Балтийский эскорт - Николай Черкашин

Вот тут-то Ферсман и сделал предложение лейтенанту Павлинову. Тот мгновенно оценил выбор: Мурман - это не заграница, родная земля. Из Романова-на-Мурмане или даже из Архангельска можно инкогнито пробраться в Питер и забрать семью, увезти ее в безопасное место. Может быть, даже в Крым, где флот по-прежнему стоит под Андреевским флагом… Ферсман набрал себе команду из шестнадцати офицеров. В самый канун побега в Торговую гавань въехала ломовая телега, груженная сырыми поленьями. Адмирал Пилкин сдержал слово: на свои деньги купил воз дров, и "китобойцы" заполнили ими угольную яму.

Все было примерно так, как повторилось потом на "Орле". Дождавшись, когда ночная темень укроет порт, и, разведя с вечера пары, лейтенант Ферсман тайно вывел "Китобой" из Ревельской гавани. По счастью, выход суденышка (бывшего норвежского китобоя) прошел незамеченным.

Вечером назначенного дня Ферсман, проверяя в штурманском столе комплект морских карт, не обнаружил карты Ревельской бухты.

Павлинов, который не успел еще перетащить свои вещи на тральщик, собирался за ними в город.

- Николай Яковлевич, - попросил его Ферсман. - Надо срочно добыть карту Ревельского залива. Или снять хотя бы кальку. Вы тут здешний старожил. Расстарайтесь, голубчик!

Первым делом Павлинов отправился к контр-адмиралу Пилкину. Тот задумался. Военно-морское управление Северо-Западной армии, которое он возглавлял, носило скорее символический, чем практический, характер. Все, что имело в Ревеле хоть какую-то боевую ценность, давно перешло в руки эстонской администрации. Лишь в Нарове действовала небольшая речная флотилия под командованием бывшего цусимца капитана 1 ранга Д.Д.Тыртова…

- Вот что, любезный… Ступайте-ка вы к Петру Алексеевичу… К капитану 1 ранга Новопашенному. Он нашу разведку возглавляет, ему и карты в руки…

В Таллинне все рядом. Через полчаса Павлинов с запиской от Пилкина уже переводил на кальку опасные места Таллиннской бухты. Новопашенный, старый полярный волк, знал, куда и на что уходит "Китобой". Он крепко пожал на прощание руку:

- Семь футов вам под киль, попутного ветра и… С Богом!

Теперь оставалось только забрать свои вещи, которые хранились на квартире капитана 1 ранга Политовского. Уже стемнело, когда Павлинов подкатил на извозчике к четырехэтажному доходному дому на улице Тина. Хозяин, командир полка Андреевского флага, находился в Иван-городе, готовя оборонительные позиции на правом берегу Нарвы.

В одной из комнат Политовского хранился небольшой корабельный чемоданчик, в котором Павлинов держал все свои ценности. Ни англичане, ни эстонцы не посмели реквизировать боевые ордена и кортик командира "Спартака". Помимо наград и офицерского клинка в чемоданчике лежали серебряная стопка с эмалевой флюгаркой крейсера "Память Азова", осколок, извлеченный из ноги после обстрела мятежниками таранного баркаса (осколок был вставлен в серебряный ковш с цепочкой) и маленький деревянный складень из Валаамского монастыря.

Павлинов вставил ключ в замочную скважину. Замок не поддавался. Нажал посильнее - крак! - бороздка ключа застряла в скважине. Он попытался достать ее оставшимся в пальцах штоком… За этим странным занятием его и застал сосед Политовского по площадке - офицер эстонской полиции. Напрасно Павлинов объяснял, что он добрый знакомый хозяина квартиры и что в руках у него вовсе не отмычка, а доверенный ему ключ, который только что сломался… Полицейскому явно не понравился незнакомец в потрепанном платье, ковырявшийся в замке соседа.

- Докуменди…

Его скромный вид на жительство остался на "Китобое" у Ферсмана… Теперь у полицейского офицера не было никаких сомнений, что он задержал квартирного вора. Расстегнул кобуру и велел двигаться в сторону ближайшего участка.

Только утром контр-адмирал Пилкин подтвердил личность Павлинова. Но "Китобой" был уже далеко в море…

В утешение оставалось лишь думать, что злосчастный ключ сломался не сам по себе. Тут опять вмешалась рука судьбы, та самая, что год назад круто развернула на "Спартаке" носовую пушку для рокового выстрела…

Так Павлинов навсегда остался в Таллинне…

Но калька с планом Ревельской бухты, сохраненная в память об утраченном шансе, - она пригодилась! Именно ее передал 17 сентября 1939 года капитану Грудзинскому электрик мебельной фабрики, который долгое время был в моих розысках неустановленным господином РЭМом" - русским эмигрантом… Именно по ней - путеводной бумажке - бежал из Таллиннской гавани "Орел", повторив спустя 20 лет маршрут своего русского предшественника - тральщика "Китобой". Именно ему, "безлошадному капитану", чью судьбу так престранно повторил потом оставшийся в Таллинне командир подводной лодки «Орел» командор-подпоручник Клочковский, выпало стать тем самым герольдом, который принес на «Орел» роковую весть о сталинском вторжении в Польшу.

СУДЬБА КОРАБЛЯ. Добравшись до Копенгагена, "Китобой" застрял в порту на несколько месяцев. Валютных средств, которые смог наскрести Пилкин на полную угольную бункеровку до перехода в Норвежское море, явно не хватало.

На второй же день по приходе в столицу Дании произошел инцидент: флаг-офицер английского адмирала Кована, возглавлявшего в Копенгагенском порту отряд крейсеров, передал командиру русского тральщика письмо с требованием спустить Андреевский флаг, поскольку тот не признается больше королевским правительством. Ферсман ответил, что "Китобой" скорее вступит в сражение с крейсерами Кована, нежели спустит последний Андреевский флаг на Балтике.

В ожидании репрессий за дерзость старшему на рейде команда стала готовиться к затоплению тральщика.

На следующее утро к борту "Китобоя" подвалил адмиральский катер. Ферсман встретил Кована по всем правилам морского ритуала, выстроив команду и сыграв "захождение" на боцманских дудках.

Англичанин обошел короткий фронт, вглядываясь в лица необычных кочегаров, машинистов, комендоров… Потом протянул лейтенанту Ферсману руку:

- Я надеюсь, - сказал он, - что каждый английский морской офицер в подобном положении поступил бы столь же доблестно, как это сделали вы!

Только после вмешательства в судьбу "Китобоя" вдовствующей императрицы Марии Федоровны, которая еще носила траур по расстрелянному большевиками сыну, на русский тральщик доставили уголь, а также хлеб, картофель, сыр, бекон и пресную воду. Однако обстановка к тому времени на севере России резко изменилась в пользу большевиков, и Ферсман решил идти в Севастополь. Без малого год добирался маленький кораблик до берегов Тавриды через Атлантику, Средиземное море, турецкие проливы.

Когда же ошвартовались наконец близ Графской пристани, выяснилось, что надо уходить туда, откуда только что пришли, - в Босфор. Красные полки подкатывали к Севастополю.