10 мифов Советской страны - Александр Шубин

В середине 1919 г. на окраинах России еще действовали новые национальные государства и Япония, а другие державы Антанты переключились с прямого вмешательства в российскую гражданскую войну на поддержку белых армий оружием и снаряжением. Зимой 1918–1919 гг. Колчак и Деникин получили 800–900 тысяч винтовок и более тысячи орудий.

Таким образом, реального похода 14 держав не было. Уже тогда Запад стремился «таскать каштаны из огня» чужими руками — в данном случае руками «русских патриотов» из белого воинства.

Белые считали себя патриотами, и им обидно было находиться на «содержании» Антанты. Поскольку теперь, после развала Германии, когда коммунисты развернули там гражданскую войну, было трудно называть Ленина немецким шпионом, главной угрозой стал еврейский заговор и интернациональные отряды. Об отношении Белого движения к евреям мы поговорим ниже. Что касается интернациональных отрядов, которые создавались большевиками, то они сыграли в событиях заметную роль, которая также окутана мифами. Сначала в советском мифе они стали героями без страха и упрека, теперь в антисоветском — ландскнехтами, безжалостными карателями русского крестьянства. Как всегда, миф вырывает из реальности только то, что подходит под схему.

Были интернационалисты опорой режима, карали ли они крестьян? Конечно. Часто они даже не знали русского языка, крестьянский мир был им чужд, а идеи мировой революции — понятны, так как придавали их действиям, даже крайне жестоким, смысл и оправдание.

Мотивы участия в войне были разными. Для одних людей, овладевших военным ремеслом, это был просто способ устроиться в обстановке военной смуты. Но для большинства участников интернациональных частей, остававшихся в них до конца Гражданской войны, важнейшим стимулом была приверженность коммунистической идее. Те, кому смысл борьбы был чужд, могли отсеиваться.

Так, например, когда в 1919 г. знаменитые латышские стрелки вошли в Ригу, большинство личного состава Латышской дивизии решило, что война закончена, и разошлись по хуторам. Некоторые потом служили в национальной армии Латвии. Зато те, кто потом отступил в Советскую Россию, были искренне привержены коммунистическим идеям.

Всего в разное время в Красной армии воевало до 300 тысяч интернационалистов, из которых около трети составляли поляки (то есть в большинстве своем бывшие подданные Российской империи), около 80 тысяч — венгры и около 10 тысяч — чехи и словаки. Заметную роль играли также немцы, латыши и китайцы. Но даже среди тыловых частей советской власти интернационалисты не составляли большинство. Тем более не были они решающей силой на фронте. Они были символом мировой революции и в перспективе должны были стать ее авангардом в своих странах. Поскольку с мировой революцией пришлось подождать, командиры интернационалистов могли продолжить служить этому же делу в Коминтерне и в советской стране, которую воспринимали как отечество всех трудящихся. В итоге многие интернационалисты стали частью многонационального советского народа.

Коммунистические фанатики или защитники интересов рабочих и крестьян?

Ради чего лилась кровь на просторах России? Ради интересов рабочего класса и крестьянства? Про интересы крестьян даже говорить как-то неудобно. Землю им дали, а урожай отобрали. Но и «государство рабочих» — больше идеологический штамп, чем реальность. Советский миф объяснял отклонения от проекта сопротивлением враждебных классов (сюда, правда, попадает большинство населения, ради которого вроде бы все и предпринималось). К тому же классики марксизма как раз и строили свой проект с учетом этого сопротивления. Для того и «диктатура пролетариата», чтобы подавить сопротивление враждебных классов. Так что нечего на врагов пенять, если у коммунистов получилось не то, на что они рассчитывали.

А что получилось — то? Если лень искать сложных объяснений феномена большевистского государства, есть простое — коммунисты были фанатиками утопии, и ради своей схемы готовы были убивать, убивать и убивать. Ну, еще мучить. Таковы уж утописты. Правда, другие идеи на отечественной почве оказались еще менее реальными. Все силы в Гражданской войне, как ни странно, возглавлялись утопистами. Ни у кого не вышло то, что было задумано. В реальной истории так почти всегда и случается.

Устойчивый штамп: коммунисты создали государство советов, власть рабочих (и в какой-то степени крестьян). Даже обличители коммунистов иногда попадают в тенета этого мифа: вот, дорвались «пролы» до власти, смотрите, что получилось. И советы — вредная идея, тоталитарная.

Насколько действия большевиков во время войны определялись ситуацией, а насколько — коммунистическими идеями? От ответа на этот вопрос зависит, какой из мифов ближе к реальности. Но можно посмотреть на вопрос с другой стороны — ситуация могла диктовать меры, которые соответствовали марксистским идеям.

Стремясь как можно скорее воплотить в жизнь марксистский проект централизованной экономики, работающей по единому плану, коммунисты усугубляли социальный кризис. Это толкало все новые массы к вооруженному сопротивлению политике большевиков. Но в обстановке развернувшейся Гражданской войны как раз большевистские меры тотальной мобилизации сил оказались наиболее действенными.

Большевики решали две задачи: создавали основы нового общества, как казалось — принципиально отличного от капитализма, ликвидирующего эксплуатацию человека человеком, и концентрировали в своих руках все ресурсы, необходимые для ведения войны. Представления большевиков о коммунизме совпали с задачами организации военной экономики. Уже во время Первой мировой войны в воюющих странах резко усилилась роль государства, возник «военный социализм».

Летом 1918 г. Советская республика оказалась в еще более критическом состоянии, и ее руководители пошли дальше, организовав «военный коммунизм» — полное огосударствление снабжения города за счет нужд деревни. Советская республика превратилась в «единый военный лагерь». Все предприятия переводились на военное положение. Большевистские руководители требовали беспрекословного подчинения и угрожали несогласным немедленным расстрелом. Рыночные отношения купли-продажи, свободного товарообмена заменялись распределением продуктов с помощью государственных органов. Продовольствие изымалось у крестьян за символическую компенсацию, а затем и без нее, по нормам «продразверстки».

Система в итоге получилась настолько несовершенной, что в СССР официальной стала точка зрения о вынужденном характере «военного коммунизма». Мол, если бы не враги, не Гражданская война, никто бы не стал ликвидировать товарно-денежные отношения. В качестве доказательства приводится работа Ленина «Очередные задачи советской власти», написанная в апреле 1918 г. План действий, изложенный в ней Лениным, выдается за прообраз политики НЭПа, умеренной и прагматичной. Но текст «Очередных задач…» не дает основания для таких выводов. Ленин еще до начала Гражданской войны планировал прямой переход к нетоварному обществу, организованному как единая система производства и распределения продуктов, работающая по общему плану: на повестке дня стоит «созидательная работа налаживания чрезвычайно сложной и тонкой сети новых организационных отношений, охватывающих планомерное производство и распределение продуктов, необходимых для существования десятков миллионов людей».[64] Планомерность, по Ленину, — это никак не рыночные отношения. Ленин после «красногвардейской атаки на капитал» планирует упорядочить лишение капиталистов собственности: «в войне против капитала движения вперед остановить нельзя… продолжать наступление на этого врага трудящихся безусловно необходимо»[65] — начинается национализация целых отраслей.

На национализированных предприятиях уже вводятся по настоянию Ленина так называемые «Брянские правила» распорядка, устанавливающие режим беспрекословного подчинения начальству. Ленин требовал от рабочих и служащих: «Веди аккуратно и добросовестно счет денег, хозяйничай экономно, не лодырничай, не воруй, соблюдай строжайшую дисциплину в труде…»[66] Если рабочий не захочет с энтузиазмом работать на нового хозяина — государство — партию, — то он уже не рабочий, а хулиган — в такой же степени враг, как и эксплуататор: «Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов».[67] Чтобы не было сомнений в том, как надо их подавлять, Ленин пишет о «поимке и расстреле взяточников и жуликов и т. д.».[68]

Огромным государственным хозяйством кто-то должен управлять. Саботаж служащих стихает, а бюрократия растет как на дрожжах. Но, по мнению Ленина, «русский человек — плохой работник по сравнению с передовыми нациями». Научить его работать может «последнее слово капитализма в этом отношении, система Тэйлора…» (конвейерная система, доводящая до максимума отчуждение человека в процессе производства). «Советская республика во что бы то ни стало должна перенять все ценное из завоеваний науки и техники в этой области».[69] Рабочий должен был стать послушным инструментом в руках управленца. Рыночная стихийность и спонтанность должны были смениться порядком и управлением в единой государственной экономике, действующей как идеальная фабрика.