Удар катаны (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич

Анжу, который в бою должен был командовать кормовой батареей противоминных орудий, стоял на палубе и с интересом рассматривал в бинокль приближающийся берег с маяком, торчащим на возвышенности, среди пиний. Высокие горы, темно-зеленые от покрывающего их леса, почти отвесные скалы. Красивые виды, которые скоро должны затянуться дымом неизбежных пожарищ…

— Япошки открыли огонь! — одновременно с докладом наблюдателя вода залива поднялась вверх огромным столбом. Явно нервы не выдержали у артиллеристов, все-таки такая армада приближалась к берегам Японии впервые.

— Право три, эскадре приготовиться к открытию огня! — приказал контр-адмирал Николай Иванович Казнаков, продолжая следить за берегом в бинокль.

Нагасаки до печального происшествия с цесаревичем был одним из основных пунктов базирования русской Тихоокеанской эскадры. Поэтому окрестности города, включая батареи береговой обороны, знали немногим хуже самих японцев. Так что сейчас адмирал всего лишь пытался обнаружить, что нового успели построить и оснастить японцы за время похода второй эскадры через «семь морей». Как оказалось, построили, но не так уж много. Все же ресурсы островной империи, только начавшей перевооружение, оказались не слишком велики. А требующее защиты побережье — слишком большим. Поэтому к имевшимся трем батареям тяжелой береговой артиллерии добавилась, судя по засеченным вспышкам, только одна, из четырех тяжелых орудий калибром не более чем в шесть дюймов.

— Скверно стреляют японцы, господа, — заметил Николай Иванович. — Никак не пристреляются по нашим кораблям, идущим по заранее известному фарватеру с малой скоростью. Полагаю, здесь нас не ждали и поэтому отправили сюда не самых лучших канониров. Передайте — кораблям занять намеченные позиции и по готовности начать обстрел. Ну и мы начнем, благословясь. Командуйте, Яков Аполлонович, — приказал он командиру броненосца, капитану первого ранга Гильтебрандту.

Броненосец чуть довернул и, плавно замедляя ход, устремился к назначенной позиции. Старший артиллерист корабля, лейтенант Николай Бухвостов напряженно всматривался в берег, на котором время от времени мелькали вспышки выстрелов, тут же затягивающиеся пороховым дымом.

— Пора, — пробурчал сам себе Николай негромко. Это замечание услышал только Гильтебрандт, стоявший неподалеку. А вот следующую команду услышали уже все. — Пристрелочным, шестидюймовое номер один… Огонь!

Но тут громыхнуло оглушительно и намного сильнее, чем ожидали на мостике, так как вместе с правой носовой шестидюймовкой выстрелили обе двенадцатидюймовки. В воздухе над морем, неподалеку от берега полыхнул разрыв, оставив себя клуб дыма. Второй снаряд взорвался в воздухе перед позицией батареи тяжелых орудий, которые должны были выстрелить через полминуты. Но выстрелило лишь одно. Второе почему-то молчало.

— Чем стреляли? Неужели сегментными? — удивился Казнаков.

Бухвостов быстро отправил вестового в башню. Пока тот бегал туда и обратно, броненосец и японское орудие обменялись залпами. Рядом с ограждением батареи взорвалось четыре тяжелых снаряда, два двенадцатидюймовых и два — девяти. А броненосец поймал очередной японский снаряд, только теперь не шестидюймовый. Корпус броненосца содрогнулся от удара. Тяжелый, весом в пятнадцать с небольшим пудов, снаряд двадцатисемисантиметровой французской пушки врезался в каземат девятидюймового орудия, снес его с расчетом и устроил пожар на батарейной палубе.

Вообще, пожары разгорались уже и на «Дмитрии Донском» и на «Герцоге Эдинбргском». Из четырех броненосных кораблей русской эскадры не горел пока только «Император Александр I». Но и на нем из четырех орудий бортового залпа калибром в девять и двенадцать дюймов стреляло только три. Не меньше досталось и участвовавшему в обстреле немецкому «Дойчланду». Старенький казематный броненосец исправно горел в нескольких местах и потерял носовую двадцатиодносантиметровую пушку и пару пятнадцатисантиметровых. Но каземат его б[3]ыл цел и обращенные к берегу четыре двадцатишестисантиметровки исправно посылали на берег снаряд за снарядом. Надо заметить, что корабельная артиллерия стреляла не хуже, заставив замолчать уже примерно половину японских орудий. Но перестрелка могла тянуться еще долго, если бы Казнаков не приказал стрелять сегментными снарядами. Вообще-то эти снаряды предназначались для борьбы с миноносцами. Представляя собой нечто вроде шрапнельного снаряда, они поражали атакующие минные кораблики облаками тяжелых дисков, разрезанных на сегменты, либо стержней. Эти тяжелые поражающие элементы пробивали корпус миноносца, поражали его вооружение, механизмы и экипаж. Но, как оказалось, столь же неплохо они действовали и против открытых береговых батарей. Пришлоьс, правда, приблизиться к берегу, так как предназанченные для заградительной стрельбы снаряды разрывались относительно недалеко от кораблей. Часть снарядов при этом разрывалась слишком рано. Зато остальные, долетевшие до берега, калечили и убивали людей и повреждали сами орудия. Причем в отличие от легких шрапнельных пуль, тяжелые сегменты и стрежни пробивали даже щиты пушек…

Анжу чувствовал себя князем Болконским на Бородинском поле. Все его четыре скорострелки в бою не участвовали. А он сам просто ходил по палубе от одного спонсона с орудием к другому, наблюдая перестрелку со стороны. И как полк Болконского нес потери, так и его расчеты потерляи троих убитыми и семерых ранеными от разрыва шестидюймового снаряда на палубе. Петру повезло, один из осколков всего лишь порвал мундир и оцарапал ему плечо, поэтому, наскоро перевязавшись он остался в строю. Ему хотелось поучаствовать в десанте, но офицеры туда уже были назаначены. Петру оставалось лишь наблюдать за спускающимися шлюпками и их отплытием…

Со времен монгольских вторжений[4] тринадцатого века на японские берега не ступала нога завоевателя. Даже разрушившие режим самоизоляции американцы не пытались высадить десант, ограничившись заключением под дулами пушек договора с правительством страны. «Черные корабли» коммодора Перри, открыв для Японии мир, в тоже время поселили в японские души страх перед своей неодолимой мощью. На что воинственные и гордые японцы ответили согласно своему менталитету, приняв вызов и собираясь стать сильнее пришельцев. Для чего и начали модернизацию, перенимая все полезное у других народов. Но не успели… Опять появились черные корабли и, как ни молились японцы, никакой божественный ветер их не остановил. Французы, взяв вместе с собой пару китайских крейсеров-канонерок, начали один за другим освобождать острова Рюкю от японских властей и гарнизонов, возвращая архипелаг Люцю под китайское управление. А русские и немцы высадились на Кюсю…

Высадка началась еще до того, как броненосцы полностью подавили огонь береговых батарей. Обогнув ведущие перестрелку с берегом корабли, русские крейсера-клипера ворвались в гавань и начали высаживать десант на шлюпках, вооруженных пушками Барановского. Попытки артиллерийским огнем отразить высадку были подавлены огнем крейсеров и лодочной артиллерии. А затем на берег выплеснулась волна вооруженных берданками, револьверами и тесаками моряков и стрелков с новейшими магазинками. Понесшие потери, разъяренные русские солдаты схватились с защищавшими порт японцами. Пока шла рукопашная и перестрелка, артиллеристы успели переставить пушки Барановского на лафеты. При поддержке стреляющих картечью орудий, десант оттеснил японцев от причалов. К которым практически без промедления стали подходить и разгружаться транспортные пароходы. Первыми высадились гвардейские стрелки и две горные батареи артиллерийской бригады. Стрелки, вооруженные новейшими опытными магазинками Мосина и Нагана, а также горные орудий и пушки Барановского помогли оттеснить противника еще дальше вглубь города. Бои шли ожесточенные. Вместе с солдатами регулярного пехотного полка и резервного батальона японцы бросили в бой ополченцев, вооруженных чем попало, вплоть до сабаль и кинжалов. Но огневой превосходство было на стороне лучше вооруженных русских войск. К тому же они непрерывно получали пополнения с подходивших один за другим пароходов. Кроме пехоты, русские и высадившиеся вместе с ними германские егеря выгрузили также пару батарей картечниц Гатлинга-Горлова, Максима и Лёве-Максима. Огонь которых, вместе с картечью и шрапнелями десантных орудий Барановского, производил страшные опустошения в шеренгах японской пехоты. Впрочем, японцы тоже оказались хорошо вооружены. Регулярная японская пехота стреляла по наступающим из магазинных винтовок Мурата. И если бы не гвардейские стрелки с магазинками Мосина и Нагана и не картечницы, но десант понес бы еще большие потери.