Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг - penzenski

С другой стороны, жизнь советского общества, становившегося более открытым, вызывала за рубежом естественный интерес. Получив возможность приезда в Советский Союз, значительное число делегаций различного уровня посещали Москву и союзные республики. Только Узбекскую ССР в 1954–1955 годы посетили 122 делегации из 59 стран мира.[96] Ширились и торговые связи Советского Союза. За один 1953 год были заключены торговые договоры с 13 странами, среди них Иран, Швеция, Норвегия, Дания, Франция, Индия, многие из соглашений заключались впервые.[97]

Серьезные сдвиги начали происходить во внутриполитической жизни СССР. Их конкретным проявлением стал поиск новых подходов в определении основополагающих тенденций развития народного хозяйства страны. В этом русле следует рассматривать сентябрьский (1953 г.) пленум ЦК КПСС по сельскому хозяйству, а также попытки повернуть экономику к решению проблемы ускоренного развития легкой промышленности и производства товаров народного потребления. В конечном счете для нашего исследования важен тот факт, что такие настроения, такая дискуссия вообще могли возникнуть на самом высоком уровне политического руководства. Вполне понятно, что до 1953 года открытая постановка альтернативных вопросов, касающихся определения экономической стратегии партии, вообще не представлялась возможной. По существу, это было первое серьезное обсуждение с конца 20-х годов, после долгих лет господства теоретических воззрений Сталина.

Своеобразие политической обстановки в стране в преддверии ХХ съезда КПСС заключалось в том, что перемены, происходившие в общественной жизни, все еще находились в оболочке «культа личности» Сталина, который по-прежнему олицетворялся официальной пропагандой и обществоведами с классиками марксизма-ленинизма. В такой обстановке и был поставлен вопрос о «культе личности». Впервые эта проблема серьезно была поднята на июльском (1953 г.) пленуме ЦК КПСС. Значение этого пленума состоит в том, что на нем были заданы определенные параметры темы «культа личности». Вся ее критическая направленность концентрировалась на фигуре Берии. Это выглядело вполне естественно, так как он теснейшим образом был связан с «вождем», наделен практически всеми его качествами. Беспрецедентные преступления сталинского режима участники пленума и, прежде всего, руководители страны записали на счет Берии, выставив его главным виновником существовавших беззаконий, обманувшим партию и государство. Все это объяснялось перерождением Берии, его негативными качествами, властным характером, органической неспособностью делить власть с кем-либо.[98]

Обращает на себя внимание тот факт, что процесс осуждения Берия проходил в полном соответствии с традициями 30-х — 40-х годов. Руководители партии и правительства пристально и лично следили за ходом суда. Его трансляция шла непосредственно в их кабинеты.[99] На ходе судебного разбирательства безусловно сказывалось решение пленума ЦК КПСС, который дал определенные оценочные формулировки. Стенограмма пленума не публиковалась, в информационном заявлении говорилось: «Заслушав и обсудив доклад президиума ЦК, — т. Маленкова о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л. П. Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение — вывести Л. П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза как врага Коммунистической партии и советского народа».[100]

Как и в недавнем прошлом, сообщения подобного рода вызывали бурное негодование трудящихся, словно соревновавшихся в изощренности сильнее заклеймить очередного обнаруженного врага. К примеру, гражданина Алексеева (Днепропетровская обл.) разоблачение Берии настроило на поэтическую волну:

«Я не прошу, я требую по правуСтереть с лица земли тебя змею.Ты меч поднял на честь мою и славу,Пусть он обрушится на голову твою».[101]

Гражданин Нудько (г. Кустанай, Казахская ССР) предлагал другой вариант наказания: «Берия не должен быть физически уничтожен. Для него смерть лучшая награда, которой он не достоин. Он не человек, а зверь. А поэтому его следует посадить в клетку… и возить по городам, великим стройкам коммунизма, по заводам, шахтам, колхозам, показывая труженикам его озверелую физиономию».[102] Сходство проведения дела Берия с политическими процессами 30—50-х годов подмечает и очевидец событий О. Трояновский. В своих воспоминаниях он пишет: «И хотя вряд ли нашлась бы хоть горсточка людей, которая симпатизировала бывшему главному кагебисту, все же пленум оставил известное чувство неудовлетворенности. Ибо выступал как своего рода Верховный Суд, постановление которого предвосхищало и предрешало выводы приговора настоящего суда, который состоялся шестью месяцами позже. К тому же дело Берия рассматривалось на пленуме без участия самого подсудимого. Скептицизм, чтобы не сказать больше, вызывался и ничем не обоснованными обвинениями в адрес Берия, будто он агент иностранных разведок. И наконец, пожалуй, самое главное — как мог Берия и иже с ним творить свои злодеяния без ведома Сталина? Какова была роль нашего кормчего во всех этих делах?».[103]

На этот вопрос июльский (1953 г.) пленум ЦК КПСС ответа не давал. Разговор о «культе личности» и его проявлениях не связывался с фигурой Сталина, а концентрировался в русле обвинений, сделанных в адрес Берии. Такое положение являлось отличительной чертой внутриполитической жизни 1953–1955 годов, когда официально понятие «культа личности» и имя Сталина не имели как бы ничего общего между собой. Это создавало порой странную ситуацию, когда на партийных собраниях коммунисты задавались вопросом, о каких именно личностях идет речь и в чем конкретно проявилась пропаганда «культа личности».[104] Имя Сталина не упоминалось даже в связи с известными нарушениями в области социалистической законности, где последствия «культа личности» приобрели наиболее уродливые формы. В статье министра юстиции СССР К. Горшенина «Советский суд и его роль в укреплении социалистической законности» значительное место уделялось рассмотрению беззаконий следственных органов, вмешательству в действия судов, давлению на судей, но все это связывалось с деятельностью «врагов народа» — Берия и его сообщников, «пытавшихся подорвать основы советского строя». Какая-либо связь вопиющих беззаконий с личностью Сталина не прослеживалась.[105] Эта позиция содержалась и в статье «Правды» «За дальнейшее укрепление социалистической законности», которая также связывала существовавший произвол с деятельностью группы Берия. Между тем в статье ставился вопрос о полном прекращении необоснованных арестов, а также осуждалась линия на жесткие меры за незначительные проступки, что, как известно, широко практиковалось и поощрялось именно Сталиным.[106]

Аналогичный подход к вопросу о «культе личности», сформулированный при осуждении дела Берии, прослеживался и в решениях январского (1955 г.) пленума ЦК КПСС, сместившего Маленкова с поста Председателя Совета Министров СССР. Как показывает изучение материалов пленума, в ходе его работы личность Сталина всячески уберегалась от критики, отводилась от наиболее острых моментов, а весь негатив фокусировался вновь на Берии, к которому теперь добавился Маленков. Он разделил участь бывшего главного чекиста как организатора репрессий, виновника уничтожения видных руководителей партии и правительства. Инициатором этого выступил Хрущев, откровенно избавлявшийся от своего главного политического конкурента. В частности, комментируя «ленинградское дело» и фактически оправдывая Сталина, первый секретарь ЦК заявлял: «Вот и довели Сталина до такого состояния… Ведь Сталин подписал, чтобы уничтожить Вознесенского, Кузнецова и др., потому что он глубоко верил, что они враги партии, враги Советского государства. Постоянно получая такие материалы, он не мог иметь других соображений. Ведь он не знал, что все эти материалы добыты нечестным и недостойным путем. И каждый из нас, располагая такими материалами и не имея оснований не верить им, поступил бы, вероятно, так же».[107] Или еще одно высказывание Хрущева: «При Сталине было трудно действительно, и стало трудно после того, как вы (Маленков. — А. П.) с Берия стали влиятельны. До этого было легко».[108] Таким образом складывалась уникальная ситуация: Берия и Маленков обвинялись не только в уничтожении руководящих кадров партии, но еще и в том, что обманывали «великого вождя», втершись к нему в доверие. Хотя, конечно же, Хрущев шел на это сознательно. Позже в своих воспоминаниях он прямо скажет: «И все же не Берия выдумал Сталина, а Сталин выдумал Берию. До Берии в НКВД был Ягода. Из него Сталин сделал преступника, руками его людей убив Кирова. После Ягоды был Ежов, Сталин сделал и из него убийцу».[109]