Тёмное сердце - Тина Даниэл

Если Розамун становилась слишком возбуждённой, им приходилось привязывать её к кровати. А когда она выходила из своего транса — спустя часы, дни или недели — то совершенно не помнила, что с ней было. Она откидывалась назад на подушку, истощённая телом и духом; её белые волосы, пропитавшись потом, прилипали к лицу.

После одного из этих периодов Китиара поняла, что её мать становится всё больше бесполезной и неспособной вести домашнее хозяйство семьи.

Китиара сама училась всему — готовить, шить и штопать, смотреть за мальчишками и обучать их. За исключением готовки, она, возможно, не делала все эти вещи слишком хорошо, но она их делала. И Китиара гордилась тем, что делала, гордилась тем, что продолжает переживать всё это, даже если в то же время она презирала все те домашние навыки, которым ей пришлось научиться.

Кит помнила, что когда-то давно она чувствовала что-то вроде любви к своей матери. Должно быть, это и была любовь. Что другое это могло быть? Но сейчас она чувствовала только жалость к ней. Жалость и растущую дистанцию.

— Птица! — пораженно воскликнула Китиара. Она снова посмотрела на Рейстлина, который вглядывался в неё с верхней ступени лестницы, как будто пытаясь прочесть её мысли. Она потянулась и нежно шлёпнула его по уху. — Ты говорил с птицей! Это означает…

Она пролетела мимо него и помчалась на первый этаж. Перебежав через комнату, Кит открыла одну из ставней. Через окно в комнату ворвался свет.

Весна! Солнце, синее небо, благоухающий воздух — и, да, птицы, птицы повсюду.

— Весна! — Кит сильно перегнулась через узкий подоконник.

— Именно об этом я и хотел сказать тебе. — убеждённо сказал Рейстлин, подходя к ней. — А о чём ты подумала?

Кит пристально смотрела из окна. Снег, участками лежащий ещё вчерашним днём, практически весь стаял. Земля была влажная, покрытая выглядывающими из неё ростками. Всё вокруг было ярким и красочным. Откуда-то издалека Кит слышала музыку и смех, означающие какой-то праздник. Тут она вспомнила, что сегодня был первый день ежегодной Ярмарки Красной Луны.

Она нетерпеливо склонилась, чтобы зашнуровать ботинки и леггинсы. Она отметила, что Гилон уже ушел, без сомнения, чтобы рубить лес. Каждое утро её отчим поднимался на рассвете и уходил на работу, сопровождаемый преданной Амбер. Гилон тщательно скрывал места своей работы, как рыбак охраняет свои любимые рыбные места.

Китиару никогда не просили пойти с ним и она была благодарна за это. Один из её братьев, маленький крепыш Карамон, однажды пошел вместе с ним. Когда он вернулся домой после целого дня, проведённого на работе у лесоруба, он рассказал не слишком много.

— Много работы. — доверительно сообщил он Китиаре и Рейстлину. — Скучно.

Китиара стремительно пересекла комнату в сопровождении Рейстлина. Она вгляделась в домотканую драповую занавеску, которую Гилон повесил вместо двери в маленькую комнатку, отведённую ему и Розамун. Мать ещё спала, как отметила Китиара с опасливым взглядом. Хорошо. Пускай спит. Она жестом показала Рейстлину, чтобы он вёл себя тихо.

Кит подкралась туда, где всё ещё беспечно храпел Карамон.

Рейстлин неотрывно следовал за нею, как и было всегда. Карамон даже не пошевелился, когда они подошли. Китиара подумала, что этот маленький сорванец мог бы спать даже во время горного обвала.

Она крепко ухватилась за его подушку и склонилась прямо к его уху. Выдёргивая подушку из-под головы своего маленького брата, она дико вскрикнула:

— Враги вокруг!

Глаза Карамона распахнулись и он стукнулся головой о спинку кровати. В следующее мгновение он спрыгнул с кровати и принял стойку малолетнего драчуна. Его ошеломлённый взгляд постепенно стал глуповатым, когда он увидел Китиару, растянувшуюся на полу, ухватившись за бока и пытаясь приглушить смех. Что касается Рейстлина, то он улыбался лишь уголком рта.

— Ай, — сказал Карамон. — Я был прямо посредине сна.

— Возможно, ты спишь слишком много, — мягко сказал Рейстлин.

Карамон метнул в него обиженный взгляд.

— Первый день весны! — объявила Китиара. — Ярмарка начинается.

Она уже встала на ноги и направлялась к двери. Рейстлин следовал за ней.

— А как же мама? Разве мы не должны подождать отца? — жалобно сказал Карамон. Но Кит и Рейстлин уже вышли из двери, и Карамон должен был спешить одеться, чтобы не отстать от них.

**

Поздним утром солнце уже палило в небе и все воспоминания о зиме улетучились. Так как кто-то заставил Утеху переживать долгие холодные месяцы, не говоря уже о целых жизнях, этот первый весенний фестиваль был самым радостным событием в это время года. Это был день, когда открывались вошедшие в поговорку провинциальные двери и, казалось, весь остальной мир вошел в неё, стараясь представить себя как можно цветистей.

Жизненная деятельность города полностью переместилась с висячих мостков между валлинами к земле, где стояла кузница и городская площадь.

Полные сил горожане слонялись вокруг, приветствуя друзей и сбиваясь в группки, а потом отправлялись вместе к Северным Полям в предместьях города, где начиналась Ярмарка Красной Луны. Китиара и двое её братьев немного пошатались по площади, прежде чем присоединиться к одной из групп и отправиться к месту ярмарки.

Когда закончились заросли валлиновых деревьев и перед глазами появился вид Ярмарки Красной Луны, Кит и мальчики остановились на мгновение, чтобы впитать в себя всё это — зрелище, звуки и чужестранцев.

Торговцы, проводившие всю свою жизнь в путешествиях между фестивалями и ярмарками по всему Ансалону, украсили свои палатки яркими флажками. Киоски предлагали галантерею и гобелены, стеклянные вазы и украшения, перья и ценные специи, груды сырья, лекарственные травы, изделия из меди и ботинки, полотно и одежду — всё перечисленное и ещё больше. Нотариусы, вооруженные воском и пергаментом, приготовились заключать контракты. Группы музыкантов ходили в людской массе; показывались выступления канатоходцев и трюки с животными. Повсюду были толпы.

Тут были все представители человеческих народов, и даже те, кто не принадлежал к человеческому роду. Среди длинных рядов путешественников, прибывших на ярмарку, было много кендеров, несколько эльфов и гномов, которые главным образом держались своих и даже одинокий надменный минотавр, неповоротливый и угрюмый, который везде, где бы не проходил, был отлично виден среди массы людей.

Карамон остановился, чтобы с завистью поглазеть на какие-то металлические детали. Он слушал мастера, расхваливавшего достоинства его работы и пытаясь продать товар нескольким слушателям. Будучи гораздо ниже поля зрения мастера, Карамон дотронулся пальцем до сложных застёжек и шпор.