Знание-сила, 2009 № 01 (979) - Журнал «Знание-сила»

что он летчик. Это из сферы ликвидации незнания. Галле не открыл, а обнаружил планету Нептун. Но наука открыла сумчатых животных, явление электризации трением, радиоактивность и многое другое.

Открытия такого рода часто означают переворот в науке, но на них не выйти путем целенаправленного поиска. Из незнания в неведение нет рационального пути. С этой точки зрения, так называемые географические открытия — это чаще выяснение или обнаружение: при наличии географической карты и системы координат возможен деловой вопрос о наличии или отсутствии островов в определенном районе океана или водопадов на еще неисследованной реке. Поэтому точнее сказать, например, что Ливингстон не открыл, а обнаружил или впервые описал водопад Виктория.

Открытие — соприкосновение с неведением. Особенность открытий — то, что их не достичь путем постановки соответствующих деловых вопросов: существующий уровень развития культуры не дает для этого оснований. Принципиальную невозможность постановки того или иного вопроса надо при этом отличать от его нетрадиционности в рамках той или иной науки или культуры в целом. Легче всего ставить традиционные вопросы, которые, так сказать, у всех на губах, труднее — нетрадиционные. Неведение же — вовсе за пределами нашего целеполагания.

Неведение и потенциал развития науки

Способны ли мы как-то оценить сферу неведения или потенциал науки поддается оценке лишь в части незнания? Начнем с того, что вопрос о том, какие явления нам еще неизвестны, нельзя смешивать с вопросом о существовании таких явлений.

В общем плане на последний вопрос нетрудно ответить: вероятно, такие явления существуют. Ответ можно даже усилить: несомненно, они существуют. И я уверен: большинство ученых примет и эту усиленную формулировку, — у них есть для этого основания. То есть принцип Гийома ориентирован не только на незнание, но и на неведение.

Вопрос о существовании неведомых явлений не требует их характеристики. Его можно трактовать как вопрос не о мире, а о познании, о состоянии той или иной области науки, о том, можно ли в этой области ждать открытий. Мы постоянно даем такого рода оценки и от одних областей ждем больше, чем от других. На каком основании?

Прежде всего — на основании предыдущего опыта. В этом плане бросается в глаза разительное неравноправие научных дисциплин: одни из них на протяжении своей истории дали человечеству наиболее принципиальные открытия, другие — почти не имеют их вообще. Конечно, это накладывает определенный отпечаток и на наши ожидания.

Бросается в глаза и связь этой способности делать открытия с использованием технических средств исследования, с наличием постоянно растущего арсенала приборов и экспериментальных установок. Вспомним о роли микроскопа в открытии мира микроорганизмов, о роли телескопа в развитии астрономии, начиная с открытия Галилеем пятен на Солнце, о роли фотопластинки в открытии рентгеновских лучей и радиоактивности. Да, богатый технический арсенал науки обогащает мир незнания, но это и окно в мир неведения. Правда, открывается это окно не на уровне целенаправленных акций, а случайным и побочным образом.

Познание и проектирование

Все приведенные примеры относились в основном к сфере эмпирического исследования. Но это не значит, что на уровне теории мы не открываем новых явлений. Вспомним хотя бы теоретическое открытие позитрона Дираком. И все же перенос противопоставления незнания и неведения в область теоретического мышления нуждается в существенных дополнениях. Даже естественный язык зафиксировал здесь специфику ситуации: теории мы не обнаруживаем и не открываем, но строим или формулируем. Это относится и к классификации, районированию, созданию новых способов изображения. Из сферы обнаружений и открытий мы попадаем в сферу проектов и их реализаций, в сферу научной теоретической инженерии. Потенциал развития науки определяется здесь наличием соответствующих проектов, их характером, уровнем развития самих средств проектирования.

Вот конкретный пример такого проекта из области лингвистики: «Целью синтаксического исследования данного языка, — пишет Н. Хомский, — является построение грамматики, которую можно рассматривать как механизм некоторого рода, порождающий предложения этого языка». Обратите внимание: речь не о том, что надо что-то выяснить, обнаружить, описать или измерить, но о построении алгоритма, порождающего предложения данного языка.

Каждая уже созданная и функционирующая теория может быть образцом для построения новых теорий — играть роль проекта. «Теории, посвященные остальной физике, — пишет Р Фейнман, — очень похожи на квантовую электродинамику… Почему все физические теории имеют столь сходную структуру?» Одну из возможных причин он видит в ограниченности воображения физиков: «встретившись с новым явлением, мы пытаемся вогнать его в уже имеющиеся рамки». Но это и значит строить новые теории по образцу уже имеющихся, используя последние как проекты.

Проекты бывают, однако, типовые и оригинальные. Здесь и проходит граница между незнанием и неведением. Так, теория эрозионных циклов Дэвиса, сыгравшая огромную роль в развитии геоморфологии, построена в значительной степени по образцу дарвиновской теории развития коралловых островов. У Дарвина все определяется взаимодействием двух факторов: ростом кораллового рифа, с одной стороны, и опусканием дна океана, с другой. Дэвис использует аналогичный принцип при описании развития рельефа, у него тоже два фактора: тектонические поднятия, с одной стороны, и процессы эрозии, с другой. Таким образом, теория Дэвиса является реализацией некоторого «типового проекта».

А вот Докучаев, с чьим именем неразрывно связано отечественное почвоведение, создает новый проект мировосприятия, но — как бы побочным образом. Так часто бывает и с открытиями. Исследователи отмечают: Докучаев пришел в почвоведение как геолог, и это способствовало восприятию почвы как особого естественного тела Природы. Вначале он работал в рамках сложившихся традиций. Но полученный им результат, показывающий, что почва — продукт совокупного действия ряда природных факторов, стал образцом или проектом нового системного подхода в науках о Земле.

Итак, «скрытый мир» Гийома не только обнаруживается и открывается, но и конструируется. Мы строим мир, возводя здания новых теорий, создавая математический аппарат, формулируя принципы классификации, районирования и периодизации. Мы строим его и в буквальном техническом смысле слова, обеспечивая рост экспериментальных средств исследования. И оценивая потенциал роста науки, необходимо учитывать и количество возможных вопросов, характеризующих объем незнания, и набор «типовых проектов» теорий, и технический арсенал, и, наконец, интуитивное ожидание открытий.

Проекты новых наук

В качестве заключения рассмотрим еще один возможный в принципе вариант развития науки, связанный с гипертрофией методологических ориентаций.

Американский географ Фред Лукерман сформулировал пять вопросов, с которыми неизменно сталкивались географы и которые «не имели однозначного решения». «1. Какие объекты в окружающем человека мире подлежат наблюдению и изучению? 2. Каков наилучший способ их изучения? 3. Каким образом следует обобщать массу собранных данных, чтобы