Асы шпионажа - Аллен Даллес

Пожелание было, конечно, отличным.

Зажав крепко под мышкой дорогой пакет, я отправился через сад посольства в свой кабинет. Там запер деньги в сейф.

Ближе к концу рабочего дня я попросил секретаршу зайти ко мне. Зная, что ее обижу (выбора у меня, к сожалению, не было), сказал:

– Будьте любезны передать мне второй ключ от сейфа. Он мне нужен.

Она посмотрела на меня с удивлением и спросила:

– Вы что же, более не доверяете мне?

– К доверию или недоверию это, моя дорогая, никакого отношения не имеет. Просто мне иногда будут нужны сразу оба ключа. Поверьте мне, что я никоим образом не хотел вас обидеть.

Не говоря более ни слова, она достала и отдала мне второй ключ, но не сумела, да и не старалась скрыть выражение обиды на своем лице. Я, однако, не мог рисковать. Между прочим, через неделю я отдал ей оба ключа, когда поехал в Берлин. Надо сказать, что она никогда не использовала мое доверие в личных интересах.

В тот вечер вновь пришел в посольство без десяти минут десять. Я завернул шторы и выключил свет на входе, чтобы моего посетителя никто случайно не увидел снаружи.

В темной подвальной комнате посольства наготове сидел профессиональный фотограф. Это был сотрудник нашего шифровального отдела, и ему можно было вполне доверять. Я собирался предварительно просмотреть пленки, которые принесет камердинер. Я и сам – фотограф-любитель, но в данном случае проявление фотопленок было слишком ответственным делом. Этот сотрудник предполагал, что речь идет о важных документах, но не знал, ни откуда они у меня, ни их содержания.

Без двух минут десять я подошел к хозяйственному сараю на заднем дворе посольства, как мы и условились. Несмотря на звездное небо, ночь была темной.

Было довольно холодно и тихо. Мне казалось, что я слышу стук собственного сердца. Примерно через минуту ожидания заметил, что в моем направлении что-то движется, но разглядеть ничего не смог. И тут же послышался шепот:

– Это я, Пьер. Все нормально?

Молча мы направились к домикам посольства. Шли довольно быстро, но он почти не спотыкался в темноте, видимо, обладал хорошим зрением.

Пройдя сквозь неосвещенные двери домика, вошли в мой кабинет. Включенный мной свет ослепил обоих на несколько мгновений.

В отличие от нашей первой встречи Цицерон нисколько не нервничал, пребывая в хорошем настроении. Должен признаться, что сам я немного волновался, не имея представления, чем все это закончится.

Первым заговорил он, коротко спросив:

– Деньги у вас?

Я кивнул.

Засунув руку в карман плаща, албанец извлек две катушки для пленок 36 миллиметров. Он протянул их мне на открытой ладони, но, когда я хотел взять их, отдернул руку и произнес спокойно:

– Сначала деньги.

Подойдя к сейфу, я не сразу сумел открыть дверцу, видимо, из-за волнения перепутал цифровую комбинацию. К тому же я стоял к нему спиной. У меня даже мелькнула мысль, что он может нанести мне сзади удар, забрать деньги и скрыться. Когда я наконец открыл сейф и вытащил оттуда сверток, руки у меня немного дрожали. Быстро захлопнул дверцу сейфа, едва не прищемив себе большой палец.

Повернувшись, увидел, что Цицерон стоит на том же месте, устремив любопытный, в некоторой степени даже алчный взгляд на газетный сверток в моих руках.

Момент был критическим. Я не собирался отдавать ему деньги, пока не получу четкого представления, что мы выторговали. Подойдя к письменному столу, развернул пакет и принялся громко пересчитывать банкноты. Он подошел ближе и про себя следил за счетом, судя по движению его губ.

…Пятнадцать тысяч… двести пятьдесят… пятьсот… семьсот пятьдесят… шестнадцать тысяч…

И так далее до конца. Пересчитав деньги, я снова завернул их в газету.

– Давайте пленки, – сказал я, протягивая правую руку, а левую держа на свертке.

Он отдал их мне и потянулся за свертком.

– Пока нет, – сказал я. – Вы получите деньги сразу же, как только я взгляну на пленки. Вам придется подождать четверть часа, пока они будут проявлены. Для этого все готово. А деньги – вот они, вы их видели и сосчитали. Если вы не согласны, можете забрать назад свои пленки. Итак?

– Вы слишком подозрительны и должны мне больше доверять. Но как хотите. Я подожду здесь.

Я почувствовал громадное облегчение. Следовательно, это – не трюк. Только теперь я поверил, что все будет хорошо. Вид денег и их пересчет возымели свое действие. Почувствовав себя владельцем целого состояния, он, видимо, не хотел все испортить глупым упрямством. Да и доверял мне, наверное, больше, чем я ему.

Пока я снова запирал деньги в сейф, он стоял спокойно около письменного стола. Да и я наконец успокоился. Критический момент миновал.

– Хотите закурить? – спросил я и протянул ему пачку сигарет.

Взяв несколько штук, он заметил:

– Их вполне хватит до того, как вы вернетесь.

Сев в кресло, он закурил. Выйдя из кабинета, я запер дверь снаружи, чтобы туда случайно не зашел ночной сторож, обходя территорию. Камердинер конечно же слышал, как в двери повернулся ключ, но, к моему удивлению, не стал протестовать, оказавшись в роли пленника. Я поспешил к своему фотографу.

У него все было уже готово. Проявитель был доведен до нужной температуры. Он взял в проявку сразу обе пленки. Я внимательно наблюдал за его действиями и попросил давать объяснения по ходу, намереваясь в будущем делать все сам. Времени на проявление и закрепление ушло больше, чем я рассчитывал.

– Можно ли здесь курить?

– Конечно, но только тогда, когда пленки находятся в бачках.

Фотограф действовал быстро и уверенно в свете красной лампочки. Через десять минут он открыл крышку первого бачка. Я собственноручно достал оттуда пленку, промыл ее и положил в закрепитель. Затем то же было проделано и со второй пленкой.

Минуты, казавшиеся мне вечностью, тянулись. Наконец фотограф сказал:

– Первая пленка должна быть готова.

Прополоскав немного пленку, он поднес ее конец к световому экрану.

Несмотря на крошечный размер негатива, я отчетливо разглядел машинописный текст. Документы были пересняты просто великолепно. Обе пленки пошли на промывку в проточную воду. За последней процедурой я наблюдал с нетерпением. Оставалось всего несколько минут.

В заключение мокрые пленки были повешены для сушки на прищепках на протянутый для этой цели шнур. В помещении вспыхнула стоваттная электрическая лампочка. Взяв увеличительное стекло, я склонился над кадрами. И вот что я прочитал:

«Совершенно секретно.

Британскому послу. Анкара.

Министерство иностранных дел».

Под документом стояла совсем свежая дата.

Заголовка и даты было для меня вполне достаточно.

Выдворив фотографа, я запер дверь каморки и попросил его прийти через четверть часа. Затем направился к себе.

Когда я вошел, Цицерон сидел на том месте, где я его оставил. Пепельница была полна окурков, что свидетельствовало о длительности истекшего времени. Несмотря на долгое ожидание, он внешне не проявил ни нетерпения, ни неудовольствия, произнеся только:

– Ну и как?

Вместо ответа я открыл сейф, достал сверток с деньгами и вручил его камердинеру. Одновременно передал ему заранее подготовленную расписку в получении 20 тысяч фунтов стерлингов, которую он, однако, высокомерно отложил в сторону. Должен сознаться, что в тот момент я показался сам себе смешным.

Засунув сверток под плащ, которой не снимал все это время, он надвинул шляпу на лоб и поднял воротник. Даже близкий друг не узнал бы его в таком виде в темноте.

– До свидания, месье, – промолвил он. – Завтра в это же время.

Кивнул мне и скрылся в темноте. Когда я пишу эти строки, события того дня явственно встают перед моими глазами. Я, конечно, точно не помню слов, которыми мы обменялись, но вижу перед собой человека с угловатыми чертами лица, лица тщеславного раба, долго мечтавшего о власти и наконец ее получившего. Всего час тому назад он вошел в мой кабинет простым слугой, а теперь покидал его богатым человеком. До сих пор слышу его слегка ироничный с нотками триумфа голос, когда он попрощался, уходя.

Сегодня все это кажется мне сценой из какой-то другой жизни. Но чувств, которые владели мной в последовавшие затем часы, до сих пор не забыл. Спать я не пошел. Час за часом сидел, запершись в своем кабинете, читая, делая заметки и рассортировывая полученные документы. К исходу ночи мне стали вполне понятными запутанные и сложные международные отношения того времени. Незаметно для себя уснул прямо за письменным столом, проснувшись от стука в дверь кабинета на следующее утро, когда секретарша пришла на работу.

Фотограф, обрабатывавший пленки, естественно, так ничего и не узнал о сути дела, хотя я и чувствовал себя несколько, как говорится, не в своей тарелке от того, что пришлось прибегнуть к его услугам.

К перепечатке документов с пленок с надлежащим увеличением я приступил тогда сам, проконсультировавшись у него по всем позициям, вплоть до проявления и закрепления фотобумаги. Сделав несколько удачных отпечатков, я отправил его спать; поблагодарив за труды.