Разин А. А. "Зима в стране "Ласкового мая". - Разин Андрей Александрович

- Юра, уходим!

Шатунов стоял как вкопанный.

- Ну, что с тобой! Сейчас затопчут!

- Ноги, опять ноги, - обреченно произнес он, - не могу... В "Ласковом мае" об этом не знал никто, разве что Юркин закадычный дружок Серега Серков, с которым Шатунов воспитывался еще в оренбургском детском доме. А я знал, что при стрессе у юры иногда отказывали ноги... Как-то вечером мы ехали на машине моего друга детства. Дорога была пустынной...

- Можно, я проеду? - сказал вдруг Юра.

Иногда он садился за руль...

- Давай, - согласился друг.

И Юра вцепился в руль. Машину вдруг повело в сторону. Юра изо всех сил пытался вывернуть... Никто толком не понял, что случилось. Через несколько секунд мы с трудом выбирались из перевернутой машины. Шатунов был бледен и неподвижен...

Мы переглянулись.

- Что с тобой, Юра? - стараясь быть как можно спокойнее, сказал я. - Ведь все обошлось... Примяли чуть крышу - не беда, починим.

-Ноги... - сказал он.

Я подошел к Серкову.

- Надо смеяться! - сказал я.

Серков глянул на меня как на сумасшедшего (он сам был бледен и растерян), потом все понял. И мы начали хохотать. Сначала Юра как-то странно посматривал на нас, потом тоже улыбнулся, рассмеялся и подошел к нам... Все обошлось, его ноги заработали...

Мы обращались к врачам, они говорили, что Юра перерастет, все будет нормально, а причина в трагедии, которая случилась в детском возрасте. Юрку выписали из реанимации сиротой и прямиком направили в детский дом, который, надо сказать, пользовался в Оренбурге дурной славой . Здесь был настоящий конвейер, готовящий кадры для колоний. Над воспитанниками издевались и педагоги, и старшие, в полной мере подражающие своим воспитателям...

Там у Юры проявились симптомы странной болезни.

И вот сейчас на стадионе опять...

Но хохотать, как тогда на дороге, не было возможности, надо было поискать другой выход. Мы просто внесли его в автобус, который в ту же секунду был окружен ликующей толпой. Окошки стали напоминать кадры из мультиков о трех поросятах. Расплющенные носики и сияющие глазки украинских пацанок с четырех сторон уставились на нас, бедных узников советской эстрады. Но нас теперь это не волновало. К тому же, краем глаза я увидел, что Юрка сам дошел до своего любимого места на "корме" автобуса, где любил вздремнуть при переездах. Обошлось. Мы знали, что помощь придет, и блокаду снимут, - судя по мельканию черных рубашек. ОМОН пришел в себя и вспомнил, что поставлен для порядка. Может быть (если не перебили усилители и колонки), мы даже допоем "белые розы". Такой вот неожиданный антракт. И все из-за грандиозной популярности синеглазого мальчика с улыбкой Элвиса Пресли. Я все чаще ловил себя на мысли, что Юрка, происходящий из забытого Богом Оренбурга, имеет какой-то планетарный генетический код, содержащий в себе нечто от римского соловья Лоретти и покойного короля рок-н-ролла из Штатов. Хоть убейте, но не припомню, чтобы у нас в "совке" кто-нибудь из певцов пользовался такой бешеной популярностью. Изабелла Юрьева, моя учительница, хлебнувшая много кайфов в годы "папы Сталина", однажды сбежала в деревню прямо в "шпильках" и эстрадном платье - не успела переодеться, потому что к парадному театра уже подъехала черная эмка с операми из МГБ. Так вот, роскошная бабушка Изабелла, учившая меня сценодвижению в ходе моего творческого альянса с Читинским институтом культуры, ударилась в благодушные воспоминания и с ужасом рассказала, как поклонницы визгом под окном не давали спать Ивану Козловскому.

- Вы знаете, Андрей, - размышляла эстрадная звезда былинных времен, - среди любителей эстрады есть очень экспансивные люди. Очень! Да уж, понятно, Иван Семенович подтвердил бы слова Изабеллы Даниловны, если бы увидел, как на нашем концерте в Лужниках полторы сотни фанаток, в едином, как говорится, порыве вдруг расстегнули лифчики и, как гипсовый дискоболки из пыльных сквериков моего детства, зашвырнули их на сцену. Для полноты картины скажу, что шокированные уборщицы насчитали в куче этого хлама не меньше полсотни трусиков. Представляю, как объясняли фанатки своим мамам бреши в своем туалете. А "переход Суворова через Альпы"? Так с присущим ему мрачным юмором Аркадий Кудряшов охарактеризовал выход на сцену в "Олимпийском" двух отчаянных любительниц, раздевшихся и махавших джинсами, как флагами капитуляции, над головой. До сих пор вижу эту сцену, будто бы выхваченную из видика "про ужасы": как служащие дворца с каннибальскими глазами уносили голых фанаток в темноту служебных помещений. Думаю, впрочем, что смелых девчонок в пищу не употребили:

"Король" оренбургской дискотеки

А как же он появился в моей жизни во главе самых немыслимых хит-парадов вроде стенгазеты "За яйценосность!", которую нам как-то с гордостью предъявили комсомольцы одного птицеколхоза на Дону? Здесь надо сделать маленький экскурс в тот период моей буржуазной жизни, по счастливому стечению обстоятельств совпавший с перестройкой, устроенной моим славным земляком Михаилом Сергеевичем Горбачевым. В 1988 году знаменитый московский менеджер, руководитель фирмы "Рекорд", талантливый композитор и аранжировщик, заслуженный артист РСФСР Юрий Чернавский вызвал меня к себе.

Я явился, как всегда готовый выполнить любое приказание. Мы в "Рекорде" работали как рабы на фазенде. "Рекорд" раскручивал молодые дарования, а я занимался их отловом, приведением в божеский вид, вытряхиванием из неокрепших голов "комплексов неполноценности", с дальнейшим выпусканием перспективных карасиков в мутные, кишащие щуками эстрадные волны. Правда, у ребят, взращенных "Рекордом", быстро прорезались зубки, и скоро они сами начинали гонять щук, да и нас, своих крестных пап, могли укусить. Еще бы! Думаете, Ваня Фокин, вытащенный мной из зачуханного ресторана, где он прозябал в роли провинциального Майкла Джексона, - это подарок? Боже упаси! Но через полгода муштры и всесоюзных успехов Ваня не ставил в грош даже профессора Иосифа Давыдовича Кобзона. Не говоря уже об остальных. А Саша Хлопков? Его я нашел в электричке, в которой будущая звезда эстрады ехала в Москву, имея в виду устроиться лимитчиком. Творческие вливания со стороны Чернавского, моя беготня по кабинетам музыкальных редакторов быстренько сделали несостоявшегося труженика ЗИЛа мастером эстрадных подмостков. И через полгода - небрежный взгляд, руки в карманах, и все разговоры вокруг контрактов и крутых маршрутов. Короче говоря, на исходе восьмидесятых годов мы в "Рекорде" запустили поточную линию по изготовлению вокальных талантов и по демпинговым ценам выбросили их на рынок.