Блюстители Неба - Анатолий Королев

– Вы не достойны детей! Продолжайте вылупляться совершеннолетними в ваших инкубаторах, пока окончательно не свихнетесь вслед за вашей электронной кастрюлей. И Директор твой никогда не придет, Шонгер, его просто забыли заменить новым, ха-ха-ха. А может, стоит заглянуть в подвал с гробиками для анабиоза, а, Шонгер? Может быть, в том единственном, который еще остался – он включен,– ты найдешь свое сокровище, маленького пузатого карлика, а?

Да, наш Директор действительно был не очень высок ростом.

И тут незнакомец (я впервые решился мысленно так назвать его) зло щелкнул клавишем на столе, и стена кабинета внезапно распахнулась. На пол хлынули сотни рапортов, тысячи бланков, миллионы донесений – все то, что скопилось в приемнике за два года. Бумажное море затопило кабинет.

– Вот они, полюбуйтесь, ваши доносы, ваша мертвечина в конвертах, ваше строго зарегистрированное безумие, Шонгер! Никто не читал их и никогда не прочтет… И еще…

Он задумчиво посмотрел на меня, как птица, склонив голову набок.

– На прощанье я скажу, почему тебе удалось обмануть меня – Архонта – и вместо мальчика вмешаться в Опеку… Произошло невероятное – регистратор личности принял тебя за… твоего брата. Да, несчастный и счастливый Мену – это твой брат, Шонгер! Ты тоже незаконнорожденный, и вы близнецы. Вас двоих младенцами обнаружил патруль, только ты отлично поддался перевоспитанию в послушный механизм, а Мену нет. Две десятилетние ссылки в анабиоз оставили его в конце концов двенадцатилетним мальчишкой, а ты… ты постарел, как и должно было случиться. Ты ведь, Шонгер, тоже в своем роде гений. Гений насилия и этикета, недаром тебе до сих пор снится тот зимний день, когда ты побыл несколько минут властелином пусть чужого, бесконечно иного и далекого мира, но зато на вершине власти, там, где никому не нужно было давать отчета. Твои мысли?

Я молчал, меня уничтожили его слова о Мену… так вот почему мне казалось, что мы были когда-то друзьями, вот почему меня так необъяснимо тянуло к нему. Мену – мой родной брат…

– Прощай, бумажная крыса.– Незнакомец отдернул резким рывком шторы, и солнечный свет шафранного неба с алыми облаками залил комнату. Легким движением он разом оказался на подоконнике, и тут я увидел, что ноги его обуты в странную обувь, смешно и жутко похожую на куриные лапы…

«Дедушка на курьих ножках»,– вспомнил я слова Мену.

– Да, Шонгер,– усмехнулся на прощание незнакомец,– наш род ведет начало от птиц.

Толкнув раму, он взмахнул двумя крылами и вылетел из кабинета. Я инстинктивно бросился к окну и увидел, как стремительная точка исчезает в бесконечном сияющем мареве. Вот к ней присоединилась еще одна летящая точка, затем вторая, третья… над городом неслась косяком стремительная стая птиц.

– Ваше величество,– пропела маска связи,– примите экстренное сообщение.

Только тут меня осенило: Директором считается тот, кто находится в кабинете и имеет доступ к системе связи… Значит… значит, Директором Правильной школы отныне стал я. Я!

Обессилев, я опустился в кресло за огромным письменным столом. Но чувство власти и могущества постепенно наполняло меня энергией, вытесняло головокружение и усталость. Нет, я был прав: Директор все равно придет! И он пришел.

– Ваше величество, сообщение…– шелестела маска у входа.

Я нажал клавиш связи, и регистратор протянул мне в резиновых пальчиках белый бланк с тремя черными полосами, бланк чрезвычайного сообщения № 1! «Внимание! В школе не осталось ни одного воспитанника».

«Брат мой, где ты?..»

Книга вторая

ТЫСЯЧЕЛЕТНИЙ ДЕНЬ

Глава первая

К полудню в небе над побережьем стала скапливаться мглистая гора летней грозы. Словно к незримому магниту, устремились в точку зенита тучи, втягиваясь в медленный кипящий водоворот. С самого утра над Приморьем стояла белоснежная жара, из которой – в конце концов – вылупился зловещий птенец с косматыми крыльями, он уже пробовал силу клюва, и над горизонтом, над фиолетовым брюхом грозы, в платиновом просвете дня чиркали первые легкие молнии.

Так начался этот тысячелетний день –12 августа 1999 года.

Красный спортивный самолет сверкал в лучах солнца яркой пурпуровой каплей, он казался кровавой слезой мироздания. Взяв курс подальше от грозового прилива, пилот одновременно пошел на снижение, и внизу, с бетонного шоссе, можно было легко различить намалеванную на борту самолета гигантскую цифру «3» в окружении голубых полос; стальная стрекоза самым необычным образом была размалевана с головы до хвоста, даже на крыльях вместо обычных знаков вились яркие граффити.

Впрочем, это был знаменитый самолет.

Пилот хорошо слышит, как катится слева по курсу ленивое громыхание. Он крепко держит штурвал. На нем защитная куртка и авиашлем, на которых крупно на разных языках, в том числе на русском, одна и та же надпись: «Роман Батон». Сзади него два летных кресла. Там сидит женщина – жена пилота. Она молода и красива. На ней: спортивный комбинезон, по салатной ткани которого бежит все та же залихватская роспись: «Роман Батон».

«Роман Батон» – написано на крыльях самолетика, та же надпись на фюзеляже, на женской сумке, на клипсах в ушах, на ботинках пилота! Это парящее пиршество надписей, пир нахальства и вызова.

– Ром, гроза,– с тревогой повторила женщина.

– Эта тварь слишком ленива, не достанет.

Пилот посмотрел вниз: тень самолета, извиваясь, неслась по сверкающей громаде витазавода. Триада исполинских воронок каждую секунду выбрасывала в атмосферу кислород, и открытая кабина вкусно и сладко обмакнулась в прохладные массы свежего воздуха.

– Еще десять минут – и мы дома. Что у нас на вечер, Мария?

– Я чего-то боюсь с самого утра,– внезапно сказала женщина,– впрочем, извини, сегодня такой день, не стану приставать со своими страхами…– Она сняла с колен переносный телевизор, поставила рядышком на пустое сиденье, достала из сумки пластиковый блокнот и зашелестела страницами: – Днем пресс-конференция для журналистов… в 18.00 интервью для Евровидения, прямой репортаж. В 19.20 видеоразговор с Варшавой, с председателем «Клуба свидетелей 12 августа» Тадеушем Барантовским… в 20.00 ты заказал разговоры с Пузо и Мазилой. Уф! И, наконец, в 21 час банкет в твою честь в ресторане «Таврида». Недурно?

– Чертов денек. Я бы хотел провести его только с тобой.

– Ладно, брось.

– Честное слово.

– Эй, Роман,– ожил динамик бортовой связи,– ты слишком близко подлетел к грозовому фронту. Ветер северо-восточный, 9-10 метров в секунду.