Америка в моих штанах - Ярослав Могутин

Кунс сделал с Чиччоллиной скандально известный проект MADE IN HEAVEN "по мотивам" того порноальбома, который показывал Фреду. Все скульптуры и картины для проекта, как обычно, были сделаны чернорабочими под руководством Фреда. Кунс лишь позировал с Чиччоллиной в различных позах, изо всех сил стараясь не уступать ее многочисленным порнопартнерам. Джефф пожаловался Фреду на свою нелегкую артистическую работу: "Знаешь как неудобно заниматься любовью перед камерой, да еще на природе! Все время что-то колется, какие-то жуки по тебе ползают и мухи, заползают куда не попадя! Это кошмар!" Современное искусство даже от художника требует каких-то жертв.

Фред судился с Кунсом после того, как тот недоплатил ему за работу. В итоге он отсудил свои деньги, но они едва хватило на адвоката. Телефон Кунса много раз перечеркнут в его записной книжке.

ВПЗР

Великий Писатель Земли Русской - аббревиатура, расшифрованная для меня Виталием Чернецким, профессором Колумбийского университета. Мы обсуждали Войновича сразу после его лекции в Колумбии, и Виталий мне сказал: "Ну что ты от него хочешь, он же - ВПЗР!" Да, и этим все сказано.

Выступление Войновича произвело очень жалкое впечатление. Несмотря на то, что его представили публике "величайшим современным сатириком русской литературы" и сравнили с Салтыковым-Щедриным, даже пригласившие его профессора-слависты, сидевшие рядом, чуть не порвали рты от скуки. Подавляющая часть немногочисленной аудитории состояла из русских, но ВПЗР старательно выговаривал с трудом дававшиеся ему английские слова. Он читал отрывки из своего романа "Новые русские" - скучнейшего и пошлейшего произведения в жанре фельетонов журнала "Крокодил" застойных времен. После этого последовали дурацкие вопросы на ломанном английском - и еще более дурацкие и ломанные ответы: какая-то инфантильная невнятица о судьбах современной русской и не только русской литературы, о Солженицыне, Лимонове и даже Ченгизе Айтматове. ВПЗР стал клеймить западную бездуховность и такие, по его мнению, "низменные жанры", как детективы, ужасы и научная фантастика. Потом перешел на "тех русских авторов, которые употребляют нецензурную лексику, делая это по причине собственной развязности". "Каких же конкретно авторов вы имеете в виду?" - спросил я. "Ну, я не хотел бы называть имен, заерзал ВПЗР. - Ведь обычно как бывает: назовешь одних - обидятся другие!" "А вы, наверно, любите таких авторов, которые употребляют нецензурную лексику?" - раздался из-за моей спины злой шепот дамы, оказавшейся, как я узнал позже, женой Войновича. Изо рта у нее дурно пахло.

ДИСКУССИЯ О СОВРЕМЕННОМ ИСКУССТВЕ

На вечеринке у Дага и Эрика завязалась дискуссия о современном искусстве, на коллекционирование которого они тратят все свои деньги.

- Если я даже наверняка знаю, что какой-то известный художник не имел никакого отношения к своему произведению, а только руководил процессом его создания, все равно я его куплю, если есть сертификат подлинности, - говорит Даг.

- В чем же подлинность и ценность этого произведения, если художник к нему даже не притронулся? - наивно спрашиваю я.

- В идее, в концепции произведения и в подписи художника.

- Так не проще было бы коллекционировать автографы или описания "концепций", чем эти дорогостоящие картинки? Я ценю и Дали, и Уорхола, и многих других современных художников, но считаю, что покупать их работы (во всяком случае, графику) - это безумие, так как они были произведены фабричным способом. И делали их какие-то работяги, имен которых никто не знал, не знает и знать не хочет... - моя пламенная речь вызывает дружный хохот коллекционеров.

- Приехав в Нью-Йорк, я познакомился с типом, работа которого заключалась в том, чтобы расписываться за Уорхола на "его" работах, рассказывает Гордон. - Сам Уорхол был слишком занят своей великосветской жизнью, чтобы заниматься такой ерундой. И этот парень уже тогда, за несколько лет до смерти Уорхола, припас изрядное количество его картинок. Уверен, что не он один имел такие запасы, ведь на Уорхола работали десятки, если не сотни людей. Думаю, он хорошо заработал на этом после его смерти.

Я ПРИКОНЧИЛ ВСЕХ ЗАЛОЖНИКОВ!

Кажется, Хармс или Добычин написал: ПЛОХИЕ СНЫ - ОТ ЖЕЛУДКА. Я думаю, кроме этого причинами плохих снов могут быть: чтение газет, особенно криминальной хроники, телевизор, хуевые фильмы, хуевая жизнь. Вот лишь один из ночных кошмаров, одолевающих меня в Нью-Йорке:

Абстрактная комната, полная народу. В каком-то небоскребе с громадными окнами. Я взял в заложники несколько сот человек, и сейчас моя задача заключается в том, чтобы они не ушли из этой комнаты. Поскольку у меня в руках какой-то суперавтомат, толпу легко контролировать, направив на нее дуло. Но их много, а я - один, не считая какого-то абстрактного моего коллегу с таким же автоматом. Почувствовав, что он не настроен на кровопролитие, несколько человек бросились к выходу. "ВСЕМ СТОЯТЬ! НИ ОДНОГО ЕБАННОГО ЗВУКА! Я БУДУ СТРЕЛЯТЬ!" - ору я голосом Арнольда или Сильвестра. Но тупая толпа выходит из-под контроля, и я открываю беспорядочный огонь, одну нескончаемую автоматную очередь. Движущаяся масса людей, прячущихся друг за друга и пытающихся уклониться от пуль, редеет, но не останавливается. "СТРЕЛЯЙ! СТРЕЛЯЙ, ЕБАННЫЙ В РОТ!" - кричу я предателю-напарнику, но он не реагирует. "Мне нужно прикончить их всех, иначе я погибну в этом небоскребе!" - в моей голове только одна мысль. Я не прекращаю огня до тех пор, пока последний заложник не падает в груду горячих окровавленных тел. В воздухе - сильный животный запах человеческого ужаса и привкус крови. Я чувствую нечеловеческий приток сил от адреналина, выброшенного человеческими организмами в последние секунды жизни. Им было легко умирать вместе, в движении. Они могли бы остаться в живых, если бы были чуть-чуть понятливей и терпеливей. Ведь было сказано: "Всем стоять!"

МОЯ ПЕРВАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ БЫЛА ОЧЕНЬ ХОЛОДНОЙ!

Один из рабочих, ремонтировавших пол в нашем лофте, подошел к окну, показал на соседнее угрюмое здание и произнес сентиментальное: "Это госпиталь, в котором я родился". В голосе этого мужлана-мачо был такой несравненный лиризм, какой, наверное, случается только в речах зека, когда он говорит о самом дорогом и святом - о маме. Меня это так растрогало, что мне стало даже как-то неловко, что я не только не помню госпиталя, в котором родился, но даже не знаю, где именно он находится. Странно, что мне даже в голову не приходило этим поинтересоваться. Я поменял в своей жизни столько резиденций, что какое мне дело до того, где была самая первая из них. То есть - вторая (первая - известно где!). "А я родился в Сибири" - сказал я сентиментальному работяге. Он был этим не столько удивлен, сколько испуган. "Сибирь - это очень холодно! - зарычал он. - Очень холодно! Мне даже страшно себе представить, что это такое!"

НЕМОГУТИН

Перед вечером Синявских в Доме Еврейской книги произошел комичный случай с участием Юрия Милославского. Подойдя к какому-то молодому парню крайне неприглядного вида, с серьгой в носу и немытыми патлами, он робко спросил: "Извините, а вы случайно не Могутин?" Тот с удивлением и даже некоторым негодованием ответил: "Нет, а почему вы так решили?" Милославский извинился и отошел в сторону. Парень был похож не то на панка, не то на бомжа. И, видимо, именно так, по мнению Милославского, должен был выглядеть Могутин. Между тем, я, опрятный и интеллигентный, стоял рядом, и никто меня могутиным не обзывал.

МОЙ ПЕРВЫЙ НЕГР

Мы учились вместе в Московском Полиграфическом техникуме имени русского первопечатника Ивана Федорова. Мне было 15 лет, я впервые оказался в Москве и представлял из себя странную смесь испуганного перед жизнью провинциального подростка, разнузданного панка и социально опасного хулигана-дебошира, изрядно пил и набирал первый сексуальный опыт. Его звали забыл как, он был красивый черный парень из дружественной Гвинеи-Бисау. В честь него я придумал гимн на мотив песни "Гуд бай, Америка!" группы "Наутилус Помпилиус": ГУД БАЙ ГВИНЕА-БИСАУУУ! ГДЕ Я НЕ БУДУ НИКОГДАУУУ! Я распевал этот гимн Черному Хую, разгуливая по коридору нашего общежития, и все знали, о ком идет речь. В техникуме он не появлялся совсем. "Ты почему не ходишь на занятия?" - спросил я его. "Холодно!" - ответил он, хотя техникум был напротив общежития.

"ПЛОХИЕ" ЦИФРЫ

Очередная моя резиденция в Нью-Йорке - McAlpin House, гигантское 24-этажное здание, внутри похожее одновременно на советское общежитие и фешенебельный западный отель. Здесь, как и во многих других американских высотках, нет 13 этажа, после кнопки 12 в лифте сразу идет кнопка 14. Американцы суеверны! Странно, но я до этого по крайней мере трижды жил на 13 этаже в разных домах, и от этого мне как-то не стало хуже. Более того, если уж говорить о "плохих числах", то на Арбате я жил в доме номер 6 и в квартире номер 66. Число Зверя нашло своего зловещего обладателя! Религиозный хозяин квартиры все обои исписал крестами в приступе панического ужаса. Теперь там живет Лимонов со своими фашистскими нимфетками.