Корона на троих - Лоуренс Уотт-Эванс

- Чародеи никогда не делают ничего подобного, - отрезал Клути.

- Конечно, не делают, - согласился Одо.

- Мы не приносим детей в жертву.

- Разумеется.

- Мы не режем их.

- Нет-нет.

- Мы не превращаем их.

- Я верю.

- Я за всю свою жизнь не обидел ребенка.

- Я так и подумал.

Мужчины стояли лицом друг к другу. Клути побагровел от ярости. Одо пытался смотреть невинно и выглядеть глупее обычного.

На самом деле в душе старика боролись два противоречивых чувства. Он понимал, что если бы сам был Вулфритом, то ему, в частности, не хотелось бы быть проданным чародею, способному разрезать его на кусочки, превратить в трито, на или безделушку и даже принести его в жертву какому-нибудь противному старому богу, раскопанному где-нибудь чересчур учеными старогидрангианскими аристократами. Не нормальному богу, вроде Прунеллы или Корриджа, а тому, который не сильно печется об обычных людях. Одо слышал немножко о таких чудных, как Спаг-Паганетанет - гермафродитное божество посеребренной посуды, используемой противоестественным образом.

Кстати, Клути очень похож на тех, кто использует посеребренные ложечки противоестественным образом.

Но если разобраться, все чародеи занимаются превращениями и приносят жертвы. Точно так же как и пастухи, время от времени разделывающие какого-нибудь ягненка, чародеи должны что-то делать с маленькими детьми. И если не отдать Вулфрита, значит, на его месте окажется кто-нибудь другой. А у Одо для компании останется маленький Данвин, так что Вулфрит - не последний мальчик.

Да и приношение ребенка в жертву Спагу-Паганетанету - дело стоящее. Не похоже, чтобы этот парень Клути собирался съесть Вулфрита.

Во всяком случае, Одо так не думал. Хотя чародеи - люди непредсказуемые.

А даже если бы и собрался, что тут такого? В конце концов Одо тоже съедает иногда собственную овцу, а ведь он прожил с ней гораздо дольше, чем с Вулфритом. Да и вела овца себя гораздо лучше. Это просто принято у пастухов. Помимо всего прочего. И думать о том, что он делал со своей овцой, было много приятнее, чем думать, что, вероятно, чародей сделает с Вулфритом.

Но что поделаешь, так уж устроен наш проклятый мир.

Клути тоже размышлял, вперившись взглядом в старого пастуха.

Вранье про чародеев изначально распространяли сами чародеи, чтобы люди их не беспокоили. И это вранье приносило ему постоянные неудобства с тех пор, как много лет назад он скрылся из королевского дворца за несколько часов до появления горгорианцев.

Люди говорили, что сбежавшие чародеи - трусы. Но Клути предпочитал думать о себе просто как о рассудительном человеке. С первого дня вторжения и оккупации стало ясно, что завоеватели преобразуют анатомию каждого попавшего к ним в лапы чародея, в частности, отделят его голову от тела. А Клути за долгие годы привязался к собственной голове - по сути, он ее любил и расставаться с ней не имел ни малейшего желания.

Однако ни одного заклинания, способного подействовать на горгорианцев, никто не знал. Чародеи Старой Гидрангии относились к магии как к исключительно тонкому искусству и обучали ему самых достойных, самых лучших представителей нации. Результатом явилась абсолютная непригодность магии для достижения каких-либо практических целей. С помощью чародейства невозможно было решить ни одну мирскую проблему.

А горгорианцев волшебство вообще не интересовало.

Клути часто фыркал себе под нос: "Критики! Они никогда не приемлют истинного художника!"

Что могли чародеи Старой Гидрангии? Показать горгорианцам дюжину цветов, которые никогда не существовали в природе. Вызвать воздушных духов, чтобы обсудить предназначение лунного света. Их магия была не способна нанести вред даже блохе на голове завоевателя, а уж тем более отвести в сторону лезвие хоть одного горгорианского меча.

Горгорианцы получали огромное удовольствие, всячески подчеркивая эту неспособность.

Поэтому Клути сбежал и обрел себе новое пристанище в уютной пещере неподалеку от Вонючих Ягод. Там он продолжал изучать магию, но уже с совсем другим уклоном.

- Если они хотят практических заклинаний, - бормотал он себе под нос, - я дам им практические заклинания!

Итак, он изучал и практиковался, пытаясь создать более приземленное, зато куда более действенное волшебство. И достиг успеха: заново открывал старые заклинания. Почти каждый день...

Точнее - каждый месяц или два. Если везло. Клути готовился использовать эти заклинания на благо Старой Гидрангии, как только народ поднимется против горгорианских завоевателей. Всякий знал, что грядет восстание, ведомое изгнанными аристократами, разбойниками-патриотами и другими традиционными народными героями. Правда, в разговорах упоминалось только одно имя, Клути нетерпеливо ожидал обещанного Черной Лаской похода с гор. Это будет победное шествие, к которому примкнет все сознательное население. Дворец Божественно Тихих Раздумий будет захвачен, а презренный король Гудж низложен и обезглавлен.

А пока Клути жил в пещере, что совсем не подобало такой цивилизованной личности. Продукты и разные необходимые вещи он покупал у дурно пахнущих обитателей селения, очень кстати названного Вонючие Ягоды. И обнаружил, что аборигены верят в старые враки чародеев о превращениях людей в ежей или о скармливании их демонам.

Все это делало жизнь Клути довольно одинокой. А мальчик составит ему компанию, будет полезен в хозяйстве...

- Ну? - спросил Одо нетерпеливо. - Берешь его?

Клути взглянул на Вилфрита, который пытался впихнуть дрыгающегося паука в сапог Одо.

- А сколько ты хочешь?

Через полчаса Одо и Данвин уже шагали обратно на ферму. А Вулфрит сопровождал чародея в его пещеру по другую сторону селения Вонючие Ягоды.

Данвин немного расстроился из-за неожиданной разлуки со своим братиком, но несколько небольших легких тычков изменили его настроение.

- Папа Одо? - позвал он, бросая последний взгляд на тихую деревушку внизу.

- Чего тебе?

- Я хочу Вулфи.

Пастух остановился и посмотрел на мальчика.

- Ты это брось, - сказал он решительно, - мы продали твоего брата честно и без обману. Не похоже, что волшебник собирается его есть.

Данвин надулся, но ненадолго - в таком состоянии оказалось гораздо труднее увертываться от тяжелого родительского кулака. Он обогнал старика и бросился вверх по тропинке.

- По крайней мере, - пробормотал Одо себе под нос, - я надеюсь, что он не будет его есть.

Глава 7

Существующее в Гидрангии представление о пещере чародея было довольно отталкивающим. Люди, давясь от отвращения, рассказывали друг другу о капающих сталактитах, прикованных к стенам скелетах, пауках, летучих мышах и целой куче загадочных субстанций, которые булькают, пищат и покрыты слизью. Ни гидрангианский крестьянин, ни горгорианские воины не удивились бы, обнаружив в жилище мага ползающие вокруг странные разрозненные части тел, находящиеся на различных стадиях умирания - или, скорее, оживления. Старогидрангианские аристократы, чаще других общавшиеся с чародеями, чем другие группы, уверяли, что представления о расчлененных телах и использовании крови для оформления интерьера скорее всего ошибочны. Но и они не отрицали, что волшебники хранят в своих пещерах кости, пауков, заплесневелые книги и другие чудные таинственные предметы.

Поэтому никто - ни крестьянин, ни аристократ, ни горгорианский воин - никогда не назвал бы обитель Клути типичным жилищем чародея.

Да, кости и книги там были, но! - аккуратно расставленные по застекленным шкафам и полочкам из полированного дуба. Сталактиты, абсолютно сухие и аккуратно отпиленные на высоте семи футов над гладким каменным полом, служили канделябрами.

Пол и стены тоже оказались сухими. Клути так наслушался шумной капели за первые недели пребывания в пещере, что водозащитное запечатывающее заклинание сотворил одним из первейших.

А поскольку чародей не собирался делить свои ограниченные запасы еды с непрошеными гостями, все пауки и другие холоднокровные, обитавшие поблизости, были аккуратно умерщвлены и бережно заспиртованы.

Сначала маленькому Вулфриту полное отсутствие дикой жизни показалось скучным. Контраст с его предыдущим обитанием в кишевшей паразитами хижине Одо, окруженной домашним скотом, оказался слишком явным. Вскарабкивание на туго набитое кресло не шло ни в какое сравнение с укрощением простодушной овцы. (Кресло никогда не протестовало и никогда не убегало, блея.) Пинание скамеечки для ног радовало куда меньше, чем пинания бедняги Фанга: скамеечка никогда не орала, не царапалась и не кусалась.

С другой стороны, мебель у Клути оказалась намного прочнее, чем у Одо, - а это означало, что ей можно манипулировать с большим размахом и воображением.

Рядом не было Данвина, но Вулфрит, как и всякий двухлетний малыш, еще не успел по-настоящему научиться играть со своим братиком. Потеря товарища не разочаровала мальчика, а Клути гораздо больше занимался им, чем Одо.