Красный дракон - Харрис Томас

После визита к Парсонсу на душе у него было муторно.

– Правильно. Значит, он не просто выходит из автобуса и вслепую бежит туда, куда указывает ему его поганый хрен, а действует по плану. Он на сутки задерживается в городе, планирует все на день-два вперед. У него есть своя тактика. Разведка места преступления, убийство домашнего животного, а затем всей семьи. Но что это за тактика и почему именно так, черт возьми? – Спрингфилд умолк и взглянул на Грэма. – Да, это, мне кажется, уже по вашей части.

– Что ж, если все так, похоже, он мой клиент.

– Я знаю, вы работали и раньше по таким делам. Когда я спросил вас насчет Лектера, вам не хотелось затрагивать эту тему. Но мне все же необходимо поговорить с вами об этом.

– Хорошо.

– На его счету девять жертв, так?

– Девять умерли. Двое выжили.

– И что с ними сейчас?

– Один до сих пор в реанимации в больнице Балтимора, другой – в частной психиатрической лечебнице в Денвере.

– Но что заставило убийцу заниматься подобными делами? Он что, сумасшедший?

Грэм посмотрел в окно на спешащих куда-то пешеходов. Голос его сделался бесстрастным, как будто он диктовал письмо.

– Он стал заниматься этим, потому что ему нравилось этим заниматься. Но доктор Лектер не сумасшедший, по крайней мере не такой, какими мы их обычно себе представляем. Он совершал страшные убийства, потому что получал от этого удовольствие. Но когда ему нужно, он ведет себя как нормальный человек.

– А что говорят психиатры? Что с ним такое?

– Они называют его социопатом, потому что не могут найти более подходящего слова. У него действительно есть некоторые признаки социопата. Например, полное отсутствие угрызений совести или чувства вины. А главный признак – садизм по отношению к животным, проявившийся в детстве.

Спрингфилд выматерился.

– Но у него отсутствуют все остальные признаки социопатии, – продолжал Грэм. – Бродягой он не был, в конфликт с законом не вступал. Не хитрит по мелочам, как большинство социопатов. Он восприимчив ко всему, что его окружает. Так что до сих пор непонятно, как его называть. Энцефалограмма показала некоторые отклонения, но по ним трудно сделать определенные выводы.

– А как бы вы сами его назвали? – спросил Спрингфилд.

Грэм задумался.

– Ну, для себя как вы его называете?

– Чудовище. Я сравниваю его с теми существами, которые рождаются время от времени: в роддоме их кормят, держат в тепле, но не подключают систему жизнедеятельности, и они умирают. Так вот, Лектер такой же, как они, только с виду нормальный.

– Я знаю нескольких офицеров полиции в Балтиморе и спрашивал их, каким образом вам удалось поймать этого Лектера. Они сказали, что не знают. Так как вы это сделали? Как вы на него вышли?

– Случайное стечение обстоятельств, – пожал плечами Грэм. – Шестой по счету человек был убит в своей собственной мастерской. У него там стоял деревообрабатывающий станок, инструменты всякие, там же он держал и свои охотничьи принадлежности. Он был подвешен на крюках, вбитых в стену, и буквально изрезан, изрублен, разодран на части. В теле торчали стрелы. Его раны что-то мне напомнили, но я никак не мог понять, что именно.

– И что, пришлось ждать следующих убийств?

– Да, и Лектер зачастил – всего за девять дней три новые жертвы… Так вот, у шестого было два старых шрама на бедре. Патологоанатом не поленился съездить в местную больницу и установил, что этот человек пять лет назад во время охоты с луком, напившись, упал с дерева и проткнул ногу стрелой. Запись сделана хирургом, но первую помощь ему оказал Лектер – он как раз дежурил в травмпункте. Он расписался в журнале приемного отделения. Времени с тех пор прошло, конечно, много, но я подумал, что Лектер сможет припомнить, не было ли в той ране от стрелы чего-нибудь подозрительного. Поэтому я отправился к нему поговорить. Нам больше не за что было зацепиться. У него к тому времени была своя практика. Психиатрический кабинет, обставленный антиквариатом. Когда я спросил его об этом случае, он сказал, что плохо его помнит – только то, что этого беднягу приволок в больницу его приятель, и все. Но что-то меня насторожило. То ли он говорил как-то не так, то ли что-то подозрительное было в самом его кабинете. Мы с Крофордом долго ломали голову. Проверили по картотеке, но Лектер там не значился. Я уж сам хотел покопаться в его кабинете, но не смог получить ордер – не было оснований для обыска. Тогда я снова пошел к нему. Было воскресенье, но он принимал без выходных. В здании было пусто, за исключением нескольких человек у него в приемной. Он пригласил меня сразу же. Мы беседовали, и он сделал мне любезное предложение – помочь в поисках убийцы, и тут я увидел книги по медицине на полке у него над головой и сразу понял, что это ОН. Я снова взглянул на него, и, наверное, выражение лица у меня изменилось. Теперь я знал его тайну, и он понял это. Хотя я еще не был так уж уверен, что это именно он. Мне нужно было собраться с мыслями. Я что-то промямлил и вышел из кабинета. В холле был телефон. Нельзя было его вспугнуть, тем более не имея поддержки, и я позвонил в полицию. Но он вышел через другую дверь и, разувшись, в одних носках, подкрался сзади. Я даже не услышал, как он подошел. Только почувствовал его дыхание, ну а потом… дальше вы знаете.

– Так как же вы все-таки догадались?

– Я понял это только через неделю, уже когда лежал в больнице. Мне помогла иллюстрация «Ранения человека», она встречается почти во всех старых книгах по медицине, каких у Лектера была целая полка. Я видел ее, когда проходил курс судебной медицины, который вел один патологоанатом в Университете Джорджа Вашингтона. Так вот, оказалось, что поза и раны той шестой жертвы очень походили на «Ранения человека».

– «Ранения человека», говорите? И это все, что у вас было?

– Ну да. Просто случайность, что я когда-то уже видел этот рисунок. Повезло.

– Ничего себе, повезло.

– Слушайте, если вы мне не верите, так какого черта я все это рассказываю!

– Ну ладно, ладно, не кипятитесь.

– Простите. И тем не менее все так и было.

– Ну ладно, – сказал Спрингфилд. – Спасибо, что рассказали. Мне нужно знать такие вещи.

Описание человека в переулке, сделанное Парсонсом, и информация о задушенном коте и раненой собаке указывали на возможную тактику убийцы: предположительно он проводил разведку под видом контролера электрической компании и, прежде чем убить всю семью, расправлялся с домашними животными.

И сразу же встал вопрос: стоит ли предавать огласке данную версию?

С одной стороны, население будет настороже. Возможно, кто-то сообщит что-нибудь новое. А с другой – убийца тоже, наверное, следит за новостями.

В следующий раз он может действовать по-иному.

Полиция склонялась к мнению, что все эти скудные сведения должны быть сохранены в тайне. Однако следовало разослать ветеринарам и обществам охраны животных по всему юго-восточному побережью предписания с просьбой немедленно сообщать обо всех случаях жестокого обращения с животными.

Но население не будет предупреждено об опасности. Полиция в этой ситуации чувствовала определенный моральный дискомфорт.

Проконсультировались с доктором Аланом Блумом из Чикаго. Он подтвердил, что если убийца прочтет в газетах о ходе следствия, то, скорее всего, изменит тактику. В то же время доктор Блум высказал предположение, что, несмотря на риск, маньяк вряд ли перестанет нападать на домашних животных. Психиатр предупредил полицию, что у них в запасе лишь двадцать пять дней. Следующее полнолуние – 25 августа.

Утром 31 июля, через три часа после того, как Парсонс дал описание преступника, состоялся телефонный разговор между полицейскими управлениями Бирмингема, Атланты и Крофордом, который находился в Вашингтоне. Они приняли решение разослать письма ветеринарам, рисунок художника в течение трех дней показать во всех близлежащих к месту преступления домах, а затем передать предупреждение через средства массовой информации.