Сказка только начинается - Хелен Брукс

Но его действительно влечет к ней — в этом Марианна не могла ошибиться, она слишком ясно чувствовала его растущее возбуждение. Да, но это чисто физическое влечение. Их любовь, дружба, взаимопонимание, самая суть их отношений — все исчезло без следа, сметенное безжалостной катастрофой. Похоть без любви отвратительна и бессмысленна, словно гальванизированный труп. Пока не поздно, надо остановить эту комедию.

— Отпусти, ты делаешь мне больно! Оба они прекрасно знали, что это ложь.

— Больно? Что бы я ни делал, я не смогу причинить тебе боль. Это ты доказала два года назад. Я уже говорил, что физическое насилие — не в моем стиле. Но, по-моему, мы оба наслаждаемся происходящим. Разве нет?

Пальцы его скользнули по мягкому холмику ее груди, нащупали затвердевшие соски, скрытые под тоненькой футболкой. Тело Марианны ответило за нее — и ответило на редкость красноречиво.

— Я не могу разбить тебе сердце: у тебя его нет, — цинично усмехнулся Хадсон. — Но могу взять тебя и избавиться наконец от нелепого наваждения!

Он произнес это так небрежно, словно решил попробовать новое лекарство от надоевшей простуды. Губы его вновь склонились к ее губам, но на этот раз Марианна начала отчаянно отбиваться. Новое унижение поразило ее в самое сердце. Нет, она не может, не должна сдаться!

— Не надо, Хадсон! — кричала она, пытаясь выбраться из-под его мощного тела. — Я не хочу! Прекрати, слышишь?

— Почему? — На раскрасневшемся лице его и в выражении глаз читался откровенный сексуальный голод; нежность, мягкость, забота, присущие ему в былые времена, исчезли без следа. — И какая мне разница, чего ты хочешь или не хочешь? — безжалостно добавил он. — Что-то я не вижу слез раскаяния за твое поведение в прошлом.

Ах, если бы он только знал!

— Поскольку ты ведешь себя как дешевка, чтобы не сказать хуже, не удивляйся, что и другие относятся к тебе соответственно. По-моему, это только справедливо, — продолжал он с убийственной мягкостью. — Я хочу тебя, Анни, а ты хочешь меня — язык твой лжет, но тело говорит правду. Я прождал два года и не хочу ждать больше ни секунды! Не знаю, сколько было у тебя мужчин и сколько еще будет, но обещаю, что меня ты запомнишь на всю жизнь!

И он снова склонился над ней.

— Это неправда! Я не сплю с кем попало! — вскричала Марианна, отчаянно вертя головой. Она не могла позволить ему поцеловать ее еще раз, понимая, что этот поцелуй растопит остатки ее гордости и уничтожит всякую решимость.

Набухшие груди ее молили о прикосновении, а в самой сердцевине ее существа разгоралась тупая, ноющая боль, от которой известно только одно исцеление. Марианне приходилось бороться не только с Хадсоном, но и с собой, и эта двойная борьба мучила и пугала ее. Если сейчас она позволит себе сдаться, если вновь станет близка к нему — не только телом, но и сердцем, — то неизбежно расскажет ему правду. Иного исхода она просто не вынесет.

— Не верю. — Мерцающий взгляд его остановился на ее припухших губах. — Лжешь, моя сладкая Анни!

— Нет, это правда! — выкрикнула Марианна. По щекам ее катились слезы — слезы боли, гнева и любви. — У меня никого не было! Я никогда… ни с кем…

— Ты сбежала со своим студентом, исчезла, не написав никому ни слова, и теперь хочешь уверить меня, что вы не жили вместе? — недоверчиво переспросил он. — Да за кого, черт возьми, ты меня принимаешь?

Однако он слегка приподнялся и уже не давил на нее своим телом.

— Но это так. — Марианна чувствовала, что окончательно запуталась. Теперь ей придется придумывать новую ложь, объясняющую, почему, сбежав от Хадсона, она не бросилась в объятия ни к какому другому мужчине.

— А Кийт? — мрачно поинтересовался Хадсон. — С ним что?

— Я же говорила, мы просто друзья. — Дрожащими пальцами она смахнула слезы со щек. — Это правда, Хадсон!

— Откуда тебе знать, что такое правда? — Недобро прищуренными глазами он вглядывался в ее заплаканное лицо. — Нет, здесь определенно что-то не так, — мрачно пробормотал он. — Не понимаю, в чем дело, но точно могу сказать: больше ты меня не одурачишь! Хватит с меня одного раза! С другой стороны, какой смысл тебе лгать, что ты… Итак, ты хочешь сказать, что ты девственница? — медленно и раздельно спросил он.

— Да, — кивнула Марианна. Голос ее дрожал от унижения.

— Все чудесатей и чудесатей, как говаривал старина Кэрролл. — Марианна почти видела, как его мозг переваривает эту информацию. Она боялась пошевельнуться, чтобы вновь не разбудить в своем противнике гнев — или желание. — Хорошо, объясни. — Легким движением он скатился с нее и сел, прислонившись к дереву, не сводя с нее холодных вопрошающих глаз.

— Объяснить? — Именно этого она и не могла сделать! Марианна неловко поднялась с земли и села, поправляя растрепанные волосы. Она догадывалась, что лицо ее раскраснелось, а глаза опухли от слез. Ничего себе картина!

— Держи. — Он протянул ей белоснежный носовой платок. — И не вздумай лгать, — негромко предупредил он. — Не надейся меня запутать. Мне каждый день приходится иметь дело с людьми, скрывающими истину, и я умею отличать правду от лживых басен.

— Я… Хадсон, я не могу ничего объяснить. Не могу. Послушай, ведь все это в прошлом. У каждого из нас — своя жизнь. Почему бы нам просто не…

— Не — что? — холодно поинтересовался он. — Что ты предлагаешь?

— … не расстаться друзьями? — В дрожащем голосе Марианны прозвучала слабая надежда.

Хадсон покачал головой, словно не веря своим ушам.

— Странно! Мне казалось, что ты умнее. Ты сама-то понимаешь, что за ерунду несешь?

— Не понимаю, — быстро возразила Марианна. — Когда-то я тебе нравилась…

— Ты мне не нравилась, — мягко поправил Хадсон. — Я любил тебя, Анни, а это совсем другое. Знаешь, говорят, от любви до ненависти один шаг. Может быть, это и неправда, но любовь к тебе научила меня ненавидеть. И, поверь мне, к числу моих друзей ты не относишься. А теперь я жду объяснений, Анни, и поскорее.

— Знаю. — Как хотелось ей сбросить с плеч тяжкую ношу, поделиться с Хадсоном своей страшной тайной и переложить груз решения на него! Но это немыслимо. Ведь для Хадсона в работе — вся жизнь! Он не раз говорил ей, что с детства мечтал быть юристом и даже не представлял себе иной профессии. Потеря работы будет для него равносильна медленной, мучительной смерти.

Лучше бы Майкл Кэкстон никогда не рождался на свет!

— Майкл сказал тебе, что я сбежала с другим.

— Так ты вернулась к прежней версии и будешь утверждать, что он солгал? — саркастически поинтересовался Хадсон. Лицо его потемнело от сдерживаемого гнева.