Избранное - Василий Нарежный

Участь сию испытали князья Полотский и Чехский, и многие из витязей стран отдаленнейших.

Подобно туче, готовой родить громы и молнии, мрачен, как глубокая ночь осенняя, тихими шагами потек ко мне Буривой, владыка свирепых печенегов.

Как два вихря противные, текущие сразить один другого, роют землю и исторгают древа великие на пути своем, наконец встретясь, борются и, уничтожа друг друга равною силою, исчезают; пыль подъемлется к облакам, и тишина наступает — так сразились мы с Буривоем. С первых ударов копья паши сокрушились, и кони пали на землю. Я схватил меч тяжелый и поразил в грудь врага жестокого; полилася черная кровь его по брони; по меж тем, подобно удару грома, булава его обрушилась над главой моей, расторглись ремни крепкие, рассыпалась сталь блестящая, и шлем мой, сокрушенный на части, пал на землю.

С яростным ревом поднял я булаву свою, но Буривой уклонился.

«Остановись! — вскричал он, опустя на землю булаву свою. — Оружие князя Печенежского не будет поражать оруженосца на единоборствии».

«Дерзновенный! — вещал ко мне князь Косожский. — Толпко ль твое простерто ослепление! Ты не усомнился сразиться с князьями и витязями; ты — оруженосец — за княжну Косожскую, дщерь мою единственную! Прощаю безрассудной юности твоей. Спеши оставить страны наши и воспрети себе когда-либо касаться моих пределов».

Он удалился. Все уклонились во двор его.

Долго стоял я в бесчувствии. Казалось, земля подо мною разверзлась; я устремился погрязнуть в бездну, но небе было ясно, безоблачно; земля цвела в траве злачной, цветами испещренной.

Косными шагами уклонился я из града, в коем царствовали свирепость и жестокосердие. Подобно скитающемуся привидению блуждал я по степям и дебрям; день и ночь слились для меня воедино; я проходил горы кремнистые, долины песчаные; переплывал реки быстрые, и душа моя не чувствовала бытия своего.

Так провел я осень мрачную и зиму жестокую, пока не настиг тебя, витязь, как, сражаясь с лютым исполином, лишился ты своего оруженосца. Ты принял меня с кротостью, — я никогда тебя не оставлю!»

Умолк Громобой. Долго Добрыня хранил безмолвие. Дума тяжелая носилась по челу его. Наконец, обратясь к нему с кроткою улыбкою, вещал:

«Боги наказали тебя за твое неверие. Ты ли, быв при мне столько времени, не познал меня: не познал, что первое движение моего сердца есть — наградить доблесть истинную и первое движение руки — наказать гордость неразумную. Давно бы прошло твое уныние, когда бы имел доверенность к твоему витязю. Я протекал грады и веси, страны и области, ища невинных страждущих; ты был при мне — и молчал. Может быть, ты лишал меня лучшего утешения в жизни, лишая случая столько времени исполнить должность мою. Устремимся ко двору великодушнейшего моего князя Владимира. Он обратит на тебя взоры свои, и клянусь моим именем, ты первый будешь, кого он при появлении нашем опояшет мечем витязя и возложит на грудь гривну княжескую!»

Вечер VI

Между тем как Добрыня и друг его Громобой шли путем своим в престольный град Владимиров, — Буривои, князь грозных печенегов, и Бориполк, повелитель кривичей, блуждали окрест терема прелестной княжны косожской, и черная горесть теснила буйные сердца их, и мысли их были пасмурны подобно облакам, носившимся в ночь ту по небу косожскому.

«Долго ли, — возопил Буривои, и взоры его подобно молнии засверкали во мраке ночи, — долго ли мы, князья и витязи, будем блуждать в стране чуждой, не иметь мира в душах наших и в сердцах покоя?»

«Мы соделались стыдом своих народов», — ответствовал Бориполк.

«И будто бы наказанные великим Чернобогом [Бог, мститель порочных, у древних славен. (Примеч. Нарежного.)] лишением рассудка, стремимся за привидением, всегда от нас уклоняющимся; пятое лето тлеем мы в бездействии — ни один подвиг не ознаменовал нашего существования!

Забудем же безрассудного Светодара, князя земли сей.

Забудем свирепую княжну и презренную любовь ее, и вкупе, союзными силами ратными возгремим оружием, низвергнем престарелого повелителя, и непреклонная дочь его да будет наградою — кому судьба богов бессмертных вручит ее по жребию!»

Тут князья, в знак согласия их намерений, в безмолвии подали друг другу руки и удалились в шатры свои. Возникающее солнце утреннее озарило их в пути отдаленном.

Подобно вихрям на степях, прибрежных морю Хвалынскому [Древнее имя Каспийского моря], крутились они во страны свои, дабы, собрав рать сильную, исполнить уговор свой.

Светодар возвестил Миловзоре о их отшествии, и с давнего времени прелестная впервые улыбнулась.

Прошло лето знойное и осень суровая. Засвистали ветры лютые — и снега покрыли землю Косожскую.

Печально лицо земли во время зимы свирепой. Окованная природа в каждом дыхании ветра сетует о своем обнажении. Мрачные облака, отягченные снегами и бурями, каждое мгновение грозят ниспасть на лоно земли и погребсти все земнородное. Тщетно солнце стремится расторгнуть воздушную рать эту; оно уступает и от стыда покрывается мраком. Но — среди сих непогод и ужасов, — кто покоен в духе и мирен сам с собою, у того радость прозябает во взорах, и улыбка цветет на устах невинных. Таково было с прелестною княжною косожскою.

В сообществе подруг девства своего сидела она в безмолвном терему своем, и родитель часто присутствовал при невинных их забавах. Тогда Миловзора, при радостном звуке цевниц и бубнов, подобно легкокрылому Погоде [Зефир славенский], носилась плавно по помосту терема, и каждым движением, каждым взором увлекала за собою всех взоры и движения.

Или возвысив светлый, звонкий глас свой, воспевала она прелести весны благословенной, когда она манием очей своих сгонит с рамен земли льдистые оковы и повелит цветам возникнуть, древам опушиться в одежду зеленую и птицам воздушным воспеть торжество ее пришествия.

Тогда мнилось всем, что они внемлют сладкому пению певцов небесных и на грудах снега видят алую розу и белоснежную лилию.

Так прошла зима на землях косожских, и прелестный цветень [Так назывался апрель месяц. (Примечания Нарежного.)] возвратился. Благоухание разлилось в долинах; поверх гор повеяли ветры кроткие.

Среди таковых невинных увеселений двора косожского, в единый день, когда Световид совершил половинное шествие свое, узрели из чертогов княжеских пыль высокую с двух сторон столицы. Вскоре засверкали вдали копья булатные, а стальные шлемы разливали огненное сияние. Два сильные воинства представились, и вскоре белые шатры воздвиглись на холмах в виду обитателей.

Шум и смятенный гул раздался по двору княжескому — и вскоре по всем столпам града великого.

«Что значит пришествие рати иноплеменной?» — восклицали граждане, и беспокойство непогод военных раскинуло мрачные крила свои поверх чертогов княжеских и хижин землепашцев, поверх селения многолюдного и храмов богов отечественных.

Престарелый Светодар призывает к себе Витбара и вещает ему:

«Иди в стан пришельцев иноплеменных, и знамя мира да возвестит в тебе вестника дружелюбия. Чего хотят от меня вожди с их воинством?»

Витбар пошел и в середине стана совокупных сил вражеских, под шатром златогканным, познал Буривоя с Бориполком.

«Чего ищете вы в стране нашей с силою ратною? — вопросил он. — Чертоги Светодара всегда были для вас отверзты; столы его отягчались яствами избранными и питьем сладким при вашем присутствии. Чего же ищете вы с воинствами и что возвещу о прибытии вашем повелителю?»

«Иди, Витбар! — рек Буривой, — возвести престарелому Светодару, что гордость его неугодна нам более, и непреклонность дщери его противна велениям небес и будет наказана. Возвести ему, что мир и война в десницах наших.

Если спокойствие дома и народа любезно сердцу Князеву, единое средство осталось продлить его, и средство сие есть: да изыдет он в стан наш с дружиною малолюдной, лишив себя всякого оружия; да изведет с собою горделивую дщерь свою, княжну Миловзору. Я и Бориполк кинем жребий, и тогда счастливый обладатель ее обнимет в Светодаре родителя высокого, — несчастный соперник в молчании отыдет во страны свои. Се воля наша непременная! Иначе — меч и огнь, гибельи опустошение вторгнутся в стены града вашего, и всеобщее разрушение накажет и повелителя высокомерного и народ, ему повиновавшийся!»

В горестном безмолвии прибыл Витбар в чертоги князезы и робкими устами поведал изволение пришельцев ратных.

Яростью воспылали взоры Светодара, и уста его покрылись бледностью гнева и негодования.

«Ослабела сила в мышцах моих, — рек он с грозою сильною, — но дух мой цветет еще пламенем юности. Любовь народа и милость богов защитят права невинного. Не допущу врага похитить силою то, что могу только дарить другу любезному. Война кровавая, брань и поражение!»