Дети Хурина - Джон Толкиен

Отвечал Хурин:

— Или забыл ты, с кем говоришь? Те же речи держал ты давным-давно перед отцами нашими; но мы бежали от твоей тени. Ныне же ведаем мы о твоей истинной сущности, ибо видели мы лица узревших Свет и внимали голосам тех, кто беседовал с Манвэ. Ты был до рождения Арды, но и другие тоже; и не ты ее создал. Есть и могущественнее тебя; ты растратил свою силу на себя самого; твоя собственная пустота поглотила ее. Ныне ты не более чем беглый раб Валар; цепь их и поныне тебя дожидается.

— Ты затвердил наизусть уроки своих хозяев, — молвил Моргот. — Но эти детские байки не помогут тебе теперь, когда все они бежали далеко прочь.

— Вот что напоследок хочу я сказать тебе, раб Моргот, — отозвался Хурин, — эти слова почерпнул я не из кладезей мудрости эльдар: они вложены мне в сердце в этот самый час. Ты — не Властелин над людьми, и не станешь им никогда, хотя бы вся Арда и Менель оказались в твоей власти. За Кругами Мира не сможешь ты преследовать тех, кто отверг тебя.

— За Кругами Мира я и не стану их преследовать, — отвечал Моргот, — ибо за Кругами Мира — Ничто. В пределах же Мира им от меня не укрыться, разве что канут они в Ничто.

— Ты лжешь, — молвил Хурин.

— Ты все увидишь сам и признаешь, что я не лгу, — проговорил Моргот. И увел он Хурина назад в Ангбанд, и усадил его В каменное кресло на одной из вершин Тангородрима, откуда прозревал пленник вдалеке землю Хитлум на западе и земли Белерианда на юге. Там оказался он во власти Морготова колдовства; и Моргот, встав перед пленником, проклял его вновь и сковал его неодолимыми чарами так, что Хурин не мог сдвинуться с места, и умереть не мог до тех пор, пока не освободит его Моргот.

— Оставайся же здесь, — объявил ему Моргот, — и гляди на земли, где зло и отчаяние настигнут тех, кого ты предал мне в руки. Ибо ты посмел насмехаться надо мною и усомнился в могуществе Мелькора, Владыки судеб Арды. Моим взором будешь ты видеть отныне; моим слухом слышать; и ничто не укроется от тебя.

Глава IV

УХОД ТУРИНА

Лишь трое мужей вернулись в конце концов в Бретиль недобрым путем через Таур-ну-Фуин; когда же Глорэдель, дочь Хадора, узнала о гибели Халдира, она умерла от горя.

В Дор-ломин вестей так и не пришло. Риан, жена Хуора, обезумев, бежала в глушь; там приютили ее Серые эльфы Митрима, когда же родился сын ее Туор, эльфы взяли его на воспитание. А Риан ушла к кургану Хауд-эн-Нирнаэт, и легла там на землю, и умерла.

Морвен Эледвен осталась в Хитлуме, во власти немой скорби. Сыну ее Турину шел лишь девятый год, и она вновь носила под сердцем дитя. Жилось ей несладко. Край тот наводнили восточане, и жестоко обращались они с людьми народа Хадора — отбирали все добро их и обращали в рабство. Всех жителей родной земли Хурина, способных к работе или годных хоть на что-нибудь, угнали в плен, даже юных дев и отроков, а стариков перебили или уморили голодом. Однако ж до поры не смели восточане поднять руку на Владычицу Дор-ломина или выгнать ее из дому; ходили среди них слухи, будто связываться с нею опасно, будто ведьма она и якшается с белыми демонами — так называли восточане эльфов, ибо ненавидели их, а боялись — еще больше. По той же причине страшились и избегали они гор, где укрылись многие эльдар, — в особенности же тех, что на юге, и разграбив и опустошив захваченные области, восточане вновь отступили севернее. А дом Хурина стоял на юго-востоке Дор-ломина, неподалеку от гор; так, речка Нен Лалайт брала начало под сенью вершины Амон Дартир, за которой начинался крутой перевал. Через тот перевал путник выносливый и стойкий мог пересечь Эред Ветрин и через истоки Глитуи спуститься в Белерианд. Но восточане о том не ведали, равно как и Моргот до поры до времени; так что весь тот край, пока стоял Дом Финголфина, был надежно огражден от Врага и никто из его прислужников вовеки не забредал туда. Полагал Моргот, что стена Эред Ветрин непреодолима как для беглецов с севера, так и для нападения с юга; воистину, ни для кого, кроме птиц, иных путей и не было между Топью Серех и далеким западом, где Дор-ломин переходил в Невраст.

Вот так и случилось, что после первых набегов Морвен оставили в покое, хотя в окрестных лесах рыскали лихие люди и опасно было удаляться от дома. Под кровом Морвен по-прежнему жил Садор-плотник, несколько стариков и старух и Турин, которому она не позволяла и шагу ступить со двора. Однако ж усадьба Хурина вскорости пришла в упадок, и хотя Морвен трудилась не покладая рук, она обнищала — и голодала бы, кабы не помощь, что втайне посылала ей Аэрин, родственница Хурина; ибо некий восточанин именем Бродда силой взял ее в жены. Горько было Морвен принимать милостыню, но не отвергала она вспоможения — ради Турина и ради нерожденного еще дитяти, и еще потому, что, как сама она говорила, это — толика ее же собственного достояния. Ведь не кто иной, как Бродда захватил добро, и скот, и людей Хурина, и забрал все, что мог, к себе в дом. Храбр и дерзок был Бродда, однако среди соплеменников своих особым почетом не пользовался, пока не пришли они в Хитлум; жадный до богатства, он готов был завладеть землями, на которые другие люди его сорта не зарились. Морвен видел он лишь однажды, когда выехал грабить ее усадьбу; но оказавшись с нею лицом к лицу, преисполнился великого страха. Померещилось Бродде, будто заглянул он в беспощадные глаза белого демона, и убоялся он, как бы не постигло его какое зло, и не стал он разорять ее дом, и Турина не обнаружил, иначе недолго прожил бы наследник законного правителя.

Бродда обратил в рабство Соломенноголовых, как прозвал он народ Хадора, и повелел им выстроить ему деревянный дом к северу от усадьбы Хурина; а рабов держал за частоколом, точно скотину в хлеву, но стерегли их вполглаза. Не все они смирились со своей участью; иные храбрецы готовы были помогать Владычице Дор-ломина, даже с опасностью для жизни; от них-то Морвен и получала тайные вести, пусть и безрадостные, о том, что делается в округе. Аэрин же Бродда взял в жены, не в наложницы, ибо в его окружении женщин было мало, и ни одна не могла сравниться с дочерьми эдайн; а Бродда надеялся стать в той земле могучим владыкой и обзавестись наследником, дабы было кому передать власть.

О том, что произошло, и о том, что сулили грядущие дни, Морвен сыну почти не рассказывала, а он боялся нарушить ее молчание расспросами. Когда восточане впервые объявились в Дор-ломине. Турин спросил у матери.

— Когда же вернется отец мой и выдворит это мерзкое ворье? Отчего он все не едет?