Философия в будуаре - Сад Де

ДОЛЬМАНСЕ. - Вовсе нет, Эжени мало пользы будет соглашаться с вами в этом вопросе. Разрушение есть один из главных законов Природы. Ничто разрушающее не может считаться преступлением. Как же может оскорбить Природу деяние, которое так ей под стать? Разрушение, которым человек имеет обыкновение гордиться - не что иное, как иллюзия. Убийство не является разрушением тот, кто совершает его, только варьирует формы он возвращает Природе элементы, из которых её искусные руки сразу же воссоздают другие существа. Творчество - это наслаждение для творца, и, следовательно, убийца подготавливает Природе одно из наслаждений: он даёт ей материал, который Природа сразу же использует. Так что действие, которое только глупцам хватает ума порицать, становится заслугой в глазах этой Великой силы. Лишь наша гордыня надоумила нас возвести убийство в ранг преступления. Решив, что мы высшие существа во вселенной, мы по-идиотски вообразили, что любой вред, причиняемый нам - это чудовищное преступление. Мы уверовали, что Природа зачахнет, если наш великолепный род человеческий исчезнет с лица земли, тогда как, напротив, полное истребление людей вернёт Природе творческую способность, которую она доверила нам, придаст ей энергию, которую мы похищаем у неё, размножаясь. Но и впрямь, что за непоследовательность, Эжени!

Какой-нибудь честолюбивый владыка может не задумываясь и не церемонясь уничтожить врагов, препятствующих его грандиозным планам... Жестокие и деспотические законы, самовластие, позволяют убивать в каждом веке миллионы людей, а мы - слабые и несчастные существа, нам не позволено принести в жертву нашей мести или капризу ни одного смертного. Есть ли что-нибудь более варварское, более странное, более абсурдное? Не должны ли мы под покровом глубочайшей тайны восполнить это несоответствие и отомстить за эту нелепость? (4)

ЭЖЕНИ. - Да, конечно... О! Но ваша мораль совращает меня, и как прелестно смаковать её!.. Но скажите откровенно, Дольмансе: разве вы порой не находили удовлетворение в преступлении?

ДОЛЬМАНСЕ. - Не вынуждайте меня раскрывать мои проступки. Их число и характер заставили бы меня чрезмерно краснеть. Может быть, когда-нибудь я вам признаюсь в них.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Направляя меч правосудия, преступник часто использовал его для утоления своих страстей.

ДОЛЬМАНСЕ. - Будто у меня нет других причин упрекать себя!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, обнимая его за шею. - Святой человек!.. Я восхищаюсь вами!.. Какой силой духа, какой отвагой надо обладать, чтобы испробывать, подобно вам, все наслаждения! Только гениальному человеку даётся честь разрывать все цепи и оковы невежества и глупости! Поцелуйте меня! О, вы обворожительны!

ДОЛЬМАНСЕ. - Скажите мне откровенно, Эжени: разве вы никогда не желали чьей-нибудь смерти?

ЭЖЕНИ. - О, да! Да! Каждый день у меня перед глазами отвратительное существо, которое мне уже давно хочется видеть в могиле.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Смею сказать, что я догадываюсь, кто это.

ЭЖЕНИ. - Кого ты имеешь в виду?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Твою мать.

ЭЖЕНИ. - Ах, дай мне спрятать лицо у тебя на груди!

ДОЛЬМАНСЕ. - Сладострастница! Теперь моя очередь осыпать вас ласками в награду за жар твоего сердца и пытливый ум. (Дольмансе покрывает поцелуями всё её тело и слегка пошлёпывает по ягодицам. У него возникает эрекция.

Время от времени его руки добираются до зада госпожи де Сент-Анж, который та похотливо подставляет. Опомнившись, Дольмансе продолжает.) Но почему бы нам не претворить в жизнь эту грандиозную идею?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Эжени, я испытывала отвращение к своей матери в той же степени, в какой ты ненавидишь свою, и я не колебалась.

ЭЖЕНИ. - У меня не было возможности.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Вернее, смелости!

ЭЖЕНИ. - Увы! Я ещё так молода!

ДОЛЬМАНСЕ. - Но теперь, Эжени, что бы вы сделали?

ЭЖЕНИ. - Всё... Только укажите как, и тогда вы увидите!

ДОЛЬМАНСЕ. - Мы покажем тебе, Эжени, обещаю, но при одном условии.

ЭЖЕНИ. - Каком условии? Вернее, есть ли такое условие, которое я не смогла бы принять?

ДОЛЬМАНСЕ. - Иди, плутишка, иди же в мои объятия: я больше не могу терпеть.

Ваш очаровательный задик должен послужить наградой за обещанный мною дар:

одно преступление должно оплатить другое! Иди же сюда!.. Нет, вы обе, давайте погасим потоками малафьи божественное пламя, палящее нас!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Минутку! Давайте внесём немножко порядка в наше веселье: он необходим даже в глубинах безумия и бесстыдства.

ДОЛЬМАНСЕ. - Нет ничего проще: самое главное для меня - доставить этой очаровательной девушке как можно больше наслаждений, пока я спускаю. Я введу ей хуй в жопу, а вы будете старательно дрочить её, пока она лежит в ваших руках. В позе, в которую я вас поставлю, она сможет отвечать вам взаимностью:

вы будете целовать друг дружку. После нескольких заходов в жопу малышки мы сменим позы: я вас, мадам, поимею в жопу. Эжени будет на вас, а ваша голова окажется у неё между ног. Я буду сосать её клитор, и заставлю её кончить второй раз. Затем я помещу хуй в её анус, а вы предоставите мне ваш зад, который займёт место её пизды, только что бывшей у меня перед носом. Её голова, подобно предыдущей позе, окажется теперь между ваших ног. Я буду сосать вашу сраку, как я до этого сосал её пизду. Вы кончите, и я спущу вместе с вами, но в то же время я буду обнимать прелестное маленькое тело нашей очаровательной послушницы, и щекотать ей клитор, чтобы она забылась от восторга.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Восхитительно, мой Дольмансе, но не будет ли вам кое-чего недоставать?

ДОЛЬМАНСЕ. - Хуя в моей жопе? Вы правы, мадам.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Обойдёмся без него этим утром: он будет у нас вечером - мой брат присоединится к нам, и наши наслаждения будут максимальными. А теперь - к делу.

ДОЛЬМАНСЕ. - Я хочу, чтобы Эжени подрочила меня немножко. (Она это делает.) Да, именно так... чуть быстрее, моё сердечко... держите всё время обнажённой эту розовую головку, не позволяйте ей укрываться, чем более вы натягиваете, тем лучше эрекция... Никогда не следует накидывать капюшон на хуй, который вы дрочите... Очень хорошо!.. Так вы приводите член в нужное состояние, чтобы он мог вас проткнуть... Посмотрите, как он реагирует, как твёрдо стоит... Дайте мне ваш язычок, сладкая сучка... Пусть ваши ягодицы лягут на мою правую руку, а левой я поиграю твоим клитором.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Эжени, хочешь дать ему вкусить самые большие наслаждения?

ЭЖЕНИ. - Обязательно... Я всё для этого сделаю.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Тогда возьми хуй в рот и пососи чуть-чуть.

ЭЖЕНИ (делает это). - Так?

ДОЛЬМАНСЕ. - Сладкий ротик! Какое тепло! Он для меня не хуже прелестнейшей из жоп!.. Сладострастная, чуткая, искусная женщина, никогда не отказывай своим любовникам в этом наслаждении: оно навсегда привяжет их к тебе... О, Боже, разъеби его в рот!..

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ах, какое кощунство, мой друг!

ДОЛЬМАНСЕ. - Вашу жопу, мадам, пожалуйста... Дайте же её мне, я буду её целовать, пока меня сосут, и пусть вас не удивляют мои выражения: одно из любимейших моих удовольствий - проклинать Бога, когда у меня стоит, тогда я возбуждаюсь в тысячу раз сильнее и полнюсь ненавистью и презрением к этой фикции. Мне бы хотелось изыскать лучший способ для ещё большего оскорбления и надругательства и когда отвратительные размышления приводят к выводу о полнейшем ничтожестве этого омерзительного предмета моей ненависти, я выхожу из себя, и возникает желание восстановить призрак, дабы ярость моя имела хоть какую-то цель. Делайте, как я, очаровательные женщины, и вы увидите, что подобные речи непременно увеличат ваше сластолюбие. Но, Божье проклятье! Я чувствую, что, как ни велико наслаждение, мне надо покинуть этот божественный ротик... иначе я оставлю в нём малафейку!... Ну, Эжени, подвиньтесь! Давайте исполним сцену, которую я предлагал, и все трое погрузимся в сладострастнейшее опьянение. (Становятся в позы.)

ЭЖЕНИ. - Мой дорогой, я опасаюсь, что ваши усилия напрасны: слишком велико несоответствие.

ДОЛЬМАНСЕ. - Отчего же? Я каждый день ебу в жопу самых юных. Так, вчера я вот этим хуем лишил невинности семилетнего мальчика, причём менее, чем за три минуты... Смелее, Эжени, смелее!..

ЭЖЕНИ. - Ах! Вы меня разрываете!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Поосторожнее, Дольмансе, я отвечаю за это существо.

ДОЛЬМАНСЕ. - Подрочите её, мадам, тогда ей будет не так больно. Всё в порядке - я вошёл до упора.

ЭЖЕНИ. - О, небо! Это не так-то легко... Видите пот у меня на лбу, дорогой друг... Ах, Боже! Я никогда не испытывала таких страданий!..

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Вот ты и наполовину лишена девственности, моя милая.

Теперь ты можешь называться женщиной - эта честь стоит некоторого неудобства. Но разве тебя не тешат мои пальцы?

ЭЖЕНИ. - Я бы не вынесла без них!.. Щекочи, три, мой ангел... Я чувствую, что боль постепенно превращается в удовольствие... Глубже!.. Заталкивай, Дольмансе! Пихай, пихай! О, я умираю!..

ДОЛЬМАНСЕ. - О, Богоёбанная распиздень! Сменим позу, я больше не могу сдерживать... Ваш зад, мадам, умоляю... Лягте, поскорее, как я сказал.