Оранжерейный цветок и девять растений страсти - Марго Бервин

— Почему мы здесь? Из-за нас или из-за черенков?

— Ага. Извечный вопрос «кто мы»?

— Нет, не то.

— Ты думаешь о том, есть ли у нас будущее?

— Остановись. Я просто спросила, почему ты сидишь со мной в этом чудесном ресторане.

— Ладно, я здесь из-за тебя. Но и из-за черенков. Может быть, потому, что черенки я получил от тебя.

— Я купила свое первое растение из-за тебя. Ты это знаешь?

— Первое в твоей жизни?

— Да. Райская птица была моим первым растением.

Он улыбнулся:

— Итак, я у тебя первый.

— Поэтому я здесь.

— Что за человек дал тебе черенки? Человек из прачечной?

— Армандо?

— Он тебе хоть нравится?

— Мне нравится его прачечная, я не знаю, нравится ли он мне.

— Почему нет?

— Он странный. Иногда мне кажется, что он с другой планеты. Но его прачечная самое фантастическое место на свете. Зеленая трава и ярко-красные маки, лаванда и лимонная вербена, пальмы.

— Звучит прямо как райская музыка.

— У него на полу растет мох. Мне просто не может нравиться человек, у которого мох растет на полу.

— Прямо волшебный сад.

— Ну да, сказочный сад со стиральными машинами.

— Когда я был ребенком, отец рассказывал, что сказочные феи живут в норках, во мху около пней. Целыми семьями. Он говорил, что если я лягу на землю и загляну в норки, то смогу их увидеть, но показываются они только маленьким детям.

— Может, поэтому ты так любишь растения. Потому что в глубине души веришь, что внутри растений живут феи.

— Может, тебе нравится прачечная потому, что там во мху обитают феи?

— Может быть.

— Я уже, кажется, говорил тебе, что для женщины, у которой никогда не было дома цветов, у тебя слишком большая тяга к растениям и людям, которые ими занимаются.

— Расскажи мне о девяти растениях.

— Я их никогда не видел. У тебя больше шансов увидеть их, чем у меня.

— На самом деле нет. Сомневаюсь, что Армандо их мне покажет. Он держит их взаперти где-то в дальней комнате прачечной.

— Соображает. — Эксли провел по волосам, приподнимая пальцами верхние, выцветшие на солнце пряди, из-под которых показались более темные волосы. — Девять растений очень красивы и опасны. — Он заглянул мне в глаза. — Как хороший любовник. Близко я видел только одно из них и слышал еще о двух.

— Какое ты видел?

— Синнингию красивую, также известную как глоксиния, растение, олицетворяющее любовь с первого взгляда. Легенда гласит, что любой, кто найдет глоксинию, влюбится в первого встречного.

— И кого же ты увидел?

— В то время я был совершенно один в джунглях Перу, охотился за растениями.

— Ты в Перу охотился за растениями? Господи, ты так сильно подсел на них.

— Когда я впервые увидел глоксинию, поблизости не было никого, в кого можно было бы влюбиться. Немного позже я увидел нескольких человек, которые ехали домой, но я не влюбился ни в кого из них. А вернувшись в Штаты, я увидел первым Джимми, парня, который на рынке рядом со мной продает яблочный сидр. Мы с ним тоже не влюбились друг в друга, если тебе вдруг интересно.

— Итак, ты не думаешь, что это — правда? Нууу, что растения влияют на людей?

— Я полагаю, что надо иметь все девять растений. Когда у тебя только одно, не думаю, чтобы оно работало.

— Ага, вот и Армандо сказал то же самое.

Эксли непроизвольно вздрогнул.

— Кто-нибудь знает, какие именно растения составляют эту девятку? Это где-нибудь написано, в какой-нибудь книге или, может, в стихах?

— Нет. Трудно понять, что это за девять растений. Согласно легенде со временем они меняются, и ты сможешь узнать их, только если они покажутся тебе сами. А они показываются только людям, которые готовы к этому.

— Готовы к чему?

— Точно не знаю. Но догадываюсь, что человек должен быть достаточно мудрый или что-то в этом роде.

— Как, ты думаешь, Армандо их нашел?

— Возможно, они нашли его. Я же сказал, нельзя охотиться за растениями, они должны сами искать тебя. То есть, представь, если бы каждый мог их найти, все люди жили бы в тропических лесах и джунглях Южной Америки и Океании.

— Но ведь ты искал растения в Перу?

— Я был молод и глуп. И верил, что смогу их найти.

— А еще растения, о которых ты слышал?

— Я только знаю, что одно из них суккулент, каких миллионы. А другое относится к растениям, расцветающим по ночам. Женский цветок, который открывается ночью и закрывается днем, как и большинство женщин.

Я улыбнулась и одернула свитер, чтобы он плотнее обтянул меня и подчеркнул фигуру.

— О, не сиди так. — Он развел мои руки, скрещенные на груди.

— Здесь холодно.

Он потер мне плечи:

— Так лучше?

— Не особенно.

Он притянул меня к себе и поцеловал. Это меня удивило. Обычно я ненавидела целоваться в ресторанах. Мне было обидно за других посетителей, у которых, возможно, никого не было потому, что они были либо слишком старыми, чтобы иметь партнера, либо просто одинокими.

Эксли не думал о других людях и поцеловал меня снова. Он был на вкус как медовое масло из булочек, и, когда он остановился, мои губы сами по себе остались приоткрытыми в ожидании новых поцелуев.

Он откинулся на стуле:

— Теплее?

— Намного.

— Раньше говорили, что девять растений даруют вечную жизнь тому, кто ими владеет.

Мне вдруг стало интересно, сколько лет Армандо: ведь у него есть все девять растений.

— Но теперь, — продолжал Эксли, — легенда изменилась, и считается, что девять растений приносят счастье в различных формах: деньги, любовь или даже дети.

Я подумала обо всех этих людях около прачечной. Людях, которые приходили к Армандо. Они приносили ему любовь, деньги и в некотором роде были его детьми.

— Ну, скажем, эти растения очень и очень ценное и удачное приобретение, поскольку приносят людям то, чего они больше всего хотят.

— Почему они не нашли тебя?

— Я все время задаю себе этот вопрос. Я сделал все, что мог, чтобы приготовиться к встрече с растениями, но они не пришли. Люди проводят годы, иногда всю жизнь, оттачивая ум, пытаясь довести до совершенства свое сознание, которое привлечет к ним растения. Они едут в Индию и живут с гуру или проводят годы на Амазонке с шаманами, лекарями и знахарями всех сортов. Но, даже проделав все это, чертовски трудно приобрести все девять растений. Поверь мне, многие так и умерли, не добившись ровным счетом ничего,

— Ради легенды?

— Люди и ради меньшего шли на плаху.

Выйдя из ресторана, Эксли потянул меня на Двенадцатую улицу, между Пятой авеню и Юниверсити-плейс. Мы начали страстно целоваться, обсуждая в перерывах растения и мифы о бессмертии, любовь вообще и воспроизведение потомства в частности. Мы целовались благодаря индейским шаманам, знахарям и черенкам из прачечной в Нижнем Ист-Сайде.

Когда он прижимал меня к себе, от его пиджака пахло свежей землей. Я расстегнула три верхние пуговицы на рубашке Эксли и прижалась лицом к его груди, к мягким, как весенняя трава, волосам.

Он был первым мужчиной, с которым я целовалась после развода, и у меня было ощущение, что вся моя боль и отчаяние стоили этих поцелуев и были выстраданы именно ради них. Так, словно, если бы я никогда не встретила своего мужа, а потом с ним не развелась, я бы не стояла сейчас на углу с продавцом цветов, который целовался лучше, чем кто-либо в моей жизни.

Я схватила его за руку.

— Хочу тебе кое-что показать. Пошли.

— Куда мы идем?

Пройдя четыре улицы и сто раз поцеловавшись, мы добрались до места.

— Вот мы и пришли. Это — прачечная самообслуживания. — Я произнесла это с некоторой долей благоговения.

Эксли слегка отступил, чтобы все лучше разглядеть. Должно быть, мы выглядели как двое ненормальных: с открытыми ртами заглядывающими в грязное, треснувшее окно старой прачечной. Он вынул из кармана зажигалку и прильнул к окну. Пламя зажигалки вдруг выхватило папоротник из темноты, словно рок-звезду в финале шоу.

— Это он. Это огненный папоротник.

Я чувствовала себя так, точно сделала ему величайший в мире подарок.

— Красавец. Восхитительный. — Он повернулся ко мне. — Спасибо за то, что показала его мне. Благодарю тебя за то, что показала мне нечто столь изысканное.

Когда мы уходили оттуда, я взяла его за руку и не отпускала всю дорогу до моей квартиры.

Когда мы вошли, райская птица лежала на боку. Ее длинные листья были неловко подвернуты под каким-то странным углом. Вокруг валялась земля из горшка.

— Ее надо пересадить. Не возражаешь, если я сделаю это?

Эксли прямо-таки уронил мою руку, кинулся к растению и начал собирать землю в горшок

— Она никогда раньше не падала. Однажды опрокинулся кротон, но райская птица никогда.