Белые ночи, черная месть - Алина Егорова

- Похомова какая-то не понятная, задумчивая и рассеянная. Я с ней разговариваю, а она меня как будто не видит. Думает о чем -то. Хотя, понятно, о чем -  траванула начальницу, а потом переживает, как бы возмездия избежать.

- Ты, Антоха, привык, что барышни тебе в рот заглядывают, а на Людочку твоя харизма не подействовала. Вот ты на нее и взъелся. Нормальная реакция, мало ли какие у нее думы, будто кроме нашего трупа у нее интересов нет. Оставим в покое Похомову, в любом случае, она от нас никуда не денется. Лучше, займите свое внимание гражданином Сандаловым, который в последнее время тесно общался с убиенной. Если погибает молодая женщина, ищи причину либо в любви, либо в деньгах. Большие деньги рядом с Вишневой не крутились, значит, дело в личной жизни.

К Павлу Сандалову было решено пока не приближаться. Стоило понаблюдать за ним какое-то время, чтобы получить представление об его образе жизни и установить круг ближайших знакомых. Представительный мужчина, Сандалов выглядел в точности так, как его описала Екатерина Навзина. Он жил один, работал техническим директором какой-то небольшой фирмочки и водил серебристый автомобиль марки «Рено». За неделю ничего странного в его поведении не обнаружилось: с утра на работу, с работы домой с заездом за продуктами в супермаркет. Никаких сомнительных связей и походов в подозрительные места. Продолжать наблюдение было не целесообразно – по другим делам тоже хватает фигурантов, там наружка нужнее.

К разговору с милицией Сандалов был готов. Он сильно волновался, хотя прикладывал не мало усилий, чтобы скрыть свое состояние.

- Почему вы не пришли на похороны, ведь погибла ваша близкая подруга?

- Был в командировке.

Павел не лгал. Оперативники установили, что за три дня до убийства Вишневой Сандалов уехал в Финляндию и вернулся от туда на следующие сутки после похорон.

- Откуда вы узнали о смерти Вишневой?

- Позвонил ей на домашний телефон. Трубку взяла ее родственница и сообщила, что Инны больше нет.

Опять сходится: мать Вишневой показала, что Инне звонили несколько раз, пока она была в ее квартире. Кого-то она знала лично, кто-то, не представляясь, клал трубку. С Павлом они не были знакомы, но тот сразу назвал себя – фамилию и имя, как положено при деловых переговорах. Женщина тогда так и решила, что это с работы.

- После этого вы ходили к ней на кладбище?

- Нет. Работы много, знаете ли, – потупленный взгляд, в голосе неловкость. – Как вам объяснить…. Мне тяжело так сразу увидеть могилу Инны. Пока я ничего этого не видел, она для меня жива, будто бы мы расстались на какое-то время. Потом, когда боль уляжется, я к ней обязательно схожу.

Ну, никак не подкопаться! Работы много? А у кого ее мало? Так складно говорит о чувствах – не захочешь, поверишь. Мужик – мастер вышибать слезу.

- Вы не заметили, с Вишневой в последнее время все было в порядке? Каких-нибудь странностей в поведении, тревог не проявлялось?

- Нет, все как обычно.

- Может, ей кто-то угрожал? Кто, по-вашему, мог убить Инну?

- Нет. Не имею представления. – Внутри у Павла все сжалось. Еще бы ему не знать! И угрозы он слышал, и.… О господи! Если заподозрят Нину, то могут зацепить и его. А это ни к чему.

Сандалов покидал отделение милиции с острым желанием снова скрыться в Финляндии, а лучше, на другом континенте, чтобы переждать наступившие в его жизни смутные времена.

«Спокойно!», – приказал он сам себе. – «Вести себя благоразумно и никаких резких движений. Ничего у них на меня нет и быть не может, главное, не совершать глупостей».

День тянулся мучительно долго. День был будничным и пасмурным. Аня с утра позвонила на работу и сказала, что заболела: «Нет, ничего серьезного. Голова что-то разболелась. Давление, наверное».  Выхлопотав таким образом выходной, она, как любой симулянт, должна была с удовольствием завернуться в одеяло и спать, пока не надоест. Не смотря на бессонницу на кануне, утренний сон приходить не желал, и Аня встала совершенно разбитая.

До полудня она провела на кухне, изредка заходила в комнату и заглядывала за перегородку, посмотреть, не проснулся ли сын. Вот он лежит, сладко посапывая на двух подушках - такой хорошенький! Аня с умилением смотрела на свое сокровище. Двадцать два года – уже отросли редкие темные усы, голос давно стал басистым, но для нее Славик всегда был и будет маленьким.

Славик пока еще не работал, но уже нигде не учился. После школы он «очень устал» и о вступительных экзаменах не хотел слышать. Когда поступать стало поздно, а в недалеком будущем замаячила повестка из военкомата, Аня проявила чудеса расторопности и пристроила сына в Сельскохозяйственную академию. Специальность, которую должен был освоить Славик, называлась то ли плодоовощеводство и виноградарство, то ли технология переработки сельхозпродукции. Были там  более понятные агроном-эколог и ландшафтный дизайнер, но обучение стоило дороже, и так на овощевода еле наскребли. Но это ничуть не расстраивало семью Логаж. Для Анны главное, что сына в армию не забрали, а Славику, что мать отстала. На овощевода Славик не доучился – вылетел из вуза за неуспеваемость после первой же сессии.

В коридоре послышалось шлепанье тапок, как догадалась Аня, встал Славик.

- Зайчик, тебе чай в большую чашку наливать или в маленькую?

- Большую, - пробурчал сонный Славик и скрылся в ванной.

- Сахара сколько, три ложки?  - Аня никак не могла запомнить, любимое сыном соотношение сахара и количество чая. Она ежедневно готовила ему завтраки, обеды и ужины,  и каждый раз задавала одни и те же вопросы: салат со сметаной или с майонезом?  Кетчуп принести? Что приготовить на гарнир? Славика всегда утомлял выбор. Он не любил выбирать. Какая разница, что будет в тарелке: макароны или картофельное пюре? Главное, чтобы еда была приготовлена вовремя.

Аня не ела, есть ей совсем не хотелось, лишь выпила кофе два часа назад. Если бы Славик обратил на мать внимание, он бы заметил, как она взволнованна, увидел бы, насколько сильно осунулось и постарело ее лицо, но юноша привык, что в этом доме заботятся только о нем.

«Как же ты теперь без меня будешь?»,  – с жалостью думала Аня, глядя на сына. Сначала была надежда, что все обойдется: не обязательно всему тайному становиться явным - нераскрытых преступлений пруд пруди. Но после разговора с молодым шустрым оперативником, Аня поняла: она пропала. Еще немного, и ее вычислят. Не вычислят, так она сама себя выдаст - нервы не выдержат такого напряжения. Поэтому, Аня решила, сколько получится отсидеться дома. Чем дальше, тем отчетливее она понимала: домашний режим – не выход. Если долго «болеть», можно навести на себя подозрения: на работе убийство, а сотрудники тут же разбежались. Тут и думать долго нечего - кто прячется, тот и виновен. Дома отсидеться не получится, а выйти на работу, значит отдаться в руки правосудия. И так плохо, и эдак не хорошо.  

Славик отодвинул в сторону пустую посуду, но не встал из-за стола как обычно, чтобы молча направиться в комнату. Он минуту собирался с мыслями, и, глядя в сторону, спросил:

- Мам, сегодня вроде среда. Почему ты на работу не уходишь?

- Я… - Аня растерялась. Сказать сыну, что заболела, значит, заставить его напрасно волноваться. Она, когда на самом деле была нездорова, старалась скрыть свое состояние от Славика – ребенок не должен переживать. – Я взяла отгул, - нашлась Аня.

Парень заметно погрустнел, нахождение матери дома явно не входило в его планы.

- Ты куда-нибудь пойдешь? - спросил он с надеждой.

- Нет, а почему ты спрашиваешь.

- Ну, так… Погода хорошая, солнечная. Лето пройдет, а ты не разу не загорала.

Аня украдкой посмотрела на свои бледные руки. И правда, она не помнила, когда в последний раз нежилась на пляже. В позапрошлом году на озера в Кавгалово подруга вытащила, отдых у моря был в ее жизни настолько давно, что, казался из другой жизни.

- Да, пожалуй, ты прав, - рассеяно произнесла Аня. «А может, уехать из города?» - мелькнула у нее мысль, и тут же появились другие. «От себя не убежишь. От закона, может быть, на какое-то время скрыться удастся, а вот как быть с собственной совестью? Это ты во всем виновата, из твоих рук Вишнева получила отраву, ты убила ее!» - убеждал внутренний голос. 

Объявили посадку на Самару, прибыл состав из Нижнего Новгорода. Вокзал шумел, суетился, топал и скрипел колесами тележек. Из электрички высыпала толпа дачников, навьюченных сумками и пакетами. Им навстречу торопились люди, с не меньшим  багажом. Пахло беляшами, раздавался детский плач, лай и мяуканье. Уже третий час Максим дежурил возле зала ручной клади. Одетый в рабочую куртку болотного цвета и высокие кирзовые сапоги, с удочками и ведрами он походил на рыбака, собравшегося на вечернюю зорьку. Максим удачно занял место  на скамейке, с которой хорошо просматривался ряд ячеек камеры хранения. К заветной тридцать седьмой ячейке до сих пор никто не подошел. А должны были. До истечения оговоренного срока оставалось не больше сорока минут. Хорошо, что он сообразил ограничить клиента по времени (По договору заказчик должен был принести деньги не позже семнадцати часов). Иначе, кто знает, сколько ему еще тут пришлось бы околачиваться. Максим еще толком не решил, как поступить дальше, когда он выследит курьера. Попытаться установить заказчика? Вряд ли это получиться, но попробовать надо. Каким образом – не понятно. Обычно при обращении к услугам киллера люди ведут себя осторожно, действуют через вторые, третьи, а то и четвертые руки.  А что делать дальше, если вдруг заказчик станет известен? Ответа на этот вопрос Максим пока не знал. Устранить заказчика? Замечательное начало карьеры наемного убийцы. После такого поступка можно смело переквалифицироваться в вахтеры. И то, если свою шкуру спасешь – еще не ясно, что за птица его клиент, и какого она полета.  Максим был уверен в одном: Инну надо защитить. А для этого необходимо знать, кто на нее точит зуб.