Середина земли - Артур Кинк

– Но твои друзья считают иначе.

– Я не ребёнок и обижаться не собираюсь. Кто хочет, тот поддерживает со мной отношения.

– В том и суть, что давно не ребёнок. Ты сам должен выбирать свой круг общения. Не цепляться за единственного, кто с тобой общается, а отсеивать.

– Мне кажется, или ты опять катишь бочку на Антоху? Он меня точно в излишней болтливости не обвинял.

– Обвинял. Я слышала. Когда вы только приехали и встретились с Андрюшкой. Хорош трепаться!

– И что? Я тоже обрываю его, чтобы не наворотил дел. А то он, знаешь ли большой любитель сомнительных мероприятий.

– Поездка сюда, одна из них. Но тем не менее, тебе его отговорить не удалось. Мог и не сопровождать его. Но ты же не можешь удержаться. Если хочешь кому-то помогать и заботится, то заведи детей.

Я был словно на сеансе очень плохого психолога. Что-то вроде школьного. Где глухая пенсионерка рассказывает тебе, что в том, что тебя бьют одноклассники – виноват ты. Настя явно настраивала меня против Антона. И вообще против всех норм моей жизни. А я не люблю советов, как и любой другой русский человек.

– Знаешь, ты не первая, кто говорит мне о том, что нельзя быть таким мягким. Где жить, что есть, какую машину выбрать, как одеваться, какое кино смотреть. Вас таких советчиков вагон и маленькая тележка. Что же вы сами недовольны?

– Я довольна. Мне никто не говорит заткнуться. Иногда нужно прислушиваться, вдруг совет действительно хороший. Или тебе уже посоветовали никого не слушать?

– Возьму вот эту. – я вытащил из стопки потрёпанную книгу в чёрной обложке из серии «Детектив и политика» и сразу же направился к выходу.

– До встречи, Женя из Екатеринбурга.

Мне не нравиться грубить людям, хотя видит бог, они этого так и просят. Мне не нравится ругаться, а после конфликтов, я чувствую тяжесть в груди. Зачем она каждый раз заводит этот разговор, ведь можно заняться чем угодно другим.

Я решил, что извинюсь перед ней завтра. Сегодня мне нужно было по любому вымыться хотя-бы в тазу и выспаться.

Когда я оказался на улице, обнаружил что уже стемнело, хотя не было даже шести. На кривые гнилые крыши выбеленных домов опустилась сумеречная дымка. Сопки прятали розовый закат. Поедали его, словно пасти с тупыми зубами. В полумраке они выглядели не так, как при дневном свете. Обнажались все прогалины, валуны и выбоины. Угловатые подъемы и спуски. Редкие деревца, торчащие словно волосы на уродливой бородавке. Углубления, что казались бездонными зияющими дырами. Поросшие мхом подножия походили на грязную губку.

Света в доме по-прежнему не было. Из плафонов исчезли лампочки. Сам же Антон копошился в подполе. Я не стал интересоваться зачем тот выкрутил все лампы, разобрал свою кровать, раскидал подушки и одеяла по полу. В воздухе стоял запах болота и плесени. Наверное, от книг принесённых Андреем.

– Мы с Андрюхой идём в лес. Не хочешь с нами? – спросил меня Антон из подпола.

– Ночью?

– Днём мужики охотятся. Можно дичь спугнуть, или на пулю нарваться.

– Что делать ночью в лесу?

Антон не ответил.

Я зажёг свечи, найденные на кухне. Растопил печку, поставил воду. Слабость, головная боль и тошнота, всё ещё преследовали меня. Хотелось просто лечь прямо на пол. Грязным, не бритым, в одежде. Но я заставил себя раздеться, намылиться, залезть в один таз и поливать себя остывшей водой из алюминиевой кружки. Свечение окошек соседей, меркло одно за другим. Деревня погрузилась в непроглядную тьму. Я улегся в прохладную, влажную постель и почти задремал, когда услышал за окном автомобильный гул, а сквозь закопчённые окна блеснули фары. Транспорт! В этой глуши!

В трусах и босиком я выскочил на крыльцо и махнул рукой. Шестёрка со скрипом притормозила и наружу вышел не молодой мужичок с большим пузом и в штанишках цвета говна, натянутых по самые подмышки.

– Добрый вечер. Извините, что отвлёк.

– Добрый. Ничего. Мы и сами искали, у кого дорогу спросить. Едем с женой до Романовки и вот, поворот пропустили. Знаешь как до Романовки добраться?

– Конечно. Я Женя, кстати. Я вам дорогу прямо сам покажу! – мы пожали друг другу руки. Мужика звали Владимиром. Я извинился за свой вид и помчал одеваться.

Накинул футболку, джинсы, взял сумку, вышел и не обнаружил ни шестёрки ни Владимира. Я огляделся по сторонам, зашёл за забор, убедиться, что Владимир не съехал за угол, но машины не было. Я не слышал и не видел её, а оставшиеся следы шин расползались на мокром грунте. И мелькнула мысль. А была ли эта машина? И был ли этот приветливый мужик в брючках цвета говна. Дорога упирается в заброшки с одной стороны и в железку с другой. Кругом лес. Поворот пропустить можно. Но вот пропустить асфальтированную трассу и уехать в тараканью тьму.

Я вглядывался в темноту, в надежде вновь увидеть свет фар, но не нашёл в ней ничего. Среди опустившегося густого тумана показался силуэт Андрея.

– Ты чего моя? Пешком решил пойти? – спросил он на подходе.

– Машину видел? Шаху белую?

– Вообще? Или сегодня?

– Сейчас! Только что проехала.

– Не видал. И не слыхал. Мож показалося?

Я не стал отвечать. Показаться может тень в сумерках. Можно спутать пакет с голубем. А машина и человек, что с тобой говорит и жмёт руку – показаться не могут.

Я вернулся в дом, а Антон, как раз засобирался на выход.

– Серьёзно? Возьми пистолет, на всякий случай.

– Зачем он в лесу? Я же не по химмашу гулять иду. – сказал Антон и вышел за дверь. Без фонарика, без куртки. Даже без ножа, которым он хвастал в поезде.

Я скинул сумку, сделал круг по дому. Да, я не воспринимаю советы, да я упрямый, как баран, трепло и зануда, но я дотаскиваю до подъездов, заснувших во дворе пьянчуг, чтобы не замерзли. Подаю попрошайкам, помогаю старикам, женщинам и детям, кормлю щенят и котят. Пускай из-за этого меня считают лицемерным добряком. Пускай думают, что задабриваю судьбу. Или вообще, я просто дурак. Но я не позволю даже малознакомому человеку идти чёрт знает куда, чёрт знает с кем. А тем более своему другу.

Несмотря на дикую усталость, я собрался за считанные минуты, взял всё, что посчитал нужным и вышел во двор. Антон как раз стояли на дороге с Андреем. У последнего был налобный фонарь. Он был в резиновых сапогах и старенькой потёртой форме-горке.

– Ну что, лесники? Погнали! – окликнул их я из-за забора.

– О! Решил