Газета Завтра 468 (46 2002) - Газета Завтра Газета

В 1720 году Татищев по указу Петра был послан "в Сибирской губернии, на Кунгуре и в прочих местах, где обыщутся удобные разные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить". Для Татищева тогда это дело было совершенно новым. Но с помощью саксонца Блиера и других знатоков горного дела за полтора года он в совершенстве смог постичь все его тонкости.

Уральские казенные заводы, коих было тогда три, имели плотины, домны для выплавки металла, "молотовые" для его обработки и "свирельни для пушечного сверления". Строились они в начале 1700-х годов, работали довольно плохо, выдавая в год продукции в четыре раза меньше, чем частные заводы Демидова.

ЧТО ЕСТЬ В ЕКАТЕРИНБУРХЕ “Сверх же того есть птиц множество разных родов, а имянно: орлы, лебеди, гуси разные, ис которых одни называются казарки, которой род очень хорош, журавли, аисты, чайки, цапли, филины, тетеревы глухие и протчие, ряпки, куропатки, утки и кулики, разных же дроздов больших, средних и малых много, которые здесь гнезда делают и детей выводят и потом осенью отлетают в Германию и паки весною возвращаются, пелепелки, жаворонки и щеглы, дикие голуби и протчих малых родов птицы имеютца, кроме соловьев, которые и есть же, токмо вдали от Екатиринбурха. И находятца звери: козы, алени, лоси, горнастали, белки, медведи, волки, лисицы красные, росомаги, куницы, а кроме оных лисиц, черных соболей нет, токмо средка находятца при Чюсовой реке и около Верхотурья соболи-уроды, которые хуже и куниц, и тех малая часть…

Подземельных вещей в близости около Екатиринбурха не обретено, кроме того, что при реке Шайтанке, от Екатиринбурха верстах в 90, найдены в земли две кости —- зуб да щока, о которых сказывают, что они маманта зверя… А зуб был длинною в полтора аршина, щока, в которой были зубы, весом 15 фунтов. Об оном звере признаваемо, что при потопе в землю завалило, ибо таких живых зверей здесь в Сибири ныне не видно. Про оного зверя сказывают, будто у него те большие кости не зубы, но роги, однакож невероятно, ибо видели в Тюмене целую голову того называемого зверя маманта, на которой гнезд, где б рогам быть, нет. А признаваемо более, что оной зверь был слон, а не мамант, и оная кость походит на слоновую, и которые кости в севере находятца около Якутска, те чище, беляе и свежее внутри, нежели которые около Березова и сюда ближе…”

Из записок В.Н.Татищева

Татищев поселился на одном из казенных заводов — Уктусском, учредил там "Сибирское высшее горное начальство" и повел бурную деятельность по перестройке всего дела. Попутно поискам мест для новых производств он хлопотал о замене подневольного труда в горном промысле на платный; о присылке для работ пленных шведов; о разработке руд частными дельцами; об учреждении заводских судов, дабы рабочим не таскаться со своими тяжбами аж до Тобольска — и еще о многом другом. Особо рьяно он взялся за устройство местных школ, понимая, что на безграмотных работниках не уедешь далеко. Им были открыты при заводах две "первоначальные" школы, где крестьянских детей учили читать и писать, и еще две, где уже учили арифметике, геометрии и "прочим горным делам". Кроме того, он налегал на то, чтобы строилось как можно больше сельских школ, а грамотных в порядке поощрения освобождали от рекрутской повинности.

"…Демидова розыск на Татищева окончился. А что он на Татищева доносил, на оном розыске не доказал, или Татищев успел концы схоронить. И чаю, тем не мог угодить Демидову, хотя его мнение и есть о том известно; не всем и Христос угодил…

И жаль того, что ваше сиятельство давно не изволил напомнить о строении и исправлении и умножении в здешних местах железных заводов. И чаю, что его величество милостиво будет благодарен вам за те заводы, потому что здешние припасы гораздо дешевле олонецкого и железо лучше; и буде чего не разойдется в России, мочно за море отпущать, отчего не малая будет прибыль в Российском государстве…

Також пожалуй изволь просить светлейшего князя Меншикова, чтоб он ко мне милостив был по-прежнему. Я ему докучал, чтоб он платил долги за железо, которое он взял с олонецких заводах при мне, а иное и без меня, на счет его. А кто такому славному князю не понужден был верить и железа ему отпускать по его письму, который такую великую государеву милость на себе несет? А коли оный такой тугой плательщик, то чорт ему впредь верить будет, а не я!.. И от олонецкого полковнического и комендантского жалования мне, для светлейшего князя долгов, отказано. Эй слезно и горько! Пора перестать писать, чтобы слезами грамотки не помочить. Я думал через труды свои фортуну крепить, а вижу противное. Хотя иной мне скажет: "Трудливец Геннин!", а что та хвальба без денег? Французские песни при голоде?.."

Из письма де Геннина графу Апраксину

Вся эта его деятельность сразу люто не понравилась Никите Демидову, привыкшему чувствовать себя чуть не уральским князем. Почуяв в основательном Татищеве прямого конкурента, он сперва хотел купить его деньгами, чтоб не строил на Урале больше ничего. А когда это не вышло, наторенным испокон веков путем отправил в Петербург, где ему покровительствовал граф Апраксин, махровейший донос на неподкупного посланца, обвинив его во всевозможных притеснениях и во мздоимстве заодно. Татищев отвечал не менее зубасто — вот этот конфликт и должным был, как третейский судья, разрешить де Геннин, тоже, кстати, пользовавшийся покровительством Апраксина. Причем Апраксин сразу попросил его в пользу Демидова, но Геннин, верный прежде всего Государю, щедро оценившему его способности, отвечал: "Вспоможение чинить Демидову я рад, но токмо в том, что интересу Его Императорского Величества непротивно".

Геннин был старше Татищева на 10 лет, опережал и знаниями в горном деле, и чинами. Они были знакомы раньше по военной и статской службе, но близкой дружбы между ними не водилось. И по-настоящему их сблизило как раз дотошное расследование Геннина, в ходе которого он признал правоту Татищева, о чем и написал царю: что Татищев "сделал возможное для заводов Вашего Величества и пожалуй не имей на него гнева и выведи из печали". Самым же главным плодом дружбы, возникшей между этими двумя людьми со схожими характерами и судьбами, и стало основание Екатеринбурга.

После знакомства с уральскими казенными заводами Татищев понял, что на их базе не удастся быстро увеличить производство, крайне нужное для бурно развивавшейся империи. Куда выгодней, чем реконструировать старое, было бы построить новый крупный завод. После осмотра всей округи было найдено и самое лучшее место для него — на берегу реки Исети, в 7 верстах от Уктуса. Татищев послал обширное донесение в Берг-коллегию с обоснованием своего проекта. Он собирался заложить такой завод, равного которому не бывало еще ни в России, ни в Европе: на 200 тысяч пудов железа в год. А при нем еще — и передельные производства: стальное, проволочное, жестяное, дощатого железа и так далее. При этом он дотошно проработал все вопросы по рабочей силе, по специалистам, по сырью, обеспечению строительства материалами, транспортом и инструментами. Но в Берг-коллегии долго не могли переварить столь капитальный план, и Татищев, не дождавшись от нее ответа, ранней весной 1721 года, на свой страх и риск, начал подготовительные работы, чтобы сразу, как сойдет снег, приступить к основной стройке.

Наконец, ответ пришел — но отрицательный. Берг-коллегия требовала увеличения прежде всего выплавки меди и серебра, чтобы из них чеканить деньги, не понимая более широких выгод для России от торговли железом, — что видел мысливший в глобальных категориях историк, географ и экономист Татищев. И он, убежденный в своей правоте, буквально забомбил столицу своими выкладками о получении с берегов Исети "великого государственного прибытка". И через два года Берг-коллегия все же сдалась под натиском Татищева, которого решительно поддержал и Геннин, оставленный на Урале главным горным начальником.

Стройка началась весной 1723 года — а уже 7 ноября того же года состоялось открытие завода: "В одной молотовой пошли в ход два молота". Из чего можно судить, что Татищев с Генниным, скорей всего, работы начали еще до разрешения из Петербурга, на свой, опять же, страх и риск. И придавая именно этому заводу-крепости особое значение, политично решили назвать его в честь жены царя Екатерины, о чем самой же ей заблаговременно и отписали. 23 августа 1723 года Екатерина ответила Геннину: "Что же Вы писали, что построенный на Исети завод именовали Катеринбургом, оное також и его величеству угодно. И Мы Вам как за исправление положенного на вас дела, так и за название во имя наше завода новопостроенного, благодарствуем".

И днем рождения Екатеринбурга стал день пуска первой молотовой завода — 7 ноября.