Фамильная честь Вустеров. Радость поутру (сборник) - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава IV
Не знаю, как вы, а я уже давно установил, что в нашей жизни порой происходят события, которые резко меняют все ее течение, я такие эпизоды распознаю мгновенно и невооруженным глазом. Чутье подсказывает мне, что они навеки запечатлеются в нашей памяти (кажется, я нашел правильное слово – запечатлеются) и будут долгие годы преследовать нас: ляжет человек вечером спать, начнет погружаться в приятную дремоту и вдруг подскочит как ужаленный – вспомнил.
Один из таких достопамятных случаев приключился со мной еще в моей первой закрытой школе: я пробрался глубокой ночью в кабинет директора, где, как мне донесли мои шпионы, он держит в шкафу под книжными полками коробку печенья, достал пригоршню и неожиданно обнаружил, что улизнуть тихо и незаметно мне не удастся: за столом сидел старый хрыч директор и по необъяснимой игре случая составлял отчет о моих успехах за полугодие – можете себе представить, как блистательно он меня аттестовал.
Я покривил бы душой, если бы стал убеждать вас, что в той ситуации сохранил свойственный мне sangfroid[6]. Но даже в тот миг леденящего ужаса, когда я увидел преподобного Обри Апджона, я не побледнел до такой пепельной синевы, какая разлилась на моей физиономии после слов Гасси.
– Обронил где-нибудь? – с дрожью в голосе переспросил я.
– Да, но это пустяки.
– Пустяки?
– Конечно, пустяки: я все наизусть помню.
– Понятно. Что ж, молодец.
– Стараемся.
– И много у тебя там написано?
– Да уж, хватает.
– И всё первоклассные гадости?
– Я бы сказал, высшего класса.
– Поздравляю.
Мое изумление перешло все границы. Казалось бы, даже этот не имеющий себе равных по тупости кретин должен почувствовать, какая гроза собирается над его головой, так нет, ничего подобного. Очки в черепаховой оправе весело блестят, он весь полон elan[7] и espièglerie[8], – словом, сама беззаботность. Все это сияет на лице, а в башке – непрошибаемый железобетон: таков наш Огастус Финк-Ноттл.
– Не сомневайся, – заверил он меня, – я заучил все слово в слово и страшно собой доволен. Всю эту неделю я подвергал репутацию Родерика Спода и сэра Уоткина Бассета самому безжалостному анализу. Я исследовал эти язвы на теле человечества буквально под микроскопом. Просто удивительно, какой огромный материал можно собрать, стоит только начать глубоко изучать людей. Ты когда-нибудь слышал, какие звуки издает сэр Уоткин Бассет, когда ест суп? Очень похоже на вой шотландского экспресса, несущегося сквозь тоннель. А видел, как Спод ест спаржу?
– Нет.
– Омерзительное зрелище. Перестаешь считать человека венцом творения.
– Это ты тоже записал в блокноте?
– Заняло всего полстраницы. Но это так, мелкие, чисто внешние недостатки. Основная часть моих наблюдений касается настоящих, серьезных пороков.
– Ясно. Ты, конечно, здброво старался?
– Всю душу вложил.
– Хлестко получилось, остроумно?
– Блеск.
– Поздравляю. Стало быть, старый хрыч Бассет не соскучится, когда станет читать твои заметки?
– С какой стати он будет читать мои заметки?
– Согласись, у него столько же шансов найти их, сколько и у всех остальных.
Помню, Дживс как-то заметил в разговоре со мной по поводу переменчивости английской погоды, что он наблюдал, как солнечный восход ласкает горы взором благосклонным, а после обеда по небу начали слоняться тучи. Нечто похожее произошло сейчас и с Гасси. Только что он сиял, как мощный прожектор, но едва я заикнулся о возможном развитии событий, как свет погас, точно рубильник выключили.
У Гасси отвалилась челюсть, совсем как у меня при виде преподобного О. Апджона в вышеизложенном эпизоде из моего детства. Лицо стало точь-в-точь как у рыбы, которую я видел в королевском аквариуме в Монако, не помню, как она называется.
– Об этом я как-то не подумал.
– Самое время начать думать.
– О, черт меня возьми!
– Удачная мысль.
– Чтоб мне сквозь землю провалиться!
– Тоже неплохо.
– Какой же я идиот!
– В самую точку.
Он двинулся к столу, как сомнамбула, и принялся жевать холодную ватрушку, пытаясь поймать мой взгляд своими выпученными глазищами.
– Предположим, блокнот нашел старикашка Бассет; как ты думаешь, что он сделает?
Тут и думать нечего, все как божий день ясно.
– Завопит: «Не бывать свадьбе!»
– Неужели? Ты уверен?
– Совершенно.
Гасси подавился куском ватрушки.
– Еще бы ему не завопить. Ты сам говоришь, что никогда не импонировал ему в роли зятя. А прочтя записи в блокноте, он вряд ли воспылает к тебе любовью. Сунет в него нос и сразу же отменит все приготовления к свадьбе, а дочери заявит, что не выдаст ее за тебя… только через его труп. Барышня, как тебе известно, родителю перечить не станет, в строгости воспитана.
– О ужас, о несчастье!
– Знаешь, дружище, я бы на твоем месте не стал так убиваться, – заметил я, желая его утешить, – до этого дело не дойдет, Спод еще раньше успеет свернуть тебе шею.
Он слабой рукой взял еще одну ватрушку.
– Берти, это катастрофа.
– Да уж, хорошего мало.
– Я пропал.
– Вконец.
– Что делать?
– Понятия не имею.
– Придумай что-нибудь.
– Не могу. Остается лишь вверить свою судьбу высшим силам.
– Ты хочешь сказать, посоветоваться с Дживсом?
Я покачал головой:
– Тут даже Дживс не поможет. Все проще простого: нужно отыскать и спрятать блокнот, пока он не попал в лапы Бассета. Черт, почему ты не держал его под замком?
– Как это – под замком? Я в него все время вписывал что-нибудь свеженькое. Откуда мне знать, когда именно меня посетит вдохновение. Вот я и держал его все время под рукой.
– А ты уверен, что он был в нагрудном кармане?
– На все сто.
– А не мог ты его случайно оставить в спальне?
– Исключено. Я всегда держал его при себе – так надежнее.
– Надежнее, значит. Ясно.
– А также потому, что я то и дело что-то вписывал, я тебе уже говорил. Надо вспомнить, где я его видел в последний раз. Погоди, погоди… вроде бы… да, так оно и есть. Возле колонки.
– Какой колонки?
– Той, что во дворе конюшни, из нее берут воду поить лошадей. Да, именно там я видел блокнот в последний раз, а было это вчера перед обедом. Я вынул его, чтобы описать, как мерзко чавкал за завтраком сэр Уоткин, когда трескал овсянку, и только я завершил свое эссе, как появилась Стефани Бинг и я стал вынимать у нее из глаза мошку. Берти! – вдруг закричал он, прервав свое повествование. Стекла его очков блеснули странным светом. Он как хватит кулаком по столу! Осел, мог бы сообразить, что молоко прольется. – Берти, я вспомнил очень важную вещь. Будто подняли занавес и мне открылась вся сцена, я восстановил в памяти все действия шаг за шагом, в точнейшей последовательности. Итак, я вынул из кармана блокнот и записал про овсянку. Потом снова положил в карман, а в кармане у меня всегда лежит носовой платок…
– Ну, ну?
– У меня там всегда лежит носовой платок, – повторил он. – Ты что, еще не понял? Пошевели извилинами. Какое движение делает человек, когда видит, что барышне попала в глаз мошка?
– Выхватывает из кармана платок! – воскликнул я.
– Совершенно верно. Выхватывает платок, складывает его и достает кончиком мошку. А если рядом с платком лежит небольшой блокнот в кожаном коричневом переплете…
– Он вылетает из кармана…
– И падает на землю…
– …неведомо куда.
– Нет, я знаю – куда. В том-то и дело, что знаю. И отведу тебя к тому самому месту.
Я было воспрянул духом, но тут же снова скис.
– Говоришь, вчера перед обедом? Его уже давно кто-нибудь подобрал.
– Ты меня не дослушал. Я вспомнил кое-что еще. Когда я справился с мошкой, Стефани сказала: «Ой, а это что?», наклонилась и что-то подняла с земли. Я тогда на это не обратил внимания, потому что как раз в эту минуту увидел Мадлен. Она стояла у входа в конюшенный двор и смотрела на меня ледяным взглядом. Должен заметить, что, когда я извлекал из глаза Стефани мошку, я был вынужден взять ее рукой за подбородок, чтобы она головой не вертела.
– Понимаю.
– В таких случаях это очень важно.
– Несомненно.
– Голова должна быть совершенно неподвижной, иначе ничего не получится. Я пытался объяснить это Мадлен, но она и слушать не стала. Повернулась и пошла прочь, я за ней. Только сегодня утром мне удалось уговорить ее выслушать меня, и она наконец поверила, что именно так все оно и было. Конечно, у меня из головы вон, что Стефани наклонялась и что-то поднимала. Ясно как день, что блокнот сейчас находится у этой самой барышни Бинг.
– Вполне возможно.
– Тогда волноваться не о чем. Мы сейчас найдем ее и попросим блокнот, она его тут же отдаст. Надеюсь, она от души повеселилась.
– А где она?
– Помнится, она говорила, что собирается в деревню. По-моему, у них со священником роман. У тебя сейчас нет никаких неотложных дел? Тогда, может, ты прогуляешься и встретишь ее?