Повесть Вендийских Гор - Терри Донован

— Слова — всего лишь слова, — сказал Горкан.

Предводитель остановился перед ним.

— Кто ты таков, что не боишься красных разбойников? — спросил он, склонясь к Горкану.

Предводитель был молод и глуп, раз сам решил стать первой жертвой, но Горкан особых возражений на сей счет не имел. Он ответил разбойнику не словами, а действием. Схватив его за голову, он резко крутанул ее влево, так что нос разбойника заглянул за спину. Раздался хруст и разбойник повалился под ноги собственного коня.

Пока он падал, Горкан выхватил у него из-за пояса нож и метнул его во второго всадника, попав ему в шею. Разбойник забулькал, откинулся на круп лошади, она испугалась, поднялась на дыбы и скинула труп под ноги коня последнего из разбойников. Он единственный из всех попытался защищаться. Нож, прилетевший от него, которым он по наивности целил в сердце Горкана, оказался у мага в руке. Разбойник соскочил с коня и спрятался за ним, снова метнув нож. Но и вторым оружием завладел темнокожий демон, легко поймав его.

— Кункунуци! — в ужасе прошептал разбойник и опустился на колени.

Горкану оставалось только подойти и перерезать ему горло. Он был разочарован и зол. Люди стали мелки и слабы. Это была его первая битва за последнюю тысячу лет, и он ожидал от нее большего.

Седельные сумки тоже разочаровали Горкана. В них нашлись только две черствые лепешки, да пара сотен золотых и серебряных монет разных времен и стран. Монеты квадратные, круглые, с отверстием и без оного, овальные, цилиндрические и крестообразные. Золото Горкан брать не стал, применения ему в ближайшее время не предвиделось, взял только серебро, чтобы расплачиваться за постой и пищу. Одну лепешку съел сразу, другую оставил на потом. Взял также оружие, оно еще никогда ни для кого не было лишним. Больше всего ему понравился меч предводителя, изготовленный из драгоценной голубой стали, которому было не меньше лет, чем Горкану. Секрет изготовления подобной стали был давно утрачен.

Горкан вынул меч из ножен и крутанул им в воздухе. Меч был прекрасно сбалансирован и слушался руки, словно являлся ее продолжением. Горкан не удержался от того, чтобы поиграть с мечом, любуясь его блеском и наслаждаясь грозным свистом, с которым меч рассекал воздух.

Сделав несколько выпадов против несуществующего противника, Горкан выпрямился и единым точным движением убрал меч в ножны.

Из коней лучшим тоже оказался тот, что принадлежал предводителю. Парень был не лишен вкуса. Горкан вскочил в седло. Конь вздрогнул всем телом, почувствовав чужака, и поднялся на дыбы. Горкан сжал его бока с такой силой, что конь захрипел и снова попытался сбросить всадника. Но всадник оказался сильнее. Недолго длилась борьба, конь был умен, как только может быть умно животное. Он смирился перед неизбежным.

Снежной обезьяны на седом валуне над долиной уже не было, она поспешила к сородичам, позвать их на обильный пир. Такого щедрого угощения от людей давно не было.

14

Солнце умирало, а Харборд все еще не собирался повернуть вспять. На взгляд Серзака он заехал слишком далеко.

— Об этой долине рассказывают страшные вещи, — сказал Серзак. — Конечно, я уже далеко не в том возрасте и не в том состоянии ума, когда верят всяким глупостям, но и меня эти рассказы пробрали до глубины души. Говорят, что тут водятся птицы, которые бегают по земле и вытягивают жир из людей и животных.

— Да, я тоже слышал об этом, — сказал Конан. — Бритунская прорицательница рассказывала, — уточнил он, заметив недоверчивый взгляд Серзака.

Солнце спряталось за горы на западе, еще лишь сверкали их ледяные пики. Тень опустилась на долину и на деревья, стоящие в ней молчаливыми стражами. Не было слышно ни птиц, ни цикад.

— Неизвестно, когда нам придется пить вино в следующий раз! — сказал Харборд прикладываясь к бурдюку.

Лунное сияние залило долину. Стало светлее, и Конан, скакавший первым, увидел жуткое ночное чудовище, в молчании несущееся на них.

— Кром справедливый! — прошептал он.

Чудовище было серым, на безобразной морде горели три красных глаза, хвост с подобием плавника или руля, метался из стороны в сторону. Ног у чудовища было две, сгибались они как у собаки.

— Конан! — воскликнул Серзак.

Больше говорить не понадобилось. Присутствующие в полной мере осознали опасность. Серзак спрыгнул с коня и понесся к ближайшему дереву.

Конан спешился и обнажил меч. Силуэт чудовища на миг вырисовался на медном диске луны. Варвар увидел, что у чудовища есть крылья, только непропорционально маленькие. Говорят, в верховьях Стикса есть места, где водятся большие нелетающие птицы с сильными ногами. И возможно, одна из птиц добралась сюда. Но никто не говорил, что у этих птиц вместо клюва вытянутая зубастая пасть.

Харборд с коня соскакивать не стал. Вместо этого, он понесся навстречу твари, крича во все горло и размахивая топором.

— Харборд! — воскликнул Конан.

Конь Харборда вдруг споткнулся, и рыжебородый варвар полетел через его голову вперед. То ли от удивления, то ли от другой какой-нибудь причины, тварь остановилась. Харборд умудрился изогнуться в воздухе и изменить траекторию полета, которая по законам баллистики должна была закончиться в пасти чудовища. Он приземлился на ноги в двух шагах от застывшей твари.

Миг они стояли, глазея друг на друга. Харборд не выдержал и бросился прочь. Тварь кинулась за ним. Харборд перескочил через коня, который пытался подняться, и побежал дальше. Чудовище остановилось над конем, склонило к нему морду, принюхалось и вырвало большой кусок из шеи.

Конь захрипел, задние его ноги замолотили воздух, но тварь не стала мучить бедное, обреченное животное. Ударом сильной лапы оно сломало коню хребет.

За это время Харборд одолел половину расстояния, которое он с такой лихостью только что проскакал. Конан не двигался с места. Серзак, трясущийся от страха, был уже на вершине дерева, и оно отчаянно скрипело, раскачиваясь.

Конан отметил, что лапы у чудовища заканчиваются единым тяжелым когтем. Оно подняло голову и посмотрело в сторону убегающего. Его, похоже, занимали не только гастрономические интересы.

Харборд обернулся. Зря он это сделал. Еще древние немедийцы утверждали, что обернувшийся непременно погибнет. На стенах их усыпальниц было множество предостережений подобного рода, иные из них иллюстрировались мифами. В одном из мифов обернувшегося юношу разрывали на части гигантские птицы с женскими лицами. У этого чудовища лицо было не женским, вообще не человеческим, но страсти ему было не занимать.