Валютчики - Генрих Вазирович Мамоев

живописью у меня всегда было так себе, но в тот момент казалось, что окажись с собой краски и кисть, я бы наверняка сумел создать что-то удивительное…

— Ден, — негромко позвал меня Давид.

— Чего? — Я продолжал любоваться пейзажами, делая вид, что изучаю местность.

— Может, лучше вернуться?

— То есть, ты не уверен, что Владик «прямо за этими скалами»? — передразнил я его.

— Я думаю…, ты прав, — он помолчал, стоя спиной к начавшему закатываться солнцу, затем махнул рукой вперед, — там, наверно, ингуши.

— И что?

— Мы же… враги!

Я повернулся к малолетнему джигиту.

— И скольких ты уже убил?

— Ни одного, — неуверенно ответил Давид.

— А че не поделили?

— Я… не знаю…. Просто с ними нельзя связываться.

— Ясно.

Со сторонами света более или менее определились, но это мало что давало — незнание географии Кавказа, напуганный малолетка, все такое.

— Что за гора? — я указывал на теряющуюся в наступающих сумерках плоскую снежную вершину.

— Кажется, Столовая. Если она, там точно ингуши. Владик правее, — подумав, он добавил, — должен быть…

Я повернулся на девяносто градусов. На юге, куда указывал Давид, высились отвесные скалы, взобраться по которым представлялось маловероятным и, скорее, невозможным. Западнее виднелся кусок зеленой ложбинки, до которой было так далеко, что при всем старании я так и не обнаружил кого или что-нибудь движущееся. В сторону заходящего солнца вела горная тропа, по ней мы сюда и пришли, и последняя сторона была той, откуда начался наш бесславный переход через местные Альпы.

— Что будем делать? — вновь подал голос Давид.

— Назад не пойдем, — я посмотрел вниз, и в груди неприятно защемило, — если это тропа, значит, она куда-то приведет.

— Может, здесь чабаны ходят? — попытался возразить сторонник отступления.

— И как тут овцы поднимаются?! — Я усмехнулся про себя — тоже мне, сын гор. — Пойдем по ней, а там видно будет. Что западнее Осетии?

— Кабарда…, вроде…

— Врагов среди них нет?

— Причем тут…

— Вот и хорошо! — Перебив его, я решительно зашагал по еле угадываемой тропе.

Справа поднимались скалы, слева был резкий спуск, где почти гарантирована смерть от множества переломов — тропа вилась, то вползая на скалу, то удаляясь от нее, проваливаясь в небольшие овраги, которые можно было преодолеть лишь на полусогнутых, пробираясь под многотонными выступами. Давид не отставал, хотя до меня то и дело доносилось ворчание уставшего джигита. Я тоже устал, но быстро подступающая темень гнала вперед — мне совсем не улыбалось ночевать в этих камнях, хоть один из голосов в моей дурной голове неотступно шептал, как прикольно будет рассказать обо всем Майе. Прикольно, кто бы спорил, но для этого нужно было как минимум выжить, что с каждой минутой казалось все более проблематичным.

Мы шли уже больше часа, но никаких селений или хотя бы строений поблизости не наблюдалось. Один раз видели старинную кладку, в которую переходила удивительно гладкая для природных образований скала, но археолог во мне уже давно уступил место Пржевальскому или даже Афанасию Никитину, так что цивилизованный мир еще не скоро узнает об этом таинственном месте…

Глава 4

Солнце уже скрылось за хребтом, хотя света пока хватало. Толку от него, правда, было немного — мы по-прежнему шли наугад, надеясь на авось и логику городского жителя. Было ясно, что скоро совсем стемнеет, и лучше бы прямо сейчас озаботиться поиском места для ночлега, но желание вырваться из плена суровой красоты гор гнало вперед, невзирая ни на какие мозоли и стоны подуставшего Давида.

Тропа закончилась внезапно. Просто уперлась в стену испещренной трещинами огромной скалы, выступ которой мы с трудом обошли минуту назад, и все. Слева поросший травами и невысокими деревцами обрыв, справа и спереди почти отвесные скалы.

— Все, — сказал я, опускаясь на расколотый валун, — приплыли! Переночуем здесь, а как рассветет, снова пойдем.

Посмотрев, как тяжело опускается Давид, я подумал, что такому неспортивному парню, наверное, в разы тяжелей — у меня за спиной хотя бы несколько лет бокса и армия, а этот — кожа да кости.

— Ты как?

Не глядя на меня, Давид кивнул:

— Нормально. Ноги только болят. Надо было кроссовки надеть.

— Да, кроссовки были б в самый раз, — согласился я, скидывая ставшие ненавистными ботинки чумового бренда, — пожрать осталось что-нибудь?

— Не, — Давид заглянул в пакет, — только чача. Отец Тамрико сам делает, а тетя Манана просила моему отцу передать. Открыть?

— Не надо, — для полноты ощущений не хватало напиться.

Становилось холодно, и чем темнее, тем сильнее остывал воздух, вынуждая подумать о костре. Растительность вокруг вряд ли можно было назвать буйной, но кое-какие кустики вполне могли сойти для небольшого костра. Вопрос заключался в другом — на сколько их хватит?

— Вставай, — произнес я, подавая пример, — нужно собрать все, что горит, иначе мы тут околеем ночью.

Давид послушно поднялся и пошел к торчащему прямо из скалы кустику. Я натянул ботинки и, подойдя к обрыву, осторожно выглянул. Его нельзя было назвать отвесным. На склоне виднелись каменистые насыпи, деревца, подсохшая трава. Заметив метрах в десяти деревце без листьев, я аккуратно сполз на неширокий выступ скальной породы и, повисев на животе, удачно спрыгнул на траву и через минуту уже обламывал сухие ветки, стараясь не думать, как взберусь обратно. Набрав целый ворох веток, сцепил их брючным ремнем и пополз вверх, цепляясь за все, что можно. С трудом поднявшись метра на три, я уже почти уцепился за выступ, когда нога соскользнула с опоры. Обдирая лицо об землю, я проехал на пузе метров десять и остановился, зацепившись за небольшой валун.

Испуга не было, но сердце билось так сильно, что я слышал его, дыша открытым ртом. Стараясь не нарушить хрупкое равновесие (валун чуть не оторвался под моей тяжестью), я посмотрел наверх, смутно угадывая в темноте фигуру склонившегося над обрывом Давида.

— Ден!

— Стой там! — крикнул я, и в ту же секунду вновь поехал вниз, радуясь, что не снял денежный пояс, спасший мой живот от глубоких порезов.

Скольжение продолжилось, а еще через секунду превратилось в полет. Признаться, никакие картинки прошлого в моем мозгу так и не пронеслись. Может, я такой толстокожий, а может потому, что лететь пришлось недолго — в следующее мгновение я шмякнулся обо что-то твердое, но, главное, горизонтальное! Сверху свалилась перетянутая ремнем охапка, завершая сцену из мультфильма про неудачливого кота. Зашипев от боли в ушибленном локте, поднялся на ноги и в нескольких шагах увидел что-то похожее на грот. Падение было чувствительным, но кости остались целы и, перенеся охи и ахи