Онелио Хорхе Кардосо - Избранные рассказы - Онелио Кардосо

— Совершенно верно, Лукас.

Оба замолчали. Капрал Перес не мог уловить выражения глаз старика. Они смотрели куда-то вдаль, и так как капрал не понял этого взгляда, ему пришел на ум замечательный довод, который наверняка придется Лукасу по душе:

— Видите ли, может, это железо понадобится, чтобы убить того, кто убил вашего сына. Такова жизнь, Лукас. Всему свое время.

Медленно, как бы вырастая из земли, старик поднялся на ноги. Глаза его так же странно блестели, как в день прощания с сыном.

— Капрал, а тому, кто убил моего мальчика, ему тоже двадцать два года и бедные старики тоже ждут его домой?

— Но ведь это враг, Лукас.

Больше старик ничего не спросил. Он схватил плуг, дернул за болт, уже освобожденный от гайки, вывернул лемех и, подняв его, шагнул к колодцу.

— Что вы делаете, Лукас? — раздался за его спиной удивленный голос капрала.

Но старик ничего не сказал. За него ответил глухой всплеск в глубине колодца. Руки Лукаса были пусты. Он обернулся, чтобы поднять с земли рукоятку, сделанную из ветки апельсинового дерева, которое протягивало к солнцу обрубок с еще не зажившей раной.

1952.

Тереса

(Перевод В. Капанадзе)

Сеньора Исабель пришла на пляж первой. Она спустилась на берег в том месте, где каменный парапет прерывался, и очутилась на маленьком песчаном пятачке, который находился как раз против ее дома — достаточно было перейти через дорогу. Только что пробило девять. В это июньское утро она надеялась встретиться здесь и провести время в приятной беседе с женой судьи и одной молодой американкой, приехавшей сюда на каникулы. Они должны были появиться с минуты на минуту. Возможно, к ним присоединится и вдова полковника — если, конечно, она не заседает сегодня в комитете «Дамы в помощь слепым».

Но ни одна из этих женщин не обладала таким белокурым сокровищем, какое взяла с собой в это летнее утро на пляж сеньора Исабель.

Этим сокровищем был ее сын — четырехлетний мальчуган с непокорными золотистыми кудрями и ярко-синими, как море на горизонте, глазами. Она усадила его на песок, куда докатывались волны прибоя, и, когда пенистая прозрачная вода взбегала по голым ножкам малыша и щекотала живот, он корчил уморительную рожицу и, повизгивая от восторга, оглядывался на мать.

Сеньора Исабель была на седьмом небе от счастья и все посматривала по сторонам, втайне мечтая, чтобы кто-нибудь восхитился ее очаровательным сынишкой. Нежная улыбка облагораживала ее лицо, от природы не слишком привлекательное из-за чересчур широкого носа и низкого лба, словно насильно втиснутого между густыми бровями и черными курчавыми волосами, которые она старательно приглаживала и туго стягивала на затылке. Сеньора Исабель была готова просидеть так все время, выделенное для купания ребенка. Лишь изредка она переставала следить за его игрой и, хотя по-прежнему не сводила с мальчика глаз, мыслями уносилась далеко. В такие минуты она представляла себе будущее, которое было не за горами. Впрочем, сеньора Исабель начала задумываться о нем с того дня, когда у нее родился малыш. Скоро он вырастет, станет взрослым, но она должна будет опекать его так же или даже еще более ревностно, чем сейчас.

Жизнь сурова, и сеньора Исабель знала это по собственному опыту. Она выросла в скромной семье, ее родителям приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы свести концы с концами. Всю жизнь они разрывались между стремлением выглядеть прилично в глазах окружающих и необходимостью экономить на любой мелочи. Все вместе это именовалось добродетелью, однако такая каждодневная борьба за существование слишком быстро старила сердце.

Сеньора Исабель с малолетства усвоила привычки из числа тех, которые, становясь частью тебя самого, в конце концов против тебя же и обращаются. Поэтому временами она со страхом думала о том, что ее сын тоже может оказаться в подобном положении, если уже сейчас не позаботиться о прочном фундаменте, который должен быть только таким: начальное образование в колледже Святого духа, среднее — в колледже Слуг господа, затем университет. И главное — не терять связей с достойными людьми. Все остальное приложится, и ее малыш сможет со временем занять место судьи, председателя торговой палаты или врача испанской колонии — любого из этих милых сеньоров, с которыми она проводит досуг, обмениваясь подарками и визитами.

«Главное, чтобы он всегда был в хороших руках», — рассеянно подумала она и вдруг заметила, что малыш набрал в руки песка и тянет его в рот. Проваливаясь босыми ступнями в вязкую жижу, сеньора Исабель кинулась к сыну.

— Бяка, сынок! — крикнула она, отводя его ручонку ото рта. Затем заставила выбросить песок, и ребенок расплакался: ему не хотелось расставаться со своим богатством, рассыпавшимся в прах — тот самый прах, от которого вел он начало через предков. Сеньора Исабель растерялась. Она поискала вокруг себя, но не обнаружила ничего такого, что бы могло заменить горстку песка. Потом, вспомнив о приколотой на груди брошке, поспешно отцепила ее и, застегнув запор, показала сынишке. Малыш во все глаза уставился на занятную вещицу, ярко переливающуюся на солнце, и потянулся к ней ручкой, сразу же перестав плакать.

И тут за спиной сеньоры Исабель кто-то от всей души рассмеялся. Она обернулась, довольная, что наконец-то нашелся человек, способный оценить ее прелестного малыша, но улыбка тут же погасла. Напротив нее на парапете сидел молодой здоровенный негр. Сквозь дыру в выцветшей рубашке просвечивало мускулистое плечо, перепачканное известкой. Сеньора Исабель нахмурилась, отчего лицо ее сразу подурнело, и, выйдя из воды, стала поспешно обуваться. Улыбка исчезла и с лица негра, он снова перевел глаза на ребенка и, увидев, что тот поднял руку, чтобы выбросить брошку, не удержался:

— Сеньора, он ее кинет в море!

Его голос прозвучал так громко и раскатисто, что малыш съежился и вдруг заревел. Негр тут же состроил веселую гримасу и похлопал в ладоши, пытаясь успокоить мальчика, но сеньора Исабель уже встала во весь рост и, заслонив сына, разгневанно повернулась к обидчику:

— Прошу вас не вмешиваться не в свое дело!

Негр не знал, куда деваться от смущения. Некоторое время он молча сидел на прежнем месте, затем встал, набрал в пригоршню песка и, рассыпая его тонкой струйкой по стене, побрел вдоль парапета. Его фигура уже почти скрылась за ближайшим поворотом, когда за спиной сеньоры Исабель снова послышался веселый голос:

— Ах, как чудесно проводит время наш Панчитико!

Малыш, а вслед за ним и его мать обернулись. К ним приближалась вдова полковника. Вместо приветствия она опять, явно невпопад, повторила:

— Ах, как чудесно!

Сеньора Исабель с облегчением вздохнула: теперь ей было на кого опереться. Она пошла навстречу вдове и указала рукой на поворот в середине набережной:

— Этот негр… Он смотрел на меня!

— О боже!

— Он осмелился бранить Панчитико!

— Какие же они все наглецы!

— Но я тоже не смолчала. Вы же понимаете, когда речь идет о ребенке…

Теперь даже при желании уже невозможно было прекратить разговор, избавлявший от необходимости что-то вымучивать из себя, как частенько случалось во время их утренних встреч на пляже. Тема воодушевляла, щекотала нервы, хотя и оставляла тревожный осадок на сердце. Первой подала реплику полковничья вдова, одним махом пригвоздившая негров к позорному столбу:

— Не знаю, что мы будем делать. Раньше они не появлялись в этих местах… Все началось, когда здесь затеяли строить каменные дома. Пришлось привозить каменщиков — разумеется, негров, ибо они только на то и годны, и вот вам результат… Проходу от них не стало…

— Даже купаться сюда приходят… В той же воде, где я купаю Панчитико!

— Мало им других мест!

— Ах, я просто не знаю, до чего мы дойдем…

Вернувшись к тому, что служило оправданием всей ее жизни, сеньора Исабель вновь перенеслась мыслями в будущее. Она увидела сына уже взрослым — сильным светловолосым мужчиной с такими же мускулистыми, как у негра, плечами, только белыми. Ему предстояло участвовать в конкурсе на замещение вакантной должности. Освободилось хорошее место, и он надеялся его получить, но в зале находился еще один претендент: тот самый негр. Она сразу узнала его по лицу, хотя на нем уже, разумеется, не было рваной выцветшей рубашки, сквозь которую просвечивало голое плечо. Подумать только, негр претендовал на ту же должность, что и ее светловолосый мальчик. Тут нить оборвалась. Обернувшись к дому, сеньора Исабель громко позвала:

— Тереса! — Возглас прозвучал резко и отрывисто, точно выстрел.

— Ах, Исабель… — укоризненно проговорила вдова полковника, и та посчитала своим долгом объяснить:

— Если ей не крикнуть, она не пошевелится. Бедняжка такая бестолковая!