Все, способные держать оружие… - Андрей Лазарчук

Дальше еще одна стенка, невысокая, и мешки с песком. Ну, это понятно…

Надо же что-то делать… что?

Ах, да. Совсем забыл, извините…

Сажусь на землю, снимаю вещмешок. Там два килограмма «МЦ». Гремучий пластилин.

Вынимаю грязно-синие брикетики, разворачиваю и прилепляю к бетону. Двадцать брикетиков.

Получается перевернутая буква П с короткими ножками и длинной перекладиной.

«Березин» выпускает очередь куда-то левее меня. Там стрельба и крики. Я уже могу слышать крики.

Теперь детонаторы. Очень похожи на елочную гирлянду: синий провод и маленькие остренькие лампочки, правда, с черными непрозрачными цоколями. Равнодушно втыкаю лампочки в брикеты «МЦ».

Что-то происходит вокруг.

Визг.

Успеваю упасть.

Год 1991. Игорь

08.06. 02 час. 55 мин

Дмитровское шоссе, 400 метров до переезда через линию Санкт-Петербургской железной дороги

— Не придет, — сказал, наконец, журналист. Его звали Валерий, и мы были уже на ты. — Все. Не придет.

Он поскреб пальцами скулы, потер глаза — с такой яростью, будто разрывал веки.

Он страшно хотел спать.

— Паршиво, — сказал он через минуту. — Мы платим. Да, мы платим. Хорошо платим.

Иногда — очень хорошо. За информацию. И люди, в общем-то, знают, на что идут. И все равно — так паршиво…

— Мало ли что могло случиться, — сказал я. — Упал, ногу сломал…

— Знаешь, — сказал он, — когда такое было в первый раз — я тоже надеялся. Но когда в пятый…

— Кто-то знал еще?

— Нет.

— Тогда?..

— Следили. Пасли. Вряд ли — гепо. Хотя… Впрочем, не знаю. Только это уже пятый случай.

— Валера, — сказал я, — тогда, может быть, ты мне расскажешь все так — без доказательств?

— Смысл?

— Н-ну… скажем так: есть смысл. Есть.

— Это просто бесполезно — без документов. Без доказательств.

— Но ты же знаешь, что доказательства есть.

— Были. Не есть, а были.

— Есть. Не эти, так другие. И если этим займутся профессионалы…

— У меня тоже есть контакты в гепо. Но там без хотя бы косвенных доказательств… — он махнул рукой.

— Немцы всегда любили порядок в делах.

— Ладно. Значит, так: внезапно и без видимых причин резко увеличились японские инвестиции в Индии. Причем в отрасли, не приносящие сейчас существенного дохода.

И без особых перспектив на обозримое будущее. Не буду расписывать подробно, это, в конце концов, не так уж важно. Японцы вкладывают большие деньги — десятки миллиардов золотых марок — причем через подставных лиц — туда, откуда ждать прибыли не приходится ни при каком раскладе, за исключением единственного: контроль над Индией переходит к Японии. Полный и безраздельный контроль. Такая вот уверенность — откуда? Мы стали думать. Получается вот что: допустим, Россия выходит из Рейха, причем хлопая дверью. Теперь все туранские эмираты и султанаты от Рейха отрезаны, ну, да Господь с ними, главное — отрезаны Туранская и Тянь-Шанская группы армий. Снабжать их через Иран трудно, практически невозможно. И все: Индию можно брать голыми руками, потому что защищать ее нечем. Разве что флотом… И вот вам японцы упираются носом в нефтяные поля Ирана… Чуешь? Это страшнее, чем валерьянка для кошки. Значит, так вот мы рассудили. Стали оглядываться по сторонам. И нашли. Есть такое предприятие «Айфер», смешанный сибирско-российско-египетский капитал, в прошлом году проявляло интерес к якутским алмазам, не выгорело, но это неважно… так вот, оказалось, что они регулярно переводят очень приличные суммы, до миллиона марок в месяц, на счета «Патриотического фронта», «Единства» и «Муромца». И они же служат одним из каналов перекачки японских денег в Индию…

Я присвистнул. В общих чертах что-то такое намечалось, «собиралось стать известным», как говаривал Тарантул… но тем не менее — интересно.

— Это интересно, — сказал я. — Предприятие «Айфер». Запомню.

Мне вдруг стало скучно. Выключатель — щелк… и все вокруг заливает желтая скука. Бывает… и в последние месяцы — все чаще.

— А все-таки — зачем ты меня сюда потащил? — спросил я. Скуке нельзя позволять распоряжаться собой, ее надо бить тем, что подворачивается под руку…

— Мне нужен был свидетель. Кроме того, меня не оставляет чувство, что ты вовсе не инженер.

— Интересно.

— Нет, я просто увидел, как ты подышал из баллончика.

— У меня тяжелый отходняк. Впрочем, где-то ты прав. Я инженер, но из подразделения «Таймыр».

— О! А я думал, вас давно распустили.

— Ну, зачем же нас распускать, мы еще много пользы принесем.

— Скорее, не пользы, а добра.

Мы посмеялись. Подразделение «Таймыр», созданное еще в начале пятидесятых, занималось контрабандным ввозом изделий, технологий и прочих секретов. Сейчас это синекура для дожидающихся пенсий чинов из разведки и МИДа.

— Кроме того, ты сибиряк, — продолжал Валерий, — а значит, патриотам заведомо не сочувствуешь.

— То есть?

— Ну, вряд ли много сибиряков хотят, чтобы их страна снова стала российской колонией.

— М-м… да, пожалуй, таких я не встречал. Но, как ты знаешь, азиатская партия у нас сильна.

— Это другое.

— Другое… Ты давно знаешь Кристу?

— Лет десять, наверное. А что?

— Да мне может понадобиться человек, владеющий арабским. Я хотел поговорить с ней самой, но — видел сам.

— Что я тебе скажу? Язык она, конечно, знает превосходно, но слишком много пьет и слабовата на передок. Если это тебя не смущает…

— Смущает. Это и смущает. А других, кто владел бы арабским, ты не знаешь?

— Пожалуй, нет. Но Криста должна знать. Поговори с ней.

— Поговорю… Ну, что? Четверть четвертого. Поедем?

— Да. Да, надо ехать.

— Куда тебе?

— На Трубную.

— Там живешь?

— Нет, там редакция. Надо еще поработать. Я завел мотор, прогрел его, потом оглянулся — чисто автоматически — прежде чем выехать на полосу. Если бы я промедлил еще одну секунду, на этом все бы и кончилось.

— Прыгай!!! — заорал я, выбрасываясь на дорогу. «Элефант»-тягач разгоняется до ста сорока, думаю, с такой скоростью он и шел. Наш «зоннабенд» смяло, как пустую жестянку, и я уж не знаю, чем меня оглушило: грохотом, или воздушной волной, или это была просто психогенная реакция, — только я очнулся уже тогда, когда «элефант» развернулся и надвигался, ревя; я столбом стоял на осевой и тупо смотрел, как он быстро увеличивается в размерах, и на душе у меня было легко и спокойно, как бывало разве что в том семеновском подвальчике. До тягача было рукой подать, когда я обманно вильнул корпусом вправо, а сам прыгнул влево.

Голый автоматизм, этому нас учили. «Элефант» проскочил мимо и больше не возвращался — растаял во мраке, растворился, как призрак.

— Валера!

Он вылез из кювета — еще один призрак. Я его еле видел. В глазах плыли лиловые круги — и от напряжения, и от слепящих фар «элефанта». И тут, понимаете, загорелся наш «зоннабенд» — сразу весь.

— А реакция у тебя хорошая, — сказал я. Он промычал что-то в ответ. Даже в том красно-дымном свете, что исходил от нашего бедного «зоннабенда», видно было, что Валера бледнее смерти. Потом он сел прямо на асфальт.

— Ты что, ударился?

— Башкой… вот тут…

На темени у него вздулась шишка никак не меньше кедровой.

— Ничего, нормально, — выдохнул, наконец, он, когда я закончил осмотр. — Нормально, обойдется. Бывало хуже…

— Значит, они не убили твоего агента, — сказал я.

— Значит, так. Только ему вряд ли от этого лучше.

— Кто он? Как зовут и как выглядит? Говори скорее, вон уже полиция едет.

— Анжелика Папст. Тридцать лет, невысокая, полная, очки с толстыми стеклами, очень маленький нос. Специалист по налогообложению — в этой самой «Айфер»…

— Понятно, — сказал я.

Сразу четыре машины — по две с каждой стороны — подлетели к нам с визгом, ребята в черной коже выскочили с огнетушителями наперевес… Там никого нет! — крикнул я по-немецки. Все живые! Только сейчас у меня началась реакция, задрожали колени, зашумело в голове… все вокруг я видел чрезмерно четко и контрастно, но воспринимал полуосмысленно, и вопросы, которые мне задавал полицейский лейтенант, понимал не с первого раза. Да, стояли, вот тут, на обочине: на ходу открылся багажник, и остановились, чтобы закрыть, закрыли и только собрались ехать, как увидели… нет, еще не тронулись, нет… вот здесь. Битые стекла и брызги масла. Потом тягач развернулся вон там — и пытался наехать на меня, но я успел отскочить… нет, не ошибаюсь, он ехал прямо на меня, не снижая скорости… не знаю. Не заметил. Тоже не знаю. Много странного. Нет, у меня ни малейших подозрений…

08.06. Около 09 час

Турбаза «Тушино-Центр»

Живцов положили в коттедже, где жили Панин и Кучеренко. Вся операция прошла гладко, если не считать огрехом то, что самолюбивая Сашенька обошлась-таки без «лонжи», и Крупицыным осталось лишь перетащить ничего не понимающих грузин в другой коттедж. Тут они и лежали рядышком на сдвинутых кроватях и спали — усатые младенцы. Саша уколола их аббрутином — сильнейшим психомиметиком; в малых дозах он разгружает подкорку, и его раньше использовали для ускорения адаптации; в больших дозах — парализует волю, начисто отключая лобные доли. Часто этот эффект остается необратимым…