Заложница в академии (СИ) - Левина Ксюша

— Так, что бы ты там ни нашла — не трогай.

— Не могу.

— Что? — голос Рейва уже не раздражённый, ему в самом деле становится страшно.

Резкое движение в сторону Брайт, но она уворачивается. Сейчас книга важнее.

— Масон, ты меня пугаешь. А ну, остановись!

“Почему? Что он несёт?”

— Мне нужна эта книга…

— Масон, мать твою, где ты? — рычит он и его огоньки гаснут, снова погружая каморку в темноту. — Тут ничерта не видно! Не шевелись пару секунд, пожалуйста! Просто…

Её пальцы касаются обложки. Его пальцы касаются её руки.

— МАСОН!

Библиотеку выносит к чертям собачьим вместе со всем хламом, что в ней был.

Глава одиннадцатая. Слепота

|СЛЕПОТА́, -ы́, ж.

Полное или частичное отсутствие зрения.|

— Я думал ты шутила, когда говорила, что любишь быть в центре внимания, — что-то горячее касается лба, а Брайт судорожно вздыхает.

— Тш-тш, деточка, тш… — голос старческий, предположительно мужской. — Мистер Хардин, вы уверены, что хотите провести тут всю ночь?

— Нет, — стонет Брайт.

— Конечно! Это мой долг! Я же староста лечебного, — отвечает Хардин, а Брайт понимает, что её никто не слышит.

— Какого чёрта…

— Так, ну зелья я оставил. Контролируйте, пожалуйста, температуру, сердцебиение и магический фон, второго срыва нам только не хватало… Отдыхайте, девочки, — шаги, хлопок двери.

Брайт через силу пытается открыть глаза, но веки слишком тяжёлые.

— Я жива? — но её опять не слышат.

— Что она там булькает? Я не понимаю по-сиреньи, — недовольный голос Нимеи.

— Это язык сирен? — ахает кто-то из сестёр Ува.

— Неплохо, — Хардин.

— Что он тут делает… — стонет Брайт и пытается перевернуться на бок, спина страшно болит.

— Эй, ты забыла человеческий язык? — испуганный шёпот Лю.

Но зрение несмотря на все усилия до сих пор не возвращается, Брайт хнычет и мотает головой.

— Ого… у неё радужка прям лиловая… Кто-то что-то знает про сирен?

— Не-а.

Брайт устала идентифицировать, кто и что говорит. Тишина, вот что ей нужно. И информация, желательно переданная кем-то одним и без лишней воды.

— Сирены… сирены… — шелест бумаги. Брайт теперь ненавидит бумагу. — Я не понимаю… — продолжает хныкать кто-то.

— Я тоже, — вздыхает Брайт.

— Она меня пугает. Почему она… булькает, а не говорит!

— Все вон! — а этот что тут делает?

Брайт дёргается и садится в кровати, слепо шаря вокруг себя.

На пол падает что-то стеклянное и бьётся, в воздухе начинает пахнуть травами и сладостью крововосстанавливающего зелья.

— Ты что тут…

— Все вон! — рычит Рейв Хейз.

— Нет-нет-нет… только не он! — шепчет Брайт, но никто не понимает.

Шорох, шаги, шёпот — все уходят.

— Я тебя убью!

Крепкие руки прижимают её к матрасу, вынуждая упасть обратно на подушку.

Внутри всё клокочет, Брайт… чувствует ярость? Причём это не её ярость, это его ярость.

— Что происходит, — она не знает точно на каком языке говорит.

— Почему я тебя понимаю? — рычит он.

— Ты меня понимаешь?

— Каждое херово слово! Почему?

— Я не знаю… почему я ничего не вижу?

— У тебя глаза лиловые вместе с белками, — он говорит злобно, резко, пальцы сжимают плечи Брайт так, что синяки неминуемы.

— Вода. Мне нужно умыться, опустить голову в воду, — он выдыхает и тянет её на себя. — Больно.

— Потерпишь.

Тащит куда-то. Шум, шорох. Запах сырости.

Вода.

Она падает на макушку, тёплая, струи тугие и тут же окутывают всё тело. Брайт делает резкий вдох и шаг назад, за ней стена, по которой можно с облегчением скатиться, обнять колени и просто посидеть без жужжания над ухом.

Возбуждение? Смущение? Эти чувства откуда?

Она распахивает глаза, вернулось зрение, но всё словно сквозь розовое стекло. Рейв Хейз стоит посреди ванной, он не закрыл дверцу кабинки. Стоит и смотрит, задрав подбородок.

Брайт опускает взгляд. Она в тонком больничном халатике, который стремительно намокает и липнет к телу. Ноги обнажены до середины бедра.

— Отвернись, — шепчет Брайт.

Откуда возбуждение? Что происходит?

Тело мученически пылает.

— Что со мной?

— Наконец-то человеческий голос… — тянет Рейв.

— Что я чувствую? Это не мои чувства…

— Не твои, — голос полон яда и стали.

— Чьи?

— Угадай.

Брайт краснеет до корней волос.

— Почему? — она смотрит на свою руку. Кожа впитывает воду, будто иссохшая земля, а зрение стремительно возвращается с каждой каплей попавшей в организм. Это всё привычно, а вот чужие эмоции — нет.

— Почему? — усмешка Рейва такая ледяная, что в комнате на пару градусов опускается температура.

Он разворачивается и снова Брайт окатывает странной интригующе-сладкой волной. Он приближается. Вода капает теперь и на его голову, их носы соприкасаются.

— Боишься, — констатирует он. — Это же страх, я угадал? Так вы, девчонки, боитесь?

— Что происходит? Пожалуйста?

— Ну раз уж ты так вежливо просишь, — шипит он. — Ты, чёртова дура, соединила нас долбанными чарами Фиама. Знаешь, что это?

Брайт мотает головой.

Ярость, возбуждение и страх переплетаются и понять, где чьи чувства уже невозможно. Рейв тоже в ужасе, это очевидно.

— Это такой древний ритуал, чтобы юные аристократы не выпрыгивали из окон в день собственной свадьбы. Так сказать… попытка сблизить молодую парочку. Теперь всё, что чувствуешь ты — чувствую я, и наоборот.

— Что?..

Капли стекают по лицу Рейва. Брайт следит, как они чертят линию его профиля, скапливаются на ресницах, и это всё усиливает дрожь в теле.

Зрение вернулось, голос вернулся. А чужие чувства никуда не ушли.

— Как это исправить?.. — голос звучит безжизненно и обречённо. Неужели новая тюрьма?

— Только не ной. Неплохо ты придумала себя обезопасить. Теперь-то, конечно, тебя никто не тронет. Умрёшь ты… умру и я, — он холодно усмехается.

— Что?

— Ни одного наказания за шесть лет! Ни одного! И тут появляется розовоглазая дрянь и устраивает мне проблемы… конечно, это совпадение, кто бы сомневался? И вот я в библиотеке, без особой защиты и бамс — заклинание, так удачно оказавшееся в кладовке! Тут тебе и кровь, ловко придумано, кстати. И уединение. И темнота. Всё, как надо!

— Как это исправить, Хейз? — выдыхает Брайт, не в силах оправдываться.

— Пока смерть не разлучит нас, — улыбается Рейв. — Чёртова любовь. Или влюбимся друг в друга, — он выплёвывает слова с отвращением. — Или в кого-то ещё. Пока наши сердца свободны мы останемся связаны.

Брайт кивает.

Связана. Теперь окончательно.

— Ну, и ещё одна потрясающая новость, — улыбается он.

Но Брайт теперь не обмануть никакой улыбкой. Она дёргает подбородком в вопросительном жесте.

— Библиотека разрушена к чертям собачьим, По “нашей” вине. Каждый вечер, видимо, до конца наших жизней, жду тебя там для очень… очень… очень утомительных отработок. Поздравляю, первокурсница, ты попала!

Выплёвывает он и отталкивается от пола так, что Брайт задыхается от неожиданно резкого движения.

— Идиотка, — бросает он напоследок, прежде чем скрыться в дверном проёме.

Глава двенадцатая. Инвазивная процедура

|Инвази́вная процеду́ра (от новолатинского invasivus; от invado — «вхожу внутрь»)

Медицинская процедура, связанная с проникновением через естественные внешние барьеры организма (кожа, слизистые оболочки).|

Слава Брайт Масон обходит всю академию так стремительно, что уже даже не напоминает простые сплетни. Это полноценный информационный байкот.

Всё, от “Она пыталась убить старосту Хейза” до “Этой дикой не место в академии”, теперь слышалось из каждого угла, и Брайт была вынуждена смириться. Она была просто Иной — одной из многих. Она была Сиреной — редкость, но допустим можно стерпеть. Но стать изгоем — это уже слишком.