Иные (СИ) - Волков Влад

Его Руби внизу я уже не встретил, похоже, она смотрела телевизор в какой-то из комнат дальше по правому коридору, а я бросил ей «Хорошего вечера, я ушёл!» громким голосом, и вышел на ночную туманную улицу.

Надо было вообще-то сообщить адвокату, что он забыл закрыть гараж по приезду домой. Но я про это вспомнил только теперь, когда вновь увидел машину. Возвращаться в дом уже как-то совсем не хотелось.

Вообще от беседы с ним возникло довольно неприятное чувство. Такие сроят своё величие на прахе и костях других людей. Он защищает настоящих чудовищ, как бы сам он там не считал. Его личность, как и его дом, прогнили насквозь коммерческой хваткой беспробудного эгоизма, отправляющего в забвение времён такие понятия, как «искренность», «честность», «справедливость».

Пусть даже он и вправду не брал денег с покойного Уокера. Зато брал их с империалистов, хапающих миллионы, разоряющих простых людей, оставляющих народ без работы, без жилья, без имущества. Адвокатура была придумана, чтобы не сажали невиновных. А сейчас глядя, чьё убийство приходится расследовать, понимаешь всё чётче, что невиновных нет.

Я аж вздрогнул, когда из тумана совершенно безмолвно выплыл просторный кузов фургона, неспешно проскользившего мимо меня. Эта металлическая махина попросту появилась из ниоткуда, как огромное морское чудище, из мглы подобравшееся к лодке обречённых рыбаков, сверкнув своими массивными фарами-глазами, и исчезла в густой дымке, сквозь которую видно в лучшем случае метров на пять вперёд, а то и меньше.

На мгновение я даже растерялся, куда мне отсюда, направо или налево, пока глядел на фургон, отступая, чтобы не попасть под колёса, а потом настигла мысль, что на мгновение промелькнувший профиль водителя своей лысиной и убранством остатков волос позади, напомнил мне того мужчину из книжной лавки колдовских товаров. Что только он бы мог забыть в таком месте в такое время?

Сориентировавшись на местности, я зашагал из этого района в свой, приходящийся ему как раз соседним. Ещё когда уезжал Бен, я ему сказал, что пройдусь до дома пешком, мне тут не так уж и далеко. Вот только я надеялся, что хватит с нашего города непроглядно густых туманов по ночам за последние сутки.

Редкие прохожие нарушали общую ночную тишину своими разговорами, всплывая из дымки на несколько видимых мгновений. Однако был ещё один звук, откуда-то вдали, но при этом он всё приближался, становился громче, но всегда держался поодаль.

Меня вновь пробрала морозная дрожь, ведь я хорошо припомнил этот звук ещё со вчерашнего вечера. Топот маленьких детских ножек, звонко цокающих своими башмачками по каменной поверхности тротуара либо даже проезжей части, словно бы даже по дороге за мной шагала некая компания. Цок-цок-цок плотные каблучки чеканили асфальт, будто преследовали меня.

Достав фонарик, я посвятил во мглу за спиной, обернувшись довольно резко на этот шум. Но так ничего разглядеть и не смог. В тумане улицы кажутся пустынными, а всех прохожих надёжно скрывает белёсая вуаль этой густой серой дымки.

И тут вновь, как только я развернулся, так маленькие цокающие ножки устремились за мной следом. Крадучись, неспешно, оставаясь всегда на незаметном расстоянии в непроглядном пару, приходящем с реки, будто бы компания маленьких ребятишек неустанно меня преследовала. Даже не понять, в каком именно месте, то цокот казался мне ближе, то дальше на серьёзном таком расстоянии в несколько метров от предыдущего звука. Вероятно, их было несколько, но как ни пытался я остановиться, притаиться за углом и узнать, кто же такой за мной шпионит — ничего не получалось.

— Пит! Питер! — раздавалось прямо-таки с каким-то надрывом из густой мглы, — Сынок, где ты? — кричал женский голос под куда более громкий топот пошлёпывающих об асфальт домашних тапочек.

Она звала кого-то, бегала, причём, судя по звуку, то на ту сторону дороги, то снова на эту, звала Питера, рыдала в истерике и кричала так, будто вот-вот сорвёт голос. Решив, что ей может понадобится помощь, я направился обратно, шагая на шум её обуви, пока не увидел женщину с распущенными тёмными волосами, закрывающую обеими руками своё заплаканное лицо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мэм? Вам помочь? — поинтересовался я, медленно подходя ближе.

А она развернулась на мой голос и помчалась, словно в какой-то ярости, схватила меня за воротник с восклицанием «Ты!», и настойчиво требовала от меня вернуть её мальчика.

— Что ты с ним сделал? — кричала она, тряся меня своими руками, — Где он? Где мой сын? Куда ты его дел? Где Питер?

— Мэм, я офицер полиции! Детектив Дэррил Лэмбс — на все мои попытки её успокоить, или обнять, убрать её руки с ворота моего пиджака, она лишь дрыгалась в истерике, цепко перехватывала мою одежду и продолжала брызгать слюной, будто бы обвиняя меня в похищении.

Я хотел её выслушать, отвести в участок, действительно как-то помочь, поднять кого-то из офицеров, организовать поиски в тумане, дать описание, но она вела себя просто, как сумасшедшая. Обвиняла меня, требовала, чтобы я немедленно вернул этого Питера, а после и вовсе начала угрожать мне большим кухонным ножом!

Даже заметить не успел, откуда она его вытащила, как он вообще оказался в её руках. Причём на нём даже были зелёные разводы и маленькие кружочки зелени, похоже, что она нарезала лук порей, хотя наверняка утверждать уже непросто, я и сам поддался панике, завидев в руках психованной женщины острое холодное оружие, направленное на себя.

Увернувшись раз, она попала ножом в стену дома по эту сторону пешеходной дорожки. Аж искры полетели во все стороны. Затем я поддался назад, выгнув спину, чтобы очередной её свинг широким лезвием не полосонул мне по пиджаку на животе.

— Грррх! Верни мне Питера! Куда ты его дел? Где мой мальчик?! — вопила она, бросаясь на меня с ножом, а я был просто настолько ошарашен такой картиной, что даже не бросился её обезвредить, а постарался попросту нырнуть подальше и раствориться в тумане.

Услышав, как она побежала на другую сторону, я поспешно ретировался с этого места быстрым шагом, однако стараясь всё-таки не бежать, чтобы не привлекать к себе её внимания звуком топота. Сама она, как я подметил, была в тапках, это не она цокала каблучками или башмачками, меня преследуя.

Сердце бешено колотилось в груди от пережитых эмоций. Я всерьёз испугался, не просто за свою жизнь, а именно её самой. Безумной женщины с ножом, выпрыгнувшей чуть ли не из ниоткуда. Стоило, естественно, схватить её, выбить нож и вызвать наряд офицеров, чтобы доставить в участок и там обо всём допросить, однако охвативший меня простой человеческий ужас буквально обратил меня в бегство с места событий.

Сам себе удивляюсь, однако брать себя в руки и возвращаться туда сейчас не было никакого желания. Что ещё за Питер, в своём ли она уме и могу ли я не опасаться за свою жизнь — было набором вопросов, ответа на которые я явно не получу, так что к чему о таких вещах вообще думать?

Она же может и погнаться за мной, вонзить нож в спину. Или вспороть мне живот, если я надумаю ещё раз к ней приблизиться, а то и полосонуть по горлу. Только б в итоге не она оказалась психованным убийцей, выкачивающим кровь у своих жертв. А то выйдет ещё, что я её упустил, так и жетон потерять можно. Не будь тумана, глядишь, паниковал бы куда меньше, выбил нож и все дела, а тут такое вокруг… Как высочит, сумасшедшая!

Уж точно себе не прощу, что вот так позорно сбежал, а не попытался её урезонить и отвезти в камеру за подобное разбойное поведение. Но совершенно не хочется, чтобы завтра написали в газетах, как бешеная тётка перерезала на улице целое семейство или парочку случайных прохожих. Она же, как на меня, теперь на других кидаться станет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Так что я всё-таки открыл на телефоне наше приложение, увидел, кто сегодня дежурит в участке, и дал звонок на главный номер, чтобы прямиком попасть в диспетчерскую к Келли. Она весьма адекватная и всё схватывает на лету.

— Полиция, слушаю вас, — раздался её приятный голос.