Чудак из шестого Б - Владимир Железников

- Это кого хочешь убьет.

Сашка помолчал-помолчал, а потом с обидой в голосе ответил:

- Тоже друг, не можешь даже успокоить!

- Не могу я тебя успокаивать, - сказал я. - Я сам подлец и предатель.

И я рассказал Сашке про контрольную в первом классе, и про Наташку, и про то, как я размотал десять рублей, и про мамин забытый день рождения.

- Про первоклашек - это ерунда, - сказал Сашка. - Плевать тебе на них.

- Это ты зря. Их обманывать нельзя. Они всему верят.

- Все равно они научатся врать, - упрямо сказал Сашка. - Все люди врут, особенно в детстве.

- Нет, не научатся. Эти не будут врать. А если кое-кто из них соврет, то мне бы не хотелось к этому прикладывать руку.

- Ну, а как же нам теперь дальше жить? - спросил Сашка. - Придумай что-нибудь, ты же умеешь.

- Можно дать клятву, что мы больше никогда не будем предателями.

- Давай клятву или не давай, - сказал Сашка, - а старого не воротишь.

Мы вспомнили обо всех своих неприятностях, и нам расхотелось давать клятву.

За окнами темнело, а затем эта темнота проникла в комнату.

Зазвонил телефон. Это была моя мама. Вдвоем с тетей Олей они ждали меня на именинный пирог!

- Пошли, - сказал я, - у нас именинный пирог.

Мы вышли на улицу, и нам сразу стало лучше. Горели огни, сновали и толкались люди. Шел мелкий дождь: такая зима стояла.

Мы купили маме цветы на Нинины деньги и пошли есть именинный пирог.

*

Несколько дней прошло в полном затишье. К первоклассникам не ходил, но они прибегали ко мне чаще, чем раньше. Все, кроме Наташки. Каждую перемену по нескольку человек.

Только теперь в нашем классе никто надо мной не смеялся. Я думаю, что некоторые из наших даже завидовали, что эти дети так ко мне привязались. А тут на одной из перемен ко мне пришел новичок, Леша Шустов, принес в подарок пирогу, слепленную из пластилина, и в ней сидело двадцать пять индейцев с перьями на голове и серьгами в ушах и носу. Двадцать четыре человека сидели на веслах, и один был рулевой. Крохотные такие фигурки, непонятно, как он их слепил.

Забавный он парень, сосредоточенный и молчаливый.

Я с ним познакомился недавно. Как-то зашел в первый класс, по привычке, и нарвался на него.

- А чего ты здесь сидишь? - спросил я его.

- Леплю, - ответил он. - Дома ругаются, что я все пачкаю.

Честно говоря, меня это возмутило. Что ж, они не понимают, что ему охота лепить?

- А кто ругается? - спросил я.

- Бабушка, известно кто, - ответил он. - Говорит, лучше делом займись. Читай или уроки делай.

- Складывай книги, - приказал я. - Пойдем к твоей бабушке.

- Нет, - сказал он, - я лучше здесь. Не люблю я, когда она меня пилит. - Потом внимательно посмотрел на меня и спросил: - А ты кто?.. Боря?

- Да, - признался я.

И тут он без слов быстро стал запихивать в портфель книги и тетради и уронил кусок пластилина на пол, раздавил его и виновато посмотрел на меня.

- Вот всегда у меня так, - сказал он.

- Ничего, - приободрил я Лешу. - В большом деле у всех бывают накладки.

Хороший он паренек оказался, и бабушка тоже ничего. Только они друг друга не всегда понимали.

Все наши набросились и стали рассматривать эту пирогу и удивляться. А Лешка от смущения убежал. А тут, кстати, появилась старшая вожатая Валя Чижова, взяла пирогу в руки и сказала:

- Да он талантище! Збандуто, ты должен отвести его во Дворец пионеров. Его надо учить.

Потом, уже на ходу, так, между прочим, бросила:

- Да, с тобой все решили. Зайди ко мне, расскажу. - И убежала.

Только я вскочил, чтобы бежать за Валей и узнать, что там со мной решили, как ворвались Толя и Генка и сказали, что Наташку увезли в больницу.

У меня прямо все похолодело внутри.

- У нее заболел живот, и ее увезли, - сказал Генка. - "Скорая" приезжала.

Я побежал в учительскую. Я бежал так быстро, что Генка и Толя отстали от меня. Когда я вышел из учительской, весь первый "А" стоял около дверей.

- У нее аппендицит. Ей сейчас делают операцию. Через два часа я пойду в больницу, - сказал я. - Кто хочет, может пойти со мной.

Потом я побежал вниз и из автомата позвонил Наташкиной бабушке и соврал ей, что Наташка задержалась в школе. Не мог же я сказать, что Наташке вот сейчас делают операцию.

Когда я вышел после занятий на улицу, то у школьного подъезда меня ждал весь класс. Даже Зина Стрельцова.

- У матерей отпросились? - спросил я.

Они закивали головами.

- Мне мама велела, - ответил Генка, - чтобы я не приходил домой, пока все не закончится.

- А моя мама сказала, что сейчас аппендицит не опасная операция, сказал Гога.

- "Не опасная"! - возмутился Толя. - Живот разрезают. Думаешь, не больно?

Все сразу замолчали.

Ребята остались во дворе больницы, а я пошел в приемный покой.

Оказалось, мы пришли не в положенное время и узнать что-нибудь было не так просто. Какая-то женщина пообещала узнать, ушла и не вернулась.

Потом появился мужчина в белом халате и в белом колпаке. Вид у него был усталый. Может быть, это был хирург, который делал Наташке операцию?

- Здравствуйте, - сказал я, когда перехватил его взгляд.

- Здравствуй, - ответил он. - А чего ты здесь, собственно, ждешь?

- Одной девочке делали операцию, а я пришел узнать.

- Ты ее брат?

- Нет, - сказал я, - вожатый.

- А, значит, служебная необходимость. Понятно.

- Нет, я так просто, - сказал я. - Да я не один.

Я показал ему на окно. Там во дворе на скамейках сидели мои малыши.

Они сжались в комочки и болтали ногами. Издали они были похожи на воробьев, усевшихся на проводах.

- Весь класс, что ли? - удивился хирург.

Я кивнул.

- А как девочку зовут?

- Наташа, - ответил я. - Маленькая такая, с косичками. Ее отец тоже хирург. Только он сейчас в Африке. Может, встречали. Морозов его фамилия.

- Морозов? Нет, не знаю. Впрочем, это неважно. Подожди... - И пошел наверх.

А я разволновался до ужаса. Я, когда волнуюсь, зеваю и не могу сидеть на месте: хожу и хожу. Зря я не запретил Наташке ездить на пузе по перилам лестницы. Ведь из-за этого все и получилось. Она съехала на пузе и не смогла разогнуться.

Я знал, что Наташка любит так ездить, и не ругал ее. Ругать ее было глупо, потому что я сам так катаюсь. А у меня железное правило: никогда не ругать детей за то, что сам не прочь сделать. Сначала сам избавься, а потом других грызи. А теперь я себя во всем винил.

Наконец появился хирург.

- Можете спокойно отправляться домой, - сказал он. - Я только что видел вашу подружку. Она хорошо перенесла операцию. Завтра приходите и приносите ей апельсины и сок.

Он улыбнулся и подмигнул мне. "Чудак какой-то в белом колпаке, подумал я. - Чудак. Распрекрасный чудак". В ответ я ему тоже подмигнул. Иногда такое подмигивание действует посильнее слов.

Хирург посмотрел на меня и захохотал.

- Что-то у меня сегодня хорошее настроение. От души рад с вами познакомиться, Борис... - он замялся, - с какой-то невозможно сложной фамилией.

- Збандуто, - сказал я.

Ух, как я обрадовался! От радости я еле сдержался, чтобы не броситься ему на шею. До чего мне была дорога эта глазастая Наташка! Значит, она ему сказала про меня, значит, он с нею разговаривал.

Я выскочил во двор, чтобы обрадовать малышей. Они повскакали со своих мест, как только увидели меня, и я им все рассказал.

- Она во время операции даже ни разу не крикнула, - сказал я.

Хирург мне этого не говорил, но я-то хорошо знал Наташку.

- Вот это да! - сказал Генка. - Вот это сила!

Остальные ничего не сказали. Не знаю, о чем они там думали, но только мне нравилось, что они такие сдержанные.

И еще мне нравилось, что они у меня "один за всех и все за одного". Именно так и надо будет жить в двадцать первом веке. А когда их спросят, откуда они такие появились, то, может быть, они ответят, что жил среди них некто Збандуто, который предчувствовал двадцать первый век и воспитал их.

Дети окружили меня плотным кольцом, и мы двинулись по улице.

И тут я увидел тетю Олю. Она вышла из магазина своей стремительной, будто летящей походкой. Я бросился следом за нею, расталкивая и обегая встречный поток людей, но она, раньше чем я добежал, села в троллейбус, на секунду мелькнул ее профиль, и она ускользнула от меня вдаль.

Правда, мне было достаточно и этой мгновенной встречи, потому что я вспомнил, что именно благодаря тете Оле я иду среди этих детей и живу жизнью, которая сделала меня счастливым.