Иногда я слышу, о чем ты молчишь… - Елизавета Ажмухамедова

– Спасибо, – поблагодарила я за кольцо, – но я все равно не понимаю, почему ты оставил его мне. Расскажи, наконец, о себе и о кольце. Сколько тебе лет?

Я считала, что это почти главный вопрос, который я должна спросить. Выглядел он чуть старше меня, но я прекрасно понимала, что раз уж он вампир, ему может быть и несколько сотен, а может и тысяч лет.

– Мне – сто сорок.

– Ого!, – вырвалось у меня.

– Давай по порядку, я все тебе сейчас расскажу.

Я не могла оторваться от его лица, глаз. Как же все в нем было идеально правильно. Он сидел, как глыба, на кровати, создавая ощущение крепости, которую обтесал ветер за сотни лет, но так и не сломал. Я даже в какой-то момент забеспокоилась, как бы он не проломил мне ее.

Молодое лицо, а в глазах мудрость и какая-то неземная печаль. Сколько же всего он пережил за эти годы…

– Да – ответила я, уже окончательно пришедшая в себя и готовая слушать. И Влас начал рассказ.

VII Другой мир

– Там где я живу, есть свои законы и порядки, которым нужно подчиняться. Я не исключение. Мне было восемнадцать, когда я узнал об этих законах. Но история началась задолго до моего рождения. Моего отца звали Демир. Он родился в 1785 году, в Болгарии.

«Так вот чье кольцо сейчас у меня шее», – подумала я, уже внимая каждое его слово.

Он закончил школу и поступил в университет на русский язык. По окончании университета, остался там преподавать. Он был женат, но у него не было детей. Долго они не прожили.

А в 1818 году, в обыкновенный майский день, после работы Демир возвращался домой. Было тепло, и он решил прогуляться по набережной. Он шел не спеша, наслаждался морским воздухом, слушал проносящихся мимо чаек. И настолько увлекся прогулкой, что не заметил, как стемнело, и набережная опустела. Но он не торопился, продолжая свою прогулку спокойным шагом. До дома оставалась совсем немного. Он сошел с набережной и стал подниматься по мосту. Тучи над головой сгустились, стал накрапывать дождик, и он заспешил. Ветер усиливался, и уже через несколько минут Демира отрывало от земли. Он уже еле шел, хватаясь за перила моста. И в этот момент кто-то подлетел к нему сзади и ударил чем-то тяжелым.

Я была поглощена рассказом Власа и уже очень ярко представляла себе его отца и сумрачные улицы Болгарии. Все вдруг ожило, как в фильме, давая мне рассмотреть все детали, как будто я сама там находилась.

– Очнулся он в какой-то огромной мастерской, где были высокие белые потолки. Мольберты и картины раскиданы тут и там. В дальнем углу стоял стол и на нем валялись масляные краски. Рядом стояли стеклянные банки с кистями и тряпки, испачканные красками. Он приподнялся на локтях, чтобы оценить обстановку, но дикая боль пронзила тело от головы до поясницы. Было ощущение, что у него все кости переломаны, но на самом деле все было не настолько плохо, как казалось. Никаких ушибов и ссадин он на себе не обнаружил, кроме какого-то странного бугорка на затылке.

Демир встал с кровати и пошел к полотну в дальнем углу, на котором маслом была нарисована мертвая девушка в воде. У девушки были связаны руки, а над головой сиял нимб. Он присмотрелся внимательнее и увидел гору, из-за которой выглядывал дьявол. Картина была выполнена в синих тонах и навевала беспокойство и тревогу.

– Это одна из моих лучших работ, – неожиданно раздался голос позади него. Он вздрогнул и повернулся к говорящему. Перед ним предстал мужчина лет сорока пяти, одетый в длинный балахон из льна, рукава закатаны до локтей, карие глаза и черные, как смоль, волосы, падающие на плечи. Высокий и загорелый. Брови домиком делали его взгляд серьезным и каким-то уж очень жестким. Хотя мимика его было настолько разнообразной, что время от времени он казался и злым и добрым одновременно.

– Кто вы? И где я нахожусь? – начал Демир.

– Меня зовут Валко,7 – демонстративно сделал он неглубокий поклон. И эта мастерская принадлежит мне. Мы находимся в Софии.

– Так далеко?, —спросил Демир, пребывая в шоке.

Он был родом из города Русе, а это далековато от Софии.

– Сколько я здесь пробыл?

Художник казался добродушным и милым, но это только на первый взгляд. Демир осмотрел медленно комнату, в поисках того, чем бы в дальнейшем мог защищаться, но ничего не попадалось. Ни ножей, ни чего-то напоминающего средство обороны.

– Ищете оружие? – спросил неожиданно Валко.

«Откуда он узнал?», – подумал Демир, но вслух произнес:

– Не понимаю, что я здесь делаю и зачем вы…

Не договорив фразы, он снова потянулся к заболевшей внезапно шее и потер рукой тот злосчастный ушиб.

– Что вам от меня нужно?

– Я ждал, когда же вы, наконец, зададите мне этот вопрос, – ехидно улыбаясь, ответил Валко.

– Ушиб беспокоит?, – продолжал он, как ни в чем не бывало.

Демир не мог увидеть место ушиба, но с каждой минутой ему становилось хуже. Хуже от того, что ушиб, как ему казалось, не уменьшался, а наоборот, рос с прогрессирующей скоростью.

– Это всего лишь небольшой шрам от пореза, – продолжил тихо Валко, – и да, это я вас похитил с моста и принес сюда. Я уже давно за вами наблюдаю.

Он посмотрел на Демира почти вызывающе, ожидая, что тот вновь начнет задавать вопросы, но он молчал и Валко продолжил:

– Вы живете один, семьи нет, родители умерли уже давно. И если вас вдруг не станет, никто и не заметит. У вас друзей и тех-то нет. Я уже не говорю про домашних животных. Вы никогда не задумывались, для чего вы живете? Нет, даже – существуете? Вам самому-то интересно каждый день бегать в университет, преподавать русский, который, в принципе, и не нужен никому, а после возвращаться домой, в четыре стены съемной комнаты и слушать тишину?

Демир задумался, ведь это действительно было так, но он никогда и никому ранее не позволял с собой так разговаривать. Он стоял и не понимал, почему до сих пор слушает этот бред и ничего не предпринимает. Внутри шла борьба – уйти или дослушать. Но что-то подсказывало, что Валко не отпустит его просто так. Не зря же он тащил его из Русы.

– Ну раз моя жизнь так ничтожна, что же вас так привлекло в ней, раз вы меня аж в Софию притащили?, – очень жестко спросил Демир.

– Да, у меня есть к тебе предложение, – Валко улыбнулся, вдруг перейдя на ты, – оно из тех, от которых невозможно отказаться, даже если очень хочется.

Намек на улыбку тронул губы художника.

– Я бы не хотел тебя принуждать.

У Демира в голове завертелся миллион мыслей. Почему он? Почему сейчас? Может, стоит выслушать, что хочет Валко и любезно отказаться? Но, почему-то, он уже понимал, что отказаться не сможет. Значит выбора два: либо согласиться со всем и выслушать, либо бежать. Но как убегать из этой крепости он не знал, что-то говорило ему, что старик не так уж бессилен, как кажется.

– Как вы меня сюда доставили? – спросил Демир.

– Перелетел.

– Как это?, – он непонимающе уставился на него.

Вдруг Валко взял и поднялся в нескольких сантиметрах над полом. Демир инстинктивно попятился назад, испуганный донельзя.

– Кто вы?

– Я вампир, ты ведь слышал о таковых?, – опять полуулыбнулся художник.

– Это что, шутка? Как вы это сделали только что?

Валко будто нравилось издеваться над гостем, и он вновь поднялся в воздух, только теперь выше. Резко дернулся вперед и быстро подлетел к Демиру.

Демир не сдвинулся с места, хотя и испытывал дикий ужас. Нельзя было врагу дать понять, что он в отчаянии, в котором пребывал последние десять минут.

– А вот и мое предложение, – все еще возвышаясь над «жертвой», сказал Валко, – я хочу сделать тебя таким же, как и я – бессмертным, быстрым, ловким и сильным.

Медленно, он, наконец, стал опускаться на пол.

– Понимаешь, мой род принадлежит к известной фамилии людей. Но как бы я ни старался, продлить жизни тем, кого любил, у меня не выходило. Многие умерли, кто из-за чумы и разных болезней, кого-то убили. Нас осталось совсем мало, и я не успеваю всех обращать. Потому что обращение может состояться только в том случае, если кровь обращаемого чиста, в ней нет никаких болезней или заражений.

А еще есть те, кто старается истребить мой род, моих приверженцев. Война идет уже слишком долго, и я даже не помню, когда она началась. Потому я подбираю людей, которые могли бы помочь мне в сражении с другими. Я бы хотел, чтобы они шли со мной рука об руку, и со временем стали бы моей семьей. И как ты уже понял на своем примере, это не так уж просто. Не все слушают меня, не все хотят становиться такими, как я, потому что для них это ново, слишком непонятно, и они не могут смириться и пережить это. Для меня странно то, что ты так спокойно стоишь и слушаешь. Я не обращаю семейных людей и тех, у кого есть дети. Не обращаю детей. Я выбираю таких как вы, одиноких, никому ненужных и жалких, уж прости за прямоту. Ведь, по сути, ты никому не нужен. Но ты полностью здоров и очень силен, а это два самых важных критерия для отбора. В принципе, первый этап обращения уже пройден и…