Клуб Мертвых - Вильям Кобб

— Зоэра! — повелительно сказал Арман.

— Господин, вы слышали? — отвечал слуга, скрежеща зубами. Снова послышался голос де Белена.

— Господин виконт, — говорил герцог, — дамы вас просят, вы не можете отказываться!

На этот раз Зоэра бросился вперед и, конечно, выбежал бы в зал, если бы Арман не остановил его, положив руку на плеча.

— Ты с ума сошел?

Но слуга, казалось, ничего более не слышал и только повторял одно слово:

— Амок! Амок!

— Молчи! — сказал де Бернэ.

Сильным рывком он оттолкнул дикаря в глубину комнаты, затем встал перед ним, скрестив руки.

Зоэра дрожал от ярости.

— Вы слышали?… — снова спросил он.

— Что ты хочешь сказать?

— Этот голос…

— Ну?

— Это он… Это голос, который преследует меня по ночам… который выходит из гроба.

Арман узнал голос де Белена. Его брови сдвинулись.

— Ты уверен в том, что говоришь?

— Клянусь трупом моего отца!

— Твой слух не обманывает тебя?

Зоэра засмеялся.

— Тот, кто умер, говорит мне, что я хорошо расслышал!

Затем он продолжал уже шепотом.

— Амок! Амок!

— Довольно, — строго сказал Арман. — Повинуйся, иди домой. Я запрещаю тебе выходить, пока я не позволю.

— Господин! Не требуйте этого! Я должен убить его!

Говоря это, Зоэра сжимал рукоятку кинжала. Арман наклонился и сказал ему несколько слов на ухо. Зоэра поклонился и снова завернулся в плащ.

Арман повелительно указал ему на дверь. Зоэра, дрожа, но уже укрощенный, вышел пятясь. Арман проводил его глазами.

— Кто знает? — прошептал он, оставшись один. — Может быть, в этом и заключается тайна этих негодяев!

Затем он провел рукой по лбу и снова взглянул на таинственное послание.

— Прежде всего будем повиноваться, — сказал он.

Минуту спустя он уже выходил из дома герцога де Белена.

4

ПОСЛЕ БАЛА

Последние гости де Белена садились в кареты, замерзшие стекла которых свидетельствовали о силе мороза.

Слуги под надзором дворецкого приводили в порядок залы, стараясь уничтожить следы пребывания многочисленной толпы гостей.

В это время два человека сидели в кабинете герцога де Белена.

Убранство этого кабинета было в высшей степени примечательным.

Повсюду: на стенах, на потолке, на мебели были развешаны оружие, утварь и разнообразные безделушки, носящие неизгладимый отпечаток индокитайского искусства. Здесь было все: от табакерок из сандалового дерева, буйволовых рогов, скорлуп кокосовых орехов, похожих на кружева по тонкости и изяществу резьбы, до неподражаемых корзинок со странными украшениями, которые малайские художники плетут из волокон пальмовых листьев.

Здесь же и бамбуковое копье, зазубренный кинжал, украшенный цветными камнями, плоская сабля, расширяющаяся к концу, остроконечные отравленные стрелы, металлический диск с бубенчиками, звеневший некогда под рукой музыканта…

На пьедесталах пестрого мрамора стояли уродливые статуи с бесформенными головами, казалось, еще ожидающие молитв и жертвоприношений, которые расточали им последователи Будды. Стены были обтянуты шелковой тканью, расшитой золотом, ниспадавшей тяжелыми складками на пол, устланный тигровыми шкурами.

На бамбуковой подставке лежал обломок статуи, особенно привлекавший внимание. Он был высечен из какого-то черного камня и украшен серебряной инкрустацией. Можно было узнать резец скульпторов древней империи Аннама. Этот обломок был, видимо, отпилен от небольшой статуи и представлял часть туловища, руку и ногу. Вся эта странная обстановка невольно переносила мысль за тысячи миль от Парижа, в пределы далекого Востока…

Но присутствие де Белена и Сильвереаля скоро заставило бы любого вернуться в область реальности.

Де Белен стоял, скрестив руки на груди, высоко подняв голову, с насмешливым видом, тогда как барон, сидевший в бамбуковом кресле, казалось, был в сильном волнении.

— Итак, любезный барон, — сказал де Белен, — вы предполагаете ставить мне условия?

Сильвереаль сделал протестующий жест.

— Да, действительно, — продолжал герцог, — это было бы довольно смешно. Разве я не сделал для вас более, чем был обязан?…

— Однако… — осмелился заметить барон.

— Однако! Что значит это «однако»? Нет! Я вижу, нам необходимо окончательно объясниться! Хоть это и будет вам неприятно, вы не можете обижаться на меня. Вы сами так захотели!

Барон поднял голову.

— Я вас слушаю, — сказал он, взглянув на своего собеседника.

— Тогда, — продолжал герцог, — припомним все услуги, оказанные мною вам, и определим наши отношения.

— Определим, — повторил, как эхо, барон.

— Восемь лет тому назад вы оказали мне свое содействие в одном опасном предприятии. Я признаю, что вы не торговались со мной. Однако надо сделать одно замечание. Не мне ли принадлежит идея этого плана?

— Идея и план убийства, — заметил барон, к которому быстро возвращалось хладнокровие.

Лицо герцога слегка передернулось.

— Избавьте меня от этих грубых выражений, — сказал он. — Одним словом, мы привели в исполнение наш проект…

— И Король кхмеров отправился к праотцам, — закончил барон.

— Я попросил бы вас не перебивать меня, — сказал де Белен. В голосе его звенело раздражение. — Совершая это дело…

— Это преступление…

— Извольте, это преступление, нашей целью было овладеть громадными сокровищами кхмеров, которые были спрятаны. Где? Это знал только один старик Эни. Но благодаря невероятной случайности, эта тайна ускользнула от нас или, по крайней мере, была описана в документах, таких старинных, таких непонятных, что мы готовы были уже прийти в отчаяние и считали, что нам никогда не достичь нужного результата…

…В то время вместо сотен миллионов, которыми мы думали овладеть, что мы нашли? Едва ли несколько сот тысяч пиастров в драгоценных камнях… Разве я не разделил с вами эту добычу?

— Взяв себе львиную долю!

— Я имел на это право. Я не только составил весь план действий, но когда вы приходили в отчаяние, я твердо высказывал уверенность, что рано или поздно богатства кхмеров будут нам принадлежать! Для этого мне необходимы были капиталы, при помощи которых я мог бы продолжать поиски.

— Я получил тогда каких-то пятьсот тысяч франков…

— Которые благодаря придуманным мною спекуляциям вскоре утроились!

— Увы! Это теперь только воспоминание!

— А кто в этом виноват? Несмотря на вашу старость, вы все еще думаете, что вам двадцать лет. Ваши страсти увлекают вас по роковому пути, который скоро приведет вас к разорению и смерти. И вы еще воображаете, что можете свалить на меня ответственность за ваше падение! Рассказывайте это другим, любезный друг мой! Вы мне помогали, я вам заплатил, и я готов объявить теперь, если вам угодно, что отныне между нами все кончено!

При последних словах де Белена Сильвереаль насмешливо улыбнулся.

— Посмотрим! — сказал он холодно.

— Что вы сказали?

— Я сказал, что несмотря на все ваши угрозы, вы знаете так же хорошо, как и я, что мы связаны навсегда!

— Я вам докажу обратное…

— Вы попытаетесь убить меня? Действительно, насколько я вас знаю, это не будет для вас в новинку. Однако я позволю себе заметить, что мы теперь не в пустынях восточной Индии и что в Париже существуют некоторые люди, которые в случае надобности сумеют защитить меня!

Де Белен побледнел. Было ли это следствием страха? Или бешенства? Сильвереаль, напротив, вполне овладел собой.

— Эти люди, — продолжал он, — следующие: во-первых, королевский прокурор, во-вторых, португальский посланник, в-третьих… О! Это всего интереснее! Эти особы зовутся жандармами!

— Негодяй! — крикнул де Белен.

— Оскорбления никогда еще не помогали решать проблемы. Я продолжаю свою речь. Предположите, что я, настоящий барон де Сильвереаль, не имеющий в прошлом никаких пятен на своей репутации, так как приключение в Камбодже осталось для всех тайной, предположим, говорю я, что я иду к королевскому прокурору и, сообщив ему об одном имени, которое вы, кажется, совершенно забыли, предлагаю ему справиться в португальском посольстве о мнимом де Белене, герцоге де Белене! Не случится ли тогда, что третьи особы, о которых я говорил, господа жандармы, будут играть в настоящей драме роль, которую вы, может быть, не предвидели?

— Сильвереаль! — крикнул де Белен, скрежеща зубами. — Вы за это мне дорого заплатите!

— А, не нравится! Я прихожу к вам как друг и говорю прямо: я разорился, я погиб, если вы не дадите мне в долг пятьдесят тысяч франков. Это для вас безделица, так как я знаю, что вы лучше употребили свои деньги, чем я, а между тем это поправит мое положение, которое теперь безвыходно. Я говорю вам это прямо и откровенно, а вы отвечаете мне угрозами, оскорблениями!