве плавучей базы в Средиземном море и на Дальнем Востоке. Целью передислокации была изоляция подразделения и усиление физической и моральной подготовки людей перед предстоявшей операцией. Первый шаг по сближению с противником был сделан. Фелл и Слейден испытывали удовольствие.

Глава 5

ЛОФОТЕНСКИЕ ОСТРОВА

В течение всего февраля «Тирпиц» Тронхеймс-фьорда не покидал. Время это было употреблено на дальнейшее обучение экипажа, переборку машин и подготовку артиллерии. Командир корабля Топп довольно часто проводил учения — по тревоге каждый бежал на определенное ему место. Отдыхающая смена получила указание внимательно наблюдать за всем происходящим на воде, на земле и в воздухе и немедленно докладывать обо всем необычном. Служба проходила монотонно, тишина долгих зимних ночей нарушалась только криками чаек, кружащихся вокруг корабельных надстроек.

Время от времени корабль менял место стоянки, так как Топп опасался появления британской авиации. Первый налет произошел в ночь с 29 на 30 января. Над фьордом пролетели пятнадцать самолетов, но ни одна бомба не упала вблизи от цели.

С тех пор за местонахождением корабля постоянно наблюдали самолеты, пролетавшие на большой высоте, скорее всего, со стороны России. Легкая корабельная зенитная артиллерия и зенитные батареи на берегу тут же открывали огонь, но самолеты, казавшиеся мошками — на самом деле это были машины берегового командования «Москит», — даже не обращали внимания на довольно близкие разрывы снарядов. Поведение летчиков явно было вызывающим.

13 февраля в обеденный перерыв, когда свободные от вахты офицеры еще находились в кают-компании, по радио было передано сенсационное сообщение:

«Ночью 11 февраля корабли „Шарнхорст“,[19] „Гнейзенау“ и „Принц Ойген“ под командованием адмирала Цилиакса[20] вышли из Бреста и под прикрытием нашей авиации прорвались через проливы Ла-Манш и Па-де-Кале в порты Германии».

Это была самая настоящая победа, своеобразный сюрприз не только для самих немцев, но и для всего мира. Значит, англичане не были, как они это постоянно утверждали, неограниченными владыками морей.

Более всего был удивлен капитан третьего ранга Бидлингмайер. «Мои планы нашли все же применение, — думал он, — правда, в обратном направлении…»

Топп понял, что Гитлер имел намерение усилить северную группировку, флагманским кораблем которой станет его «Тирпиц». Это соображение утешило его.

Успех операции «Цербер» под руководством адмирала Цилиакса усилил доверие команды «Тирпица» к своему начальству. Британское военно-морское превосходство, стало быть, было пустым звуком…

Примерно в тридцати километрах от «Тирпица» в одной из комнат Тронхейма в тот же вечер сидел молодой человек, плохо справлявшийся со своей яростью. У него были голубые глаза и черные волосы — с первого же взгляда было видно, что они крашеные.

Норвежец только что услышал по радио победное сообщение немцев и пришел к выводу, что англичане отреагировали на происходившее с недостаточной быстротой. Гнев свой он должен был на кого-то излить. Он открыл шкаф, в котором лежал его вещмешок из парусины и стоял небольшой чемоданчик из фибра. Поставив чемодан на стол, он открыл его. Внутри находился крохотный радиопередатчик. Достав карточку, размерами не более игральной, исписанную рядами цифр и букв, он составил короткий текст и передал его в эфир:

«Спит ваш флот, что ли?»

После этого он немного успокоился и представил себе лицо англичанина, который расшифрует это «сообщение». Передаст ли тот эту радиограмму начальству? Молодой норвежец усмехнулся. Встав из-за стола, он подошел к окну. Ветер гнал по улице падавший снег. Было холодно, и на улице не было видно ни души. Мужчина возвратился к столу, немного подумал и составил вторую радиограмму, которую тут же передал:

«Здоровье дедушки опасений не вызывает».

Никто, кроме посвященных, конечно, не знал, что речь шла о «Тирпице», который все еще стоял на якоре в Тронхеймс-фьорде.

Передав текст, молодой норвежец подумал о том, что будет, если его схватят. Ведь в шкафу, который мог легко открыть любой, стояли три радиопередатчика. К тому же дневник! Правда, один или три радиопередатчика, большой разницы не составляло, а вот что касается кода и дневника… хотя он, может быть, успеет их уничтожить. Однако пусть это и представляло большую опасность, ему все же не хотелось прекращать вести дневник, в котором каждый день было что-то записано, пусть даже очень коротко.[21]

Бьёрн Рёрхольт, ибо это был он, поставил радиопередатчик обратно в шкаф рядом с вещмешком, в котором были еще два передатчика, и набросил на них покрывало. Затем накинул коротенькое пальто, выглядевшее по-морскому, и спустился по лестнице мимо своей хозяйки Эйлен Митлид, вдовы погибшего военного, с двумя сыновьями. Она стояла у печки и только что подбросила в нее пару поленьев. Ребятишки занимались своими делами, сидя у окошка. Он поприветствовал хозяйку, а та посмотрела на него вопросительно. В эти дни жилище незнакомым людям сдавалось с большой неохотой. Молодой человек появился у нее вчера с маленьким чемоданчиком в руке и вещмешком на плече и согласился заплатить за наем комнаты весьма приличную сумму, не торгуясь, что само по себе было подозрительно.

Рёрхольт шел по улице, прижимаясь к домам и избегая фонарей. Когда попадался редкий прохожий, шедший навстречу, он отворачивал лицо. Он не хотел быть узнанным, стремясь избежать возгласа: