Коровы - Мэттью Стокоу

Стивен стоял в кругу коров, голова кружилась, подташнивало, а ровный строй брюх процокал к стенам убойного цеха, открыв свет. Дюжина бурых, пестрых и черных коровьих морд дернулась в его сторону. Пытаясь разглядеть его, словно в нем было нечто, что им необходимо узнать.

Он зажмурился от неожиданно яркого света. Больше в убойном цехе никого не было. Стояла глубокая ночь, рабочие давно ушли. Слабый гало-геновый свет наполнял зал воспоминаниями об убийствах. Стивену стало плохо.

— Хорошо провел время? Делал то, что хотел от тебя мистер Крипе?

Он нагнулся и сблевал.

— Ох ты господи! Думал стать большим и сильным мужиком, как остальные парни. Что-то сейчас ты на такого не тянешь. Скажи мне, чувачок, тебе понравилось нас убивать?

Стивен не ответил.

— Тебе повезло, что мы такие добрые, докопались до причин, почему ты это сделал. Мы могли бы пришить тебя, педрила.

Бык качнулся в сторону, тяжело дыша через нос, но Стивен не чувствовал опасности. Целью этого сборища было нечто большее, нежели возмездие.

— Давай, чувак, залезай, прокатимся.

— Куда?

— Ты давай, залезай.

Был ли у него выбор в этой опасной компашке? Ослабевший Стивен еле залез на широкую спину Гернзейца, вытянулся на животе, поближе к шее, будто жизнь этого животного могла своим теплом прогнать смерть других.

Они шумно протопали мимо загона к вентиляции. Решетка была открыта и висела на одном шурупе. Каждая корова опускалась на брюхо и, мыча и ругаясь, проскальзывала в дыру, направляясь всей массой в пространство впереди. Свет убойного цеха погас, и последняя корова вернула решетку на место.

Группа быстро передвигалась по трубопроводам. Блестящая листовая сталь бросала на них рябь отблесков, золотилась в свете слабых лампочек, натыканных одна на каждые десять ярдов Стивен вцепился в Гернзейца, ветер от движени: трепал ему волосы. Коровы шли более или мене дружно, наращивая скорость, превращаясь в одн бегущую массу. В них жила радость движени: скорости, и неуклюжие в состоянии покоя туш становились изящными.

Через двести ярдов группа повернула, проле ла через отверстие в стене из плакированной сг ли, нырнула, словно поезд на американских гс ках в грубо выдолбленный туннель, в лабири проходов и залов.

Несмотря на все еще владевший им ужас уб( ного цеха, Стивен затрепетал.

— Что это за место?

Пришлось орать Гернзейцу прямо на ухо, V бы слова не утонули в грохоте.

— Старые сточные трубы, старые линии под; ки, дыры в земле, туннели. Мы их нашли и со( нили между собой. Они приведут в любое м< чувачок. В любое место в городе. Городская ж

— Бред какой-то.

— Что мы живем у тебя под ногами? Поч Первых из нас Крипе оставил ночью в заго мы смылись. Нашли вентиляцию и быстре съебали. А потом, чувачок, нас стало болыш ровы любят ебаться, не меньше некоторых л И жрачки здесь навалом. Не клевер, надо дз но ни хуя, не так уж плохо.

— Разве он не пытался вас найти?

— Крипе? Это было давно, когда он еще не считал себя богом. Обоссался, конечно, зуб даю, но нас найти не пытался. Но всегда, блин, следил, чтобы больше никого не забыть в загоне. И еще он никогда не остается в убойном цехе один.

Они пробежали вдоль платформы старой станции метро; некоторые коровы принялись гудеть как поезд, посмеиваться друг над другом, щипать друг друга за уши и хвосты, притворяясь, что это не они.

— А почему вы не убежали за город?

— Блядь, чувак, если люди увидят, как мы бродим за городом, они тут же загонят нас обратно. К тому же, прожив здесь некоторое время, нас не тянет в другое место.

— Здесь безопасно?

— Ага, и еще кое-что. Оттого, что глаза у нас расположены в некотором роде по бокам головы, когда мы бежим по туннелям, мы испытываем удивительно яркое чувство скорости. Мы ощущаем себя лошадьми… мы больше не коровы.

Коровы стрелой пролетели сквозь еще один туннель.

— Посмотри на свет впереди. Если двигаешься достаточно быстро, похоже на строб. Видишь? С ума сойти, ага?

Линия маленьких лампочек, расположенных на стенке туннеля, ярко горела, ослепляя Стивена. Потом они оказались в темноте. Полной. Стивен почувствовал, как пол резко пошел вниз, ощутил приближение к некому центру, дому, услышал

МЭТТЬЮ СТОКОУ 97

4 Коровы

крики животных. Появляется возможность, есл* что, треснуть коров по мере того, как они удлиняют шаг, наращивают скорость.

Вдруг свет. И пространство. Прорыв в открытое место. Зал с колоннами, такой просторный, что до стен не доходил мягкий оранжевый свет, сочившийся сквозь старые воздухопроводы под высоким сводчатым потолком. Компания пролезла в зал, затем замедлила шаг, словно их отключили от источника питания. Замедлила шаг и на остатках скорости смешалась со стадом, расходившимся от небольшого ручейка в центре пещеры.

Гернзеец же остановился у входа, и Стивен увидел две сотни коров. Некоторые жевали жвачку, спали, болтали между собой, пили из ручья, пукали, трахались, играли.

— Ничего особенного, но мы здесь живем. Слезай, парниша.

Стивен соскользнул на грязный пол и вдохнул запахи стада — тепла, навоза, пота, коровьего дыхания, коровьего присутствия.

— Мне у вас нравится, кажется, что снаружи ничего не существует.

— Ага, только не раскатывай губу, чувак. Это земля коров, и ты не можешь остаться.

— А тогда почему меня сюда привезли?

Гернзеец ходил вокруг Стивена, нарезал круг за кругом, словно о чем-то думал.

— Крипе… Ты, чувачок, знаешь ли, увидишь, что он такое. Он для нас вроде символа всего самого важного. Символ смерти, пыток, насилия, всего, что он делает и получает от этого удовольствие и учит этому других людей. Когда первым из нас удалось сбежать, мы жили ради мести. Мы усердно трудились, собрали стадо, нашли это место, приспособились к новой жизни. Но все это время мы знали, что он творит над нашими братьями на поверхности. Больно было осознавать, что мы ничего не можем с этим поделать. Понял, о чем я говорю? Пока Крипе жив, нам тут не совсем заебись.

— Убив его, вы не остановите убийство коров.

— Блядь, а то я не знаю! Но он больше жить не будет. Ты не представляешь, что это такое — стоять в загоне, смотреть на всю эту хуйню, зная, что придет и твоя очередь. Что такое обсираться со страху, сломаться еще до того, как он положит на тебя руку. Помяни мое слово, любой из нас сдох-пет, только бы добраться до этого мудилы.

— Вас тут вполне достаточно…

— Ё-мое, Крипе слишком осторожен. Он не дает нам ни малейшей возможности.

Гернзеец перестал нарезать круги.

— И поэтому мы притащили тебя сюда.

— Хотите, чтобы я его пришил?

— Нет, мы хотим, чтобы ты сделал так, что его сможем пришить мы. Приведи его ночью в убойный цех. Оставь одного. Просто приготовь его для нас тепленьким, вот и всё.

— Это то же самое.

— Этот мерзкий мужик — подлый убийца. Видел, что происходит из-за него? Это так и надо? Ну-ка, чувак, скажи-ка мне, это, по-твоему, так и надо?

— Нет, конечно. Но я не могу это сделать.

— Крипе от тебя не отвяжется, ты знаешь. Тебе кажется, то, что было сегодня, отвратительно, а он будет водить тебя в это помещение снова и снова, пока ты, блядь, не поверишь в то, что он с тобой делает. Тебе сегодня понравилось? Хочешь так себя чувствовать каждый день? Это придет, пижон-чик. И рано или поздно, если у тебя останется хоть капля мозгов, ты пожелаешь ему смерти, как и любой из нас.

— Я не могу этого сделать.

Стивен покачал головой, перед глазами у него поплыло. Он снова был в убойном цехе под кровавыми фонтанами. Со всех сторон в него тыкали хуем, он падал, пока не утонул в бассейне коровьих кишок. Воздух был красным, было тяжело дышать. Глаза закатились, закрылись, он падал в красном дыме, и струи спермы в горячей воде ударялись в него, догоняли сзади слова Гернзейца:

— Поразмысли об этом, чувак. Однажды ты захочешь этого так же сильно, как мы… Если не сломаешься раньше.

Он очнулся у стока на границе территории мясоперерабатывающего комбината. Ночь еще не закончилась, одежда на нем была мокрой. Он побрел домой. Было не так уж плохо, потому что люди давно спали.

Свет на кухне был включен, и Зверюга сидела за столом, зажав в кулаке вилку, перед ней стояла пустая тарелка. Утреннее городское небо за окном выглядело болезненным — напоминало грязную простыню больного лихорадкой, измазанную потными выделениями ночных часов. — Где мой блядский ужин? Я всю ночь жду, скотина. Ты где был?

Она скверно выглядела. Складки жира под подбородком посерели, глаза слезились. Казалось, ей тяжело ровно сидеть за столом. Стивен слишком устал для разговоров. Невероятно устал. Он подхватил для нее тарелку и для себя, проковылял в ванную. В нем, мертвецки усталом, измученном, полном отвращения к самому себе, жила некая тусклая память о плане, который уже запущен и требует продолжения и подпитки.