Генерал-адъютант его величества (СИ) - Михаил Леккор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И печатать наши книги можно? — выпалил длиннобородый старик, до этого сердито молча сверливший столичного чиновника, видимо, ни капельки не веривший ему, а теперь вот не выдержавший, — открыто и без ограничений?
— За деньги сколько угодно, — хладнокровно сказал Макурин, — вы только узнайте сначала, есть ли в типографии нужный шрифт. И пожалуйста!
За спиной неожиданно раздались тоненькие всхлипывания. Он удивленно обернулся за спину — вроде, детей сюда не водил? Глянул и откровенно удивился — большой и сильный жандарм, которым можно было забивать, как гвозди, настолько он был, казалось, твердый и суровый — вдруг, как маленький мальчишка, стал всхлипывать.
— Жалко тятя не дожил, — пояснил он, — так и помер в сибирской ссылке, погиб за веру.
Вот оно ведь как — и жандарм был из старообрядческой семьи, но каким-то макаром ставший уже православным и потому попавший на государственную службу
— Погибших уже не воротишь, они сейчас на Небе отдыхают, — строго сказал Макурин, — а вот живым уже станет легче.
— Дак ить и спорить не надо будет! — пораженно удивился бородатый старик, знаток старообрядческих книг, — благодать-то какая!
— Господь наш один на Небе, а вот люди придумали различные ему формы и содержания, — твердо пояснил Макурин, — пусть их, молитесь, как хотите. Истинный Наш Бог и Вседержитель мне сказал, что он к этому относится спокойно, главное, чтобы не сатанисты были в душе.
— Ты разговаривал с Господом Богом? — недоверчиво спросил купец, — вот так просто, взял и говорил?
— Нет, конечно, — открестился от такого простого понимания Макурин, — я был там не в телесном облачение, а, значит, и языка не было, как говорить? И Бог не ведал русского языка. Как мне кажется, я общался с ним напрямую, через голову.
Так вроде бы. Более просто он объяснить не может, сам не понимает и их еще окончательно запутает. Прояснил твердо:
— Главное, Бога надо понимать не словами, а чувствами и веровать в него искренне. Тогда будет тебе легко и свободно.
Макурин говорил и не понимал, что стало вдруг со старообрядцами, жесткое противодействие как-то обернулось робкими попытками понимания. Уж потом жандармы, сами изрядно обалдевшие и оробевшие, сказали ему, что когда он заговорил о Боге, то вокруг его головы возник яркий и большой нимб. Как можно спорить с таким святым и божественным человеком?
А пока он с ними спокойно поговорил и даже помолился за Господа Нашего. Старообрядцы, понятно, привычно тянули свои обряды, Макурин свои, но помолились дружно.
Сказать, что одной это встречей было сломлено сопротивление и с той стороны, и с этой, нельзя, естественно. Старообрядцы по-прежнему боялись и, чуть что, сразу замыкались, сторонники же государственной религии по традиции обращались больше к административным мерам.
Но первые трещины он хорошо увидел. Монолита больше не было ни с той стороны, ни с этой. А больше Макурин и не ожидал. Сотни лет боролись, а он за час собьет! Только предупредил, что на обратном пути вернется, посмотрит. И не дай Бог ему будут сопротивляться!
С тем и уехал. Некогда ведь. В Подмосковье еще было людно, а вот дальше, чем ближе к Седому Уралу, тем оказывалось свободнее уже и не в каждую ночь ночевали в городе, хорошо хоть большое село было. А порой и в деревеньке какой совсем небольшой в три — четыре дома останавливались.
Принимали их всюду с хлебом — с солью, даже в старообрядческом селении. Ибо не каждому надо было увидеть такое чудо, да и увидит ли еще? Простой, никем не выделяемый человек, хотя по одежде и по поведению видно было — богат и знатен. Да и чорт с ним, мало ли таких шландыбается? Но как только он начал даже говорить о Боге, то сразу у гостя вокруг головы появился нимб, а сам он зримо светился божественным светом.
Да и потом он показывал себя святым, как его и называли его спутники. Говорил мягко и легко, вылечивал без труда больных. А таких по времени было в любом селении много, даже в маленьких. Большинство, правда, излечивались просто, одной молитвой, но кое-кому приходилось обращать особое внимание.
Приходилось ему устремлять и к земным реалиям. Все же действительный тайный советник все же! Такие в подобных местах бываю не чаше святых! Пользуясь чрезвычайными правами, резко и навсегда решал местные коллизии, пугал местных чиновников, через одного алкоголиков и казнокрадов.
И всюду выискивал местные золотые песчинки, которые он вытаскивал даже не как высокий государственный чиновник, а коммерсант. Одно ведь другому не мешает, а его частные дела давно вошли в сферу императорских. Да и денег у государства всегда не хватало. Это ведь сколько казенных дел кругом да еще надо чиновникам набить бездонную мощну. А за своих и не отчитаться потом, и денег много.
А талантов было не мало. Даже не талантов, а просто способностей, но каких! Мальчонка один, откуда берется, в десять лет уже знал несколько языков помимо своего русского. Татарский, ну это ладно, в Санкт-Петербурге он вряд ли сгодится, немецкий, английский, немецкий, даже французский! Спросил этого мальчишку, Мишкой его звали, откуда это, до любой границы тысячи верст? Оказалось, рядышком работал большой металлургический завод, где были иностранные мастера, а к нему приезжали другие. Вот и нахватался слов иноземных.
Макурин только спросил: — Поедешь ли?
Сразу радостно согласился. Понимал, что здесь ему без рода, без денег, безсвязей, многого не суметь. Зато в столице с крупным покровителем можно много добиться. И семья ее, где было восемь детей, с охотой отдали. Отец даже робко поинтересовался, не надо бы еще?
— Нет, пожалуй, хватит и этого!
В городке Глазове уже в Вятской губернии, который, честно говоря, городом был по названию, так, больше походил на большое село, нечаянно увидел нищенку небывалой красоты. Рыженькая, привлекательная, с бледным румянцем на лице и с изумительной фигуркой она даже в лохмотьях и в грязи была очень привлекательной.
Откуда что берется! — в который раз удивился Андрей Георгиевич. Перекрестился, как омыл ее, просмотрел на ауру. И душа ее была чистая, яркая, видно не прочерствела от грязной жизни.
Только показал рукой, сразу пошла, не побоялась. На первой же остановке отправили в баню, благо оказалась с ними молодая женщина — жена чиновника Синода. Он был по необходимости, и жена оказалась очень нужной. Омылась нищенка, сразу оказалась бриллиантом, ярким камнем, освеченным Богом, пусть даже рыжим.
А еще Макурин увидел трех приказчиков от Бога, повариху,
