Королевская кровь. Книга вторая - Ирина Котова

— Если она сама не откажется, я сделаю то, что обещал, — кривясь, ответил Люк.

— Ну, — оживился граф Кембритч, — тогда будем молиться за удачные поиски. Старшая, младшая — мне неважно. Главное — близко к королевской семье. Я рад, что ты понимаешь свою ответственность, сын… — завел он по второму кругу.

Люка спас зашедший врач, который очень вежливо попросил старшего продолжить разговор позже, чтобы он мог провести осмотр. Обычного доктора Кембритч бы проигнорировал, но этот был из королевского лазарета, и был риск, что он может пожаловаться королеве. Поэтому он с достоинством попрощался, сказал, что выяснил все, что хотел, и удалился.

— Вы не могли принять его после выздоровления, лорд? — мягко выговаривал Сергей Терентьевич, подавая ему витаминный коктейль с коллагеном. — Вы же знаете, что нельзя делать перерывы. Полчаса перерыва без виталиста — плюс шесть часов к регенерации. Так бы уже завтрашнюю ночь поспали без боли. И сейчас опять прочувствуете все прелести разогреваемого метаболизма.

— А можно покурить, раз все равно перерыв сделали? — с надеждой спросил Люк, поглядывая на стол с лежащим в нем блоком сигарет.

— Можно, конечно, — добродушно согласился врач, — если готовы к непрекращающейся рвоте после.

Люк махнул рукой и обессилено упал обратно на подушки. Вошли виталисты. Удовольствие продолжалось.

Начальник разведуправления читал донесения агентов, и, пока никто не видит, недовольно хмурился. Он не сомневался, что с восшествием новой королевы на трон работы у его ведомства прибавится, но даже не подозревал, насколько.

Премьер-министр Минкен, будучи местоблюстителем трона, в той или иной степени устраивал всех.

Лордов — потому что он был одним из них и была возможность его подвинуть. Военных — потому что он правил именем монархии Рудлог. Простых горожан — потому что был в достаточной степени социалистом, чтобы не вызывать раздражения. Купцов и предпринимателей — потому что никогда не забывал о важности поддержки капитала. Непокорный Север — потому что дал ему автономию и возможность носить звание «Северного Войска Рудлог». Сытый Юг — потому что не претендовал на их виноградники и стада, и не душил налогами.

И вот это хрупкое, устраивающее всех равновесие, которое Минкен с упорством создавал почти шесть лет, угрожающе дрожало и грозило рассыпаться — просто потому, что никто не знал, чего ждать от королевы. Зато все понимали, что с мужем, который встал за нее против всего цвета молодого дворянства, влиять на Ее Величество Василину Викторовну не получится. Да и ограничены теперь лорды были в методах воздействия. Кто может гарантированно определить, где проходит грань между простым воздействием во благо родины и умышленным причинением вреда? А уж быть проклятым точно не хотелось никому.

Вот и затаились пэры как тараканы, до поры до времени, конечно, используя слабость королевы и ее нахождение в больнице для создания внутренних договоренностей, коалиций и общего обсуждения на тему «как жить дальше так, чтобы королева нам не мешала жить, как раньше?».

Но кроме принесших клятву вассалов было достаточно неучтенных агентов влияния. Купеческое лобби, долгое время удачно подкармливающее часть парламентариев и, что греха таить, являющееся спонсором всех партий, взамен на не самые выгодные для страны, зато вполне выгодные для торговли законы. Нет, они не наглели, и законы не были угрожающими для страны, но оставляли лазеечки для не очень легальной деятельности.

Таможенные и полицейские органы, и их высшие чины, не являющиеся дворянами, но живущие получше многих дворян. Далеко не все, но те, кто заработал себе состояния на хлебных местечках и не были арестованы или скинуты своими же до сих пор, были очень умны и очень хитры. И имели множество влиятельных покровителей, которые ему, Тандаджи, без весомейших доказательств были не по зубам.

Пригревшиеся на околоминистерских постах советники и консультанты, являющиеся блудящими сыновьями и дочерями тех самых лордов, которых не удалось пристроить еще куда-то и поэтому пристроили к кормушке.

Губернаторы и мэры части городов и регионов, исправно плативших налоги в казну и не рыпающихся сильно против центра, но при этом бывших всесильными мини-царьками на своих постах.

Бесконечное количество людей, которым находящиеся у власти что-то обещали взамен на определенные услуги и которые это что-то в связи с изменившейся конъюнктурой могли и не получить.

Короче, нормальный муравейник честолюбцев и сребролюбцев внутри нормального государства, ничем не отличающийся от любого другого. Кроме Йелловиня, наверное, там с этим строго, чуть что — на виселицу. Разница между Рудлогом и другими государствами была в том, что у других вся эта система была давно встроена в вертикаль монархии. Здесь же восстановленная монархия смешивала все карты и рушила все выстроенные, наработанные схемы.

И это не могло не привести часть участников этих схем к мысли, что землетрясения теперь уже далеко, да и кто знает — была бы глобальная катастрофа на самом деле или это выдумка монархистов, пожелавших вернуть Рудлогов на трон и использовавших естественные стихийные бедствия как предлог для этого. А вот мешающая им королева и ее семья — близко, очень близко. И, значит, ее можно убрать. И даже нужно убрать, а то время идет, деньги теряются.

Самое паршивое, что Тандаджи, судя по документам, придется проверять чуть ли не каждого своего сотрудника на причастность к зарождающемуся заговору. Потому что все указывало на то, что в ведомстве завелась крыска, а то и парочка. Иначе как объяснить неожиданную готовность отдельных мздоимцев к проверкам, когда проверки эти планировались буквально накануне? Или двух раскрытых агентов, работающих под прикрытием?

Был способ легко и просто предателей вычислить, и в ближайшее время Майло собирался этим заняться. Нужно просто собрать их всех и загрузить работой, а потом посмотреть, какая информация куда уйдет. И болящих, и раненных, и отпускников и даже, — тут он поморщился, — тех, что со сломанными ногами и дурной головой.

Пролистав документы, он недовольно посопел, посмотрел на часы. Через полчаса нужно идти домой, иначе супруга снова устроит вечер показательного молчания, а мама — вечер показательной болтовни, в пику невестке. Иногда он желал, чтобы они поменялись инструментами воздействия.

Но, прежде чем уйти, он снял ботинки и носки, скрестил ноги, наклонился, сел и выдохнул. Затем поднял таз, глядя в потолок и высунув до упора язык. Скрутился влево, вправо, перевернулся, встал на голову, подняв вверх сплетенные ноги с оливковыми ухоженными ступнями.