Множественность лиц на стороне работодателя. Научно-практическое пособие - Михаил Харитонов

80

Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5). Среди исследований, специально посвященных проблеме секундарных прав, см.: Бабаев А.Б. Проблема секундарных прав в российской цивилистике: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 2006.

81

Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5. По мнению М.И. Брагинского, природе договора в пользу третьего лица больше соответствует норма, включенная в п. 2 ст. 430 ГК РФ (Там же).

82

Как отмечено О.С. Иоффе, пока страхователь остается в живых, третье лицо никаких прав не приобретает (Иоффе О.С. Общее учение об обязательствах // Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. – Т. III. Обязательственное право. – СПб., 2004 (по изданию 1975 г.). – С. 120). Соответственно, до наступления страхового случая нет «расщепленной» множественности, поскольку у третьего лица нет права, т. е. в правоотношение на стороне соответствующего участника оно не вступило, а после наступления страхового случая нет «расщепленной» множественности, поскольку на стороне участника, противостоящего страховщику, выступает только третье лицо (разумеется, здесь не исключена возможность возникновения «параллельной» множественности).

83

Пример этого дает п. 4 ст. 430 ГК РФ, предусматривающий, что контрагент по договору может заступать место правообладателя по договору – третьего лица. Фактически здесь ни что иное, как субсидиарная множественность.

Следует заметить, что А.М. Кухарев указывает, что «в рамках договора в пользу третьего лица кредитор несет ответственность как за недействительность, так и за неисполнение “переданного” права требования» (Кухарев А.М. Договор в пользу третьего лица // Юрист. – 2005. – № 3. – С. 25).

Может показаться, что, по мнению автора, кредитор заменит должника перед третьим лицом (если не в долге, то в ответственности), и здесь (уже с точки зрения нашей концепции) возникнет очередная множественность лиц. Однако в действительности имеется в виду другое – то, что кредитор сохранит свою ответственность перед третьим лицом в другом обязательстве (которое послужило причиной для заключения договора в пользу третьего лица). Это показывает следующая фраза А.М. Кухарева: «…если третье лицо не получит исполнения от должника, оставшиеся за рамками договора обязательства кредитора в пользу этого третьего лица не будут считаться исполненными и третье лицо сохранит свое право требования к кредитору». Иными словами, речь идет лишь о не очень удачном выражении, хотя оно и по своему действительному содержанию представляется нам не совсем верным.

84

В законе таких ситуаций не предусмотрено, однако исключать их нельзя в силу принципа свободы договора.

85

Разумеется, не исключены варианты, когда договором будет предусмотрен субсидиарный кредитор, не являющийся контрагентом по договору (если третье лицо отказалось от приобретенного права в соответствии с п. 4 ст. 430 ГК РФ), или субсидиарный должник.

86

В силу абзаца второго п. 3 ст. 308 ГК РФ эти случаи могут быть определены законом, иными правовыми актами или соглашением сторон.

87

Мильков М.А. К вопросу о третьем лице по договору, заключенному в его пользу // Российский судья. – 2008. – № 12.

По мнению М.И. Брагинского, есть основания полагать, что правилом о переносе риска неисполнения обязанности третьим лицом на выгодоприобретателя следует руководствоваться и при всех других вариантах заключения договора в пользу третьего лица (Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5). Представляется, что буквальный текст ст. 430 ГК РФ не дает оснований для подобного вывода. Такой перенос может иметь место только тогда, когда он прямо закреплен в законе или соглашении сторон (в порядке абзаца второго п. 3 ст. 308 ГК РФ). Причем для последнего случая законодателю следовало бы предусмотреть правило, что перенос риска исполнения обязанности на третье лицо невозможен, если оно при изъявлении желания воспользоваться предоставленным ему по договору правом не знало и не должно было знать, что соглашение предусмотрело для него не только права, но и обязанности.

88

Ситуация тем интереснее, что в этом случае «расщепленная» множественность на стороне арендатора превратится в «параллельную» (солидарную) множественность в отношениях с субарендатором.

89

Бекленищева И.В. Указ. соч. – С. 89. – Сноска 210.

90

См., в частности: Гражданское право: учебник: В 3 т. – 6-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2007. – Т. 1. – С. 630, 631, 633 (автор главы – М.В. Кротов). Аналогичного, по сути, взгляда придерживается И.В. Елисеев (Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 2. – 4-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2004. – С. 13, 14).

91

Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – С. 826, 827 (автор главы – А.А. Павлов). См. также по этому поводу: Бекленищева И.В. Указ. соч. – С. 91, 92; Белов В.А. Указ. соч.

92

Речь идет о теоретических препятствиях с точки зрения именно догмы права, а не законодательства, поскольку оно нас ориентирует как раз на обратное, так как согласно ст. 386 ГК РФ должник вправе выдвигать против нового кредитора только те возражения, имеющиеся против старого кредитора, которые были на момент получения уведомления о переходе прав к новому кредитору, т. е. с этого момента выполнение обязанности перед новым кредитором уже не связано с действиями прежнего кредитора.

93

Хотя, безусловно, остается проблема судьбы первоначального правоотношения при уступке права требования.

94

Это означает, что исполняться обязательство, возникшее в результате привлечения представителя к ответственности, должно из его имущества, а не имущества представляемого. Иначе получится, что фраза закона «представитель несет ответственность» не имеет в действительности никакого практического смысла.

95

О взгляде на право как систему распределения рисков см.: Магазинер Я.М. Указ. соч. – С. 162—169.

96

Мы не согласны с мнением А.Е. Тарасовой, что в категорию дееспособности следует включать и способность к совершению юридических поступков (Тарасова А.Е. Правосубъектность граждан. Особенности правосубъектности несовершеннолетних, их проявления в гражданских правоотношениях. – М., 2008. – С. 68—70). Полагаем, что дееспособность в ее нынешнем понимании означает способность к совершению не любых волевых действий, а действий, направленных на достижение определенных правовых последствий, т. е. юридических актов (в гражданском праве – сделок). Для юридических поступков введение такой специальной категории, как дееспособность не имеет никакого смысла: представительство здесь невозможно, а правовые последствия возникают в результате совершения субъектом поступка, независимо от его психических качеств (достаточно того, что субъект является лицом, т. е. правоспособен).

97

Тарасова А.Е. Указ. соч. – С. 40, 41. Рассматривая указанный элемент дееспособности, А.Е. Тарасова обращает внимание на то, что он включает способность нести ответственность не только за внедоговорные (деликтоспособность), но и за договорные правонарушения (Там же. – С. 41—43). Полагаем, что с этой позицией следует согласиться.

98

Что касается несения ответственности законными представителями по сделкам, совершенным малолетними самостоятельно, вопрос о природе этой ответственности выходит за пределы нашего исследования, хотя и представляется небезынтересным.

99

С.В. Сарбашем предложено разрешение данной проблемы (см.: Сарбаш С.В. Исполнение договорного обязательства. – М., 2005. – С. 39—41), однако оно представляется нам не вполне удовлетворительным. К сожалению, поскольку рассмотрение этого вопроса увело нас чересчур далеко от цели настоящей работы – изучения проблемы множественности лиц на стороне работодателя, мы пока остановимся здесь, надеясь вернуться к нему в будущем.

100

По всей видимости, это и подразумевает п. 1 ст. 17 ГК РФ, когда включает в состав правоспособности способность «нести обязанность». Может показаться, что это опровергает наш тезис о том, что субъектами обязанностей в правоотношении являются представители недееспособных, а не сами недееспособные, т. е. обязанность лежит на недееспособных, а представители лишь исполняют ее (судя по всему, такой позиции придерживался и О.С. Иоффе. См. Иоффе О.С. Советское гражданское право. – М., 1967. – С. 101). Однако в действительности никакого опровержения здесь нет. В самом деле, зададимся вопросом: почему представители недееспособных совершают те или иные действия по отношению к контрагентам своих подопечных и несут ответственность за их ненадлежащее совершение? Видимо, потому, что на них возложена юридическая обязанность. Поскольку же они исполняют эту обязанность путем исполнения обязанности, лежащей на недееспособном, получается, что на представителях лежит обязанность исполнять обязанности недееспособного. Но это равносильно признанию того, что обязанность недееспособного – это в действительности обязанность представителя (как оно, по нашему мнению, и есть).