Цена империи. На начинающего Бог (СИ) - Тарханов Влад

«Забияка» пристроился на небольшом отдалении за баржей, наблюдая за реакцией эскадры противника. Там как-то забеспокоились, а на подходящую делегацию даже направили стволы носовых орудий. Правда, увидели, что с плоскодонной лоханки активно размахивали британским флагом. После переговоров на языке «владетей морей, луж и океанов» баржа подобралась к «Рипалсу», который был ближе всего, по сброшенным сходням британские же матросы помогали благородным господам, напоминающих мокрых и злобных крыс, подняться на борт броненосца.

Тут подошла канонерка. Отряд русских кораблей развернулся, на этот раз «Забияка» шел последним, сбросив прямо перед носом кораблей королевского флота последнюю учебную мину. Переговорив с Мессером Макаров понял, на что надеялись «повелители морей». Оказывается, к эскадре лимонников спешил ледокол «Эйсбрехер I», который храбрые мореплаватели зафрахтовали в Гамбурге. Немец получил предупреждение, что идет на минную банку и резко застопорил ход. Потом стал переговариваться с нанимателями, а поутру отправился восвояси.

Макаров так и не узнал, что гамбургский ледокол был зафрахтован в конце февраля почти одновременно с выходом всей британской эскадры за очень большие деньги. По условиям контракта он должен был в период с третьего по пятое марта быть у Кронштадта. При опоздании премиальная сумма не выплачивалась. Но вот один высокопоставленный военный рекомендовал капитану не слишком быстро спешить. Чтобы и начальству, пусть и непрямому, услужить, и денежку заработать ледокол прибыл пятого марта почти под конец дня. По итогу наглы его кинули и премии не заплатили. Но после прибытия на корабли дипломатов любое движение к российской столице означало бы войну. Седьмого марта лаймы отправились восвояси.

Семнадцатого марта 1880 года Степан Осипович Макаров получил очередное звание — капитан-лейтенант и приглашение на аудиенцию к императору Михаилу.

Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец

28 мая 1889 года

ЕИВ Михаил II

Извините, всегда откладываю, чтобы рассказать о страницах своего позора. Знали бы вы, как песочил меня после сего совещания Учитель! Матом не крыл, но интеллигентно так опустил за то, что… впрочем, читайте сами, думаю, что вы Михаила Николаевича Коняева поймете.

Генерал Милютин

(из дневника от 5-го марта 1880 года)

После вынужденного перекуса Его Императорское Величество дал знак освободить помещение от всего лишнего, и мы снова продолжили работу.

— Нашей второй целью стала оценка состояния наших войск. Прошу обратить особое внимание на их слабые стороны и сделать это раньше, чем наши недруги ими воспользуются. Господа хочу ещё раз повторить: наша цель не упрекнуть любого из нас в бездействии, а общими усилиями найти причину недуга и устранить его, пусть даже и хирургическим скальпелем. Я тщательно изучил доклад по состоянию дел армейских за 1879 год, припомнил несколько любопытных разговоров с иностранными военными наблюдателями во время последней Кавказской кампании и то, что я видел и слышал под Севастополем. А также донесения свидетелей последних боевых действий за рубежами нашего государства помогли мне написать тезисы, содержание которых позвольте сейчас озвучить.

Когда я получил приглашение от нового Императора Михаила II прибыть в его дворец на совещание, на котором будут обсуждаться и военные дела, я счёл сие путешествием на свою Голгофу. После столь вызывающей демонстрации против британского посольства, о неизбежной войне с Англией говорили все и везде: начиная от последней побирушки на Сенной площади и заканчивая сенаторами и аристократами с Французской набережной. Вероятно, Михаил Николаевич решил стал полным Георгиевским кавалером, а в мирное время сделать сие было практически невозможно. Правда, чудом выжив после страшного взрыва Зимнего Дворца, он сильно изменился, но тогда я счёл это хитрым манёвром, дабы завоевать себе популярность и повысить свои шансы удержаться на троне. В чём я был полностью уверен, так в том, что все без исключения Романовы обладали великолепной памятью, не забывая даже мелочную обиду, проявление неуважения, особенно, если это касалось их лично. А я имел несчастье в некотором роде наступить на мозоль Михаилу Николаевичу в бытность его Наместником на Кавказе перед завершением войны с горцами Северо-Западного Кавказа. Поскольку подписанные Великим Князем победные реляции перед тем, как лечь на стол к Императору, должны были пройти через военное министерство, я в меру своих сил их правил, убирая чрезмерный пафос, когда любая стычка с адыгами именовалась битвой или сражением. Увы, это мне стоило недовольства, которое высказал лично Государь Александр Николаевич, после очередной жалобы от младшего брата. В общем, я не ожидал ничего хорошего от этого совещания и готовился подать прошение об отставке, если критика со стороны императора станет невыносимой. Но Михаил Николаевич ловко провел меня. Он начал свой речь со слов Великого Корсиканца:

— Господа, я думаю, что никто из присутствующих не сможет оспорить утверждение, что среди когорты великих полководцев века нынешнего имя Бонапарта занимает по заслугам одно из первых мест. Этот гений войны любил повторять фразу, с которой согласится каждый старый солдат, к числу коих я в первую очередь отношу именно Вас, Дмитрий Алексеевич: «Армия марширует, пока полон желудок». Войска Бонапарта вторглись в приделы России имея в обозе запасы консервов, изготовленные по рецептуре Николя Аппера, а в корпусе маршала Л.Н. Даву было 60 полевых кухонь, изготовленных в Германии. Кстати, одна из них дожила до наших дней как трофей захваченный казаками. Я не буду жалеть о потерянных возможностях, связанных с тем, что если не к началу Отечественной войны, то уже год спустя меню наших солдат и офицеров могло пополнится бы концентрированным спиртом, сухим бульоном и консервами из овощей для приготовления щей. Мне в архиве нашли записку некого Василия Каразина, в которой он предложил изготовить всё вышеперечисленное. И ответ Военного министерства: «продукты, сделанные по предложенному им способу, оказались при опытах прекрасного качества». Но вместо того, чтобы начать производить и поставлять в войска всё сие, изобретателю объявили благодарность и постарались благополучно забыть о сем прожекте. Кстати, господа, а известно ли вам, что именно по вине столичных чиновников — мздоимцев Бонапарту в Москве достались изрядные запасы сухого бульона, который сварил, причём за свой счёт, помещик Петр Маркович Полторацкий? Причём, это не был шарлатан или наивный мечтатель. За сие изобретение ещё в 1809 году Император Александр Павлович наградил его орденом. В результате, без взятки чинуши отказались выкупить его в казну и бульон забраковали. Надеясь на содействие военного губернатора Ростопчина, Пётр Маркович перевёз его в Москву, а далее, как написала в воспоминаниях известная всем Анна Петровна Керн: «Пришёл Наполеон и съел бульон». И что в итоге? Вместо того, чтобы позаимствовать у французов полезные новинки для снабжения продовольствием войск, в Россию импортировали революционную заразу. И пошло-поехало: декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. А далее появились террористы с бомбами и револьверами. Надеюсь, общими усилиями, эту мразь мы раздавим, хотя они и напоминают Гидру, у коей на месте отрубленной головы вырастают три. Но как нам заставить наших чиновников как статских, так и военных перестать свою мошну набивать и о долге перед державой вспомнить? Это задача общая и первейшая, ибо нет такого дела, задуманного Государем, коего не может тысяча чиновных утопить миллионами росчерков пера.

А далее, Император поинтересовался тем, как обстоят дела с обеспечением наших войск консервами. Я уверенно ответил, что имеется необходимый запас и в прошедшем году с целью освежения оного на довольствие было выделено 7 500 000 порций, какое количество вновь было заготовлено обществом «Народное продовольствие». Но следующие слова Михаила Николаевича поставили меня в тупик.