Стая - Бобби Пайрон

Когда солнце садилось и над площадью сгущались сумерки, я заходил в хлебный киоск, в мясную лавку и в продуктовый магазин. Иногда у меня хватало денег на то, чтобы купить хлеб и сосиски, а порой даже вареное яйцо. Иногда денег не хватало. В такие дни я, превозмогая стыд, спускался по ступеням на станцию и копался в мусорном ящике в поисках еды.

– Почему-то на этой остановке нет ни детей, ни взрослых нищих, – говорил я Везунчику и Дымку, жуя остатки свиного шашлыка. Сняв обгоревший кусочек мяса с деревянного шампура, я бросил лакомство Дымку. – Наверное, они живут под землей, как Паша и остальные, – сказал я, угощая Везунчика последним кусочком.

Слизнув жир с пальцев, я натянул перчатки, которые нашел в сарае. Я дрожал. Мне все еще очень хотелось есть. И я устал.

Поднявшись на поверхность, мы с Везунчиком улеглись на теплом канализационном люке, греясь в слабых лучах солнца. Дымок потрусил куда-то по своим делам. Мы не знали, куда он ходит.

Я опустил голову на теплый бок Везунчика. Пес вздохнул. Я погладил его по уху.

– Сейчас я раздобуду нам денег, Везунчик. – Я закрыл глаза. – Только отдохну минутку.

Когда я проснулся, моя голова все еще лежала на боку пса. Сгустились сумерки. С неба, кружась, слетали крупные снежинки. А в моей вытянутой руке размокали бумажные купюры и позвякивали монетки.

Мы с Везунчиком побежали за хлебом.

Продавщица куталась в пальто. Как всегда, с губы у нее свисала сигарета. И как всегда, она взяла у меня деньги и молча выдала буханку черного хлеба. Но когда мы с Везунчиком отвернулись, собираясь уходить, она остановила меня.

– Погоди, – бормоча что-то себе под нос, женщина принялась рыться в пакете. – Вот.

Я охнул. Это был лучший подарок в мире. Это была шапка. Я провел кончиками пальцев по шерсти. Коричневые, черные и грязно-белые плотные нити переплетались в крупной вязке.

Я показал шапку Везунчику.

– Гляди, эта шапка похожа на тебя. Она принесет мне удачу.

Везунчик обнюхал шапку и чихнул.

– Не стой столбом. Чего ты ее гладишь, точно пса своего? Надень ее, – потребовала продавщица.

Я осторожно надел эту чудесную шапку себе на голову. Она закрыла мне уши, глаза и даже кончик носа.

Продавщица фыркнула. Протянув руку, она подвернула край шапки, так что он оказался вровень с бровями, и кивнула.

– Так-то лучше.

Ах, как же мне было тепло! Моей голове было тепло, моим ушам было тепло. Впервые за много недель я сумел согреться. Я пошевелил пальцами в носках и брезенте. Пальцам тоже было тепло.

Я улыбнулся продавщице и обхватил свои плечи руками.

– Это лучшая шапка из всех, что у меня были, – сказал я. – Лучше шапки не бывает.

Продавщица сложила непроданный хлеб в коробку. Она закрыла коробку, но потом открыла ее снова и достала оттуда буханку хлеба.

– Вот, – сказала она. – Бери.

– Но у меня осталось денег только на сосиски, – возразил я.

– Хлеб и так зачерствел, его не продашь. – Продавщица придвинула ко мне буханку. – Нет смысла нести его домой.

Мое сердце парило, как Жар-птица. Две буханки хлеба, еще и деньги на сосиски остались!

Я побежал домой. Мы с Везунчиком перепрыгнули через кирпичное заграждение и ворвались в Стеклянный Дом.

– Сегодня мы будем есть, как короли и королевы, – заявил я.

Так мы и сделали. Я приготовил два горшка жижи для Бабули вместо одного и угостил псов хлебом и сосисками.

Я зажег свечи, которые нашел в сарае, и поставил их в горшки. Блики плясали на стекле над нами и вокруг нас. Тонкий слой снега покрывал крышу Стеклянного Дома. Пламя свечей играло на изящных кружевах изморози.

– Это кружева Снежной Королевы, – сказал я псам, сгрудившимся вокруг меня. – Вы знаете сказку о Снежной Королеве? Это была моя любимая сказка, и мама всегда читала мне ее зимой.

Везунчик завилял хвостом. Ушастик перекатился на спину, суча лапами в воздухе. Бабуля зевнула.

Я устроился среди собак и уставился на стекло с кружевными узорами.

– Как же там было… Давным‑давно, – начал я, – жила-была королева. Она жила в стране льда и снега и была прекрасна и стройна. Вот только та королева была изо льда, из блестящего серебристого льда. А глаза ее сияли, точно две звезды…

На следующее утро нашу рощицу и Стеклянный Дом засыпало снегом. Псы гонялись друг за другом, озорничая на этом покрове чистой белизны. Даже Бабуля вышла из Стеклянного Дома и вывалялась в снегу. Ей это очень понравилось – Бабуля щурилась, ее мордочка расплылась в блаженной улыбке. Мамуся тоже нырнула в снег.

Из-под сугроба донесся писк, наружу высунулась одна мордочка, затем другая.

– Ой, щеночки, – рассмеялся я. – Снег для вас слишком глубокий! Мы вас потом не найдем!

Я усадил щенков в тележку и прокатил их по снегу. Везунчик и Ушастик бежали рядом со мной. Мы бегали и хохотали, пока тележка не перевернулась и мы все не повалились в мокрый снег. Везунчик и Ушастик слизнули снежинки с моего лица.

– Спасибо за купание, – сказал я.

Купание. Раз в неделю мама набирала мне ванну, оттирала мне уши, шею и ноги, и мне казалось, что с грязью сойдет и кожа.

«Вот теперь ты у меня чистый, Мишка. А не грязнуля-медвежонок, да?», – говорила мама.

Я снял шапку и положил ее в тележку, а затем принялся изо всех сил натирать себе лицо, волосы и шею снегом. Солнышко пригревало, холодный снег обжигал кожу. Я снял свитер и штаны и тоже сложил их в тележку. Ухая и повизгивая, я натер тело снегом. Псы танцевали на задних лапах и катались по земле. Везунчик схватил мою шапку с тележки и помчался к сараю.

– А ну, вернись! – закричал я.

Я бросился за ним вдогонку, но пес тут же подбросил мою шапку в воздух. Ушастик поймал ее на лету и бросил дальше. Даже Мамуся поучаствовала в этой игре. Я хохотал, гоняясь за моими псами по рощице. И в тот момент я не чувствовал ни холода, ни голода. Я был просто мальчиком, который играет со своими псами, дурачась на снегу.

Глава 22

Пес

Теперь каждый день шел снег. Иногда снег был мелким и злым, злым, как продавщица в дорогой кондитерской. Но бывал снег и нежным, мягким, точно белые занавески. В такое время я оставался в Стеклянном Доме с псами – со всеми, кроме Дымка, – и спал днями напролет.

Временами из‑за туч выглядывало солнце. Тогда я шел за Везунчиком мимо сарая, перебирался через изборожденный трещинами кирпичный забор, петлял по переулкам и выбирался на большую площадь, к магазинам и лоткам у входа в метро. Теперь, когда Бабуля и Мамуся окрепли, Ушастик ходил вместе с нами. И всегда, всегда вдалеке от нас трусил Дымок – то там мелькнет его серебристая шкурка, то сям на мгновение покажется черный хвост.

От площади, где блестели золоченые купола, от площади, где маршировали солдаты в белых перчатках и высоких черных сапогах, мы шли к ресторанам. Тамошние швейцары в белых перчатках гнали меня прочь от длинных черных машин и красивых женщин.

Я нашел книжный магазинчик, где сидела старушка. Еще в магазинчике жила кошка. Старушка давала мне копейки, а псам – молоко. Глаза кошки напоминали мне Рудика – голубовато-стальные, холодные. Мне хотелось найти в книгах знакомые слова, почувствовать вес книжки в руках, погладить обложку. Но женщина не разрешала мне трогать книги. Зато она помогала мне разбирать слова в старых газетах. «Еда». «Люди». «Псы». «Оружие». «Холод».

Я нашел магазинчик, где мужчина с огромными пышными усами делал деревянные иконы.

– Вы можете нарисовать Жар-птицу? – спросил у него я. – Можете нарисовать Снежную Королеву? Или девочку со спичками? – Я осторожно коснулся лика Пресвятой Девы.

Мужчина вздохнул. Его усы дрогнули.

– Нет, малец. Люди за такое не заплатят. Им нужны иконы, только иконы. – Он принялся сколачивать две деревянные пластинки. – Они думают, что святые принесут им здоровье и удачу. – Он застучал молотком сильнее. – Но где были святые, когда мой сын погиб на войне?

– Не знаю, – ответил я. – Может быть, они спали.

Мужчина, вздохнув еще раз, дал мне монетку.

– Может, ты и прав. Даже Богу и святым нужно спать, наверное. – Он погладил Ушастика. – Но кто присмотрит за нами, пока Бог и святые спят?

– Псы, – ответил я.

Еще неподалеку от книжного магазина и лавки икон я нашел школу. Ближе к полудню, когда пригревало солнце, мы с Ушастиком и Везунчиком, а иногда и Дымком шли на школьный двор.

– Глядите, – говорил я им.

Звенел звонок, и дети выбегали из коричневато-серого, точно грязь, здания и заполоняли двор. Стоя за забором, мы смотрели, как мальчишки играют в снежки.

– Мне не нравится вон тот высокий мальчик в синем шарфе, – сказал я псам. – Он вложил в свой снежок камень.

Мальчик в синем шарфе швырнул снежок в маленького мальчика, сжимавшего в руках книгу. Снежок ударил мальчика по голове, и тот закричал от боли, выронив книгу.