Я убил Степана Бандеру - Юрий Сушко

Подняли установочные данные. Так-так, очень хорошо, просто чудненько. Родная сестрица Богдана, оказывается, уже была замечена в контактах с подпольем У ПА, крутит шашни с одним подозрительным пареньком. Прищучим. Что имеем ещё? Дядьку Сташинского, жаль, уже шлёпнули. Тоже был с гнильцой. Немножко поторопились ребята, можно было бы пошантажировать племяша. Хотя ладно, в «крутёжке» и одной сестры будет достаточно.

Парень забитый, всего на свете боится. Но в будущем может пригодиться. Как раз из таких вот злые волки и вырастают. А на первых порах его можно хотя бы как информатора использовать. А вообще-то чего тянуть? Пока этот – как там его?.. – Сташинский ещё под наркозом «родителевой субботы» в нашем отделении, нужно брать его за жабры…

Буквально через день-другой в дом, в котором Богдан снимал угол, пожаловал незваный гость «в штатском». Хозяевам объяснил, мол, однокурсник Богданов. Пригласил «приятеля» прогуляться. Попетляв старыми Львовскими улочками, они неспешно добрались до какого-то старого, неприметного двухэтажного дома. В квартирке наверху Сташинского уже ждали.

– Здорово, студент. Как дела в университете?

– Спасибо, всё хорошо, – заторопился с ответом Богдан.

– Хорошо, говоришь? Ладно. Молодец, так держать. А вот семинарские занятия вчера пропустил. Почему?

– Горло болело, к фельдшерице ходил. Полоскание прописала. Соду с тёплой водой…

– Хорошо, поверим. И проверим. Не возражаешь?

Взрослые «дяди» с лёгкостью разыгрывали давно отработанную схему, традиционно распределив между собой роли «злого» и «хорошего». Первый представился: «Капитан Ситниковский». Второй назвал себя Иваном Семёновичем.

Разговор оперативников со Сташинским продолжался долго. Хотя никаких особых грехов, кроме того случая на железке, Богдан за собой не знал, он смертельно боялся. Липкая волна холода поднималась от желудка и подступала к горлу. Он безостановочно потел. Во рту было сухо. То и дело Богдан пил воду из стакана, который подсовывал ему сердобольный Иван Семёнович.

– Как сестра себя чувствует? Всё в порядке? – мимоходом спросил он Богдана. – Её ведь Маричка, кажется, зовут, да?

Богдан обречённо кивнул:

– Да, Маричка. У неё всё в порядке. А что?

– Ты только вопросом-то на вопрос не отвечай! – резко оборвал его Ситниковский. – Про твою сестрицу мы и так всё прекрасно знаем. С кем она вожжается-кувыркается – тоже. Ей что, не терпится следом за твоим дядькой в сырую земельку раньше времени лечь, а?.. Нам важно, что ты об этом думаешь. Понял?! Да нам стоит только пальцем шевельнуть!.. Думаешь, мы не знаем, что твоя семейка харчами бандеровцев снабжает?! Ошибаешься, козлина! Знаем!

– Богдан, ты должен всё здраво взвесить и уяснить, – поддакнул Иван Семёнович, – что советская власть – это навсегда. Твои эти уповцы-оуновцы… или, может, не твои всё-таки, а?.. – Он сделал паузу, но, не дожидаясь ответа, продолжил: – Так вот, они последние дни доживают. Недобитки эти, шавки вонючие забились в свои норы за кордоном или в схроны в лесу и оттуда тявкают. Шансов у них – ноль. Не сегодня завтра все «вояки» пулю свою найдут. Или в Сибирь покатят лес валить. Будешь им помогать там вместе со своими родственничками… Не мечтал об этом? Подумай, Богдан, крепенько подумай. О себе самом, прежде всего. Ты – молодой, здоровый, умный парень, красивый. Девки небось за тобой помирают. А, Богдан? Чего молчишь? Бегают ведь? – весело подмигнул он. – Преподаватели о тебе хорошо отзываются (мы интересовались), говорят, способный студент, может дальше пойти, науку вперёд двигать. И всё это ты хочешь потерять, одним махом перечеркнуть своё распрекрасное светлое будущее?.. Нам ведь многого от тебя не нужно. Мы и так всё знаем. О каждом из вас. Кто чем дышит. Кто о чём думает. О чём мечтает. С кем спит. И так далее. Но нам очень важно знать твоё мнение. Что происходит в университете, о чём преподаватели говорят, про что твои друзья болтают на переменках, после занятий. Может, кто-нибудь чем-то недоволен, о «вольной, незалэжной» Украине бредит, Бандеру поминает «незлым, тихим словом», этого «великомученика Божьего», а? Что скажешь, Богдан?.. Ты только шепни нам вовремя, что там у кого на уме… А может, кто в беду попал какую, как вот ты недавно, «зайчишка серенький»… Так мы поможем, выручим… И всем будет хорошо. Иногда лучше сразу разрубить узел. Ты историю хорошо учил, надеюсь? Был в древней Азии или Африке царёк такой, Гордием его звали. Так вот, он умудрился запутать такой узелок, что никто его развязать не мог. Нашёлся один – Александр Македонский, который взял да и разрубил этот узел мечом. И – вся печаль. Помнишь такую историю? «Гордиев узел» та закавыка с тех пор и зовётся… Мы ведь вроде врачей или санитаров, – без устали гнул своё Иван Семёнович. – Любую болячку надо упреждать, профилактировать, так сказать. Если запустить, на лечение во сто крат больше времени и сил уйдёт. Согласен? Ну вот, ты же разумный хлопчина. Подумай о будущем, Богдан… Подумай.

– Да что ты его, мудака, уговариваешь?! – неожиданно взорвался, вскочив и отбросив табурет, его напарник и протянул к лицу Богдана сжатый кулак. Не лапа – пыточный инструмент какой-то, тиски железные. – Это же натуральный волчонок!.. Гляди, как у него глазёнки бегают, шмыгает без конца, слезу из себя давит, а сам молчит, как будто в рот воды набрал. Выплюни, сучонок! Выплюни, тебе говорю! И вместе со слюной всё выплёвывай, всё, что про своих друзей-бандеровцев знаешь. Нет таких? Брешешь! У нас другие данные! Говори, тебе сказано!.. Выбор у тебя простой: или рассказываешь нам о связях своих односельчан с подпольем – или получаешь, в лучшем случае, «десятку» лагерей. За что? Есть за что! А батьку с мамкой твоих, само собой, сошлём на выселки в такие края, где всем места хватает!

Сташинскому этих «ласковых» внушений с головой хватило, чтобы вмиг почувствовать себя ничтожнейшей из козявок, которую и давить-то никто специально не собирается, просто так, походя наступит грязным сапогом – и все дела. А что там у тебя – есть ли душа или что другое, ровным счётом никого не волнует…

Он сидел на табурете, уставясь пустыми глазами в никуда, и вздрагивал всем телом при каждом ударе собственного сердца.

– Ты зубами-то не скрипи, хлопчик, – участливо говорил ему один из новых старших товарищей. – У меня была как-то одна бабёнка-медичка. Так вот, она мне говорила, что у тех, кто скрипит зубами, глисты водятся. Лечиться тебе надо, Богдан…

В конце концов ошалевшего студента отпустили со словами:

– Иди, Сташинский. К нашему разговору ещё вернемся. Лети, голубь сизокрылый.

«– Подсудимый, что требовал от вас Ситниковский?

– Он предложил мне выбор: или я сам выкручусь из этого положения и помогу своим родителям, или меня арестуют и осудят на 25 лет тюрьмы, а моих родных сошлют в Сибирь. Это он совершенно определённо сказал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});